На выходе стояло несколько здоровых черных непроницаемых мусорных мешков. Игорь подхватил два, кивнул на оставшийся:
— Цепляй.
Мешок оказался неожиданно тяжелым. Тянул руку. На каждом шагу внутри что-то громыхало. В лифте двум мужикам с тремя мешками оказалось тесно. Игорь хмыкнул.
— У меня в детстве собака была. Ньюф. Прожила девять счастливых лет, состарилась и умерла. До сих пор жалко. Но знаешь, смерть штука фальшивая, а жизнь смешная. Собаку в мешок уложили, взяли лопату с ломом. Зима была. Отец свистнул соседа, пошли до ближайшего леса хоронить. Ну и, естественно, вечера дождались, чтоб никто не наезжал. Теперь представь картинку. Одиннадцать часов вечера. Подъезжает лифт. В нем дамочка. К дамочке заходят два угрюмых мужика с лопатой, ломом и мешком, в котором что-то весьма здоровое лежит, по всему видать труп. Свидетели умирают по пятницам. Короче тетка себя чувствовала как минимум не в своей тарелке. А еще говорят жизнь и книжки-киношки вещи разные. Фигня.
В дверях Игорь замешкался, пытаясь перехватить два мешка одной рукой. Долго хлопал по карманам в поисках ключей, наконец, пискнул сигнализацией. И скатился по лесенке от подъезда к машине. Мешки запихал на заднее сидение, хлопнул дверцей.
Потом словно вспомнил что-то, побежал на середину двора. Назад вернулся с двумя пустыми пивными бутылками, бросил в урну.
— Все, покатились.
Бородатый плюхнулся за руль. Олег сел рядом.
— А в мешках чего?
— Потом узнаешь.
На выезде со двора пришлось остановится. Прямо на повороте встал новенький черный «лексус». Игорь тихо ругнулся себе под нос.
— Не проедем? — встрепенулся Олег.
— Проедем, — отозвался Игорь. — Только не сразу.
Он приоткрыл дверцу, выставил ногу на улицу, вывернул на полную руль и потихоньку нажал на газ. Машина двинулась вперед буквально на полтора шага и уперлась в «лексус». Игорь зло закрутил руль в обратную сторону и так же на шаг сдал назад.
Машина поворачивалась медленно, дергаясь туда-сюда, ловя сантиметры до черного бока. Прошло минут двадцать, прежде чем Игорь смог протиснутся между торцом выходящей на дорогу ракушки и сверкающим боком дорогой тачки.
— Твою мать, — выдохнул бородатый закрывая дверцу. — Откуда это берется? Человек покупает крутую иномарку и считает, что если у него есть на это деньги, то он немеряно крут и больше ни о чем и ни о ком думать не надо.
— Он не прав, — задумчиво произнес Олег.
— А сам как думаешь? — повернулся к нему Игорь. — Мы пол-часа потеряли. Хорошо сейчас автоматические коробки на все машины ставят. На механике мы бы тут до завтра выруливали бы. А если б ты при смерти был? А если б пожар? Что тогда?
— Надо научить, — решил Олег и распахнул дверцу.
— Хочешь ему записку под дворником оставить? — съехидничал бородач.
— Подожди.
Парень вышел из машины и вернулся к «лексусу». Игорь наблюдал за ним через зеркало заднего вида. Олег остановился, в руке словно из неоткуда возникло черное лезвие подаренной Котом «гюрзы». Рука парнишки взлетела вверх и резким ударом опустилась вниз. Сухо хлопнуло. По асфальту разлетелись разноцветные осколки правой задней блок фары.
Олег поспешно убрал нож и вернулся в машину.
— Поехали? — не то спросил, не то предложил.
Игорь улыбнулся и надавил на газ. Машина выехала на дорогу, беспрепятственно двинулась дальше.
— Сколько стоит фара от «лексуса»?
— Достаточно, чтобы задуматься, — улыбнулся Игорь. — А почему правую грохнул?
— Ну, если б мы его зацепили, разбилась бы правая.
— Прозрачный намек, — кивнул бородатый. — Добро пожаловать в реакционеры.
Солнце било в окно, отчего стаканы, чашки, чайник и разбросанные по столу ложки отбрасывали словно бы за уши вытянутые тени. Люда сидела на стуле, как на жердочке, подобрав под себя ноги. Чай не пила, только сахар в нем размешивала уже минут двадцать.
Старуха смотрела с пониманием. Сахар уже давно разошелся, а если б и осталось что, в остывшем чае не растворилось бы ни в жизнь. Но не просто ж так ложкой стекло сверлит. То что внутри сидит куда-то деть пытается, только так просто не денешь.
— А дальше что? — спросила старуха у притихшей девушки.
— Ничего, — покачала головой та. — Ждала я его ждала. Думала, коли не в этом мире, так в том встретимся. А потом — раз приходит ко мне тот, чье имя и произносить не хочется, и говорит: «Ты тут во свету сидишь, милого своего ждешь, а того не знаешь, что сюда он не придет». Я чуть не обезумела. То ли лукавство это, то ли издевка. Спросила почему так, а лукавый гость мой мне и отвечает, дескать есть не только свет и тьма, есть еще и рубеж между мертвым и живым миром. «Вот на рубеже, — говорит. — Милый твой и задержался. Только сейчас его и там нет. Вернулся он в живой мир. Хочешь к нему?» И смотрит на меня так искоса словно конфету ребенку показал и спрятал.
Люда подняла чашку, поднесла ко рту, но губами края так и не коснулась. Поставила обратно, заговорила снова.
— Что я ему могла сказать на это? Конечно, согласилась. Он говорит: «Хорошо, я тебя в живой мир верну, только за то душу свою ты мне в заклад оставишь. Иди, ищи. Коли не найдешь своего милого, посчитаешь, что обманул тебя, верну душу. А коли найдешь, живи, но помни, что душа твоя не свету принадлежит, а тьме».
— Согласилась, — задумчиво произнесла старуха.
— Согласилась, — кивнула девушка.
— Что ж ты наделала, девонька. Что ж натворила.
— Дура баба, — фыркнул Кот.
— Я его больше жизни люблю.
— Любишь, — кот подпрыгнул с табуретки, метнулся через кухню, став похожим на хищного зверя запертого в клетку. — А коли любишь, чего тогда по всем дворам ходила, задом вертела?
Люда всхлипнула.
— Не рычи на нее, зверь, — проворчала Яга. — Не ее вина. Видишь, сама не своя, страдает.
— Ее вина, что тьму в себя пустила, а потом преумножила и дальше повела.
— Замолкни, зверь, — грозно повела бровями старуха. — Не то опять поссоримся.
Старческая рука опустилась на девичью руку, погладила, приголубила.
— А ты, девонька, иди к нему. Живи с ним, лови каждый миг. Не долго ему осталось. Меньше, чем кажется. Так что люби его и не забывай, что любишь. Не пускай в себя темное. До смерти у тебя над тьмой силы есть. А по смерти видно будет.
Люда посмотрела преданно, как собака, которую всю жизнь били ногами и палками, а потом вдруг накормили и приласкали.
— Спасибо вам.
— Не на чем. Только вот что, память Милонегова в нем спит. Не тревожь ее. Когда надо будет, я сама ее открою. Сейчас не время, — старуха поглядела в девичьи глаза, что светились, сияли, лучились вернувшейся чистотой и, впервые назвав ее прошлым именем, добавила: — Ступай, Ладушка. Он вернется скоро. Жди. И не отступайся. Что решила, делай.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});