– А вот это зачем? – Я кивнул на стену с фотографиями. – Тоже на заказ?
– Нет, это тоже для души. А знаете, как делается?
Я пожал плечами:
– Сфотографировали, а потом на компьютере обработали, в каком-нибудь "Фотошопе".
– Ничего подобного! – гордо глянул он на меня. – Никакого компьютера, никакого "Фотошопа". Снимки живые, сделаны обыкновенным цифровиком. Просто сняты не сами здания, а их отражения в воде, ну и потом перевернуты на сто восемьдесят градусов. Потому и выглядят, будто их изогнуло.
Я присвистнул и посмотрел на него с невольным уважением. Это же надо было додуматься – так снять фасады обыкновенных питерских домов!
– Не желаете ли кофе?
Я, все еще не знавший, как перейти к конкретному деловому разговору – ну не вязался у меня этот парень с образом гея! – согласно кивнул. Он ушел на кухню, а я принялся разглядывать картины. Да уж, далеко не звездолеты, принцессы и рыцари с мечами… Питерские пейзажи (я узнал костел на Среднем проспекте и Никольский собор), портреты каких-то дамочек бальзаковского возраста (мимо которых я прошел бы, не оглянувшись), а вон и вовсе натюрморт, главным героем которого является блюдо с переспелыми неаппетитными персиками… Не понимаю я такого художества. Мне, например, всегда нравились картины Ильи Глазунова, которого многие почему-то на дух не выносят. К примеру, та же Катя…
На столе стоял компьютер, и валялось несколько черно-белых распечаток. Вот тут присутствовала и весьма аппетитная принцесса с обнаженным торсом, и бородатый гном с молотом, похожий на пивной бочонок прошлого, и звездолет, смахивающий на совковую лопату без черенка.
Я взял распечатку с принцессой в руки, пригляделся. Имелось в этой девице что-то странное.
Скрипнула дверь, в комнате появился хозяин с подносом, на котором разместились турка, две чашки, две ложечки, сливочник и сахарница, взятые по крайней мере из трех разных сервизов.
Мне пришлось вернуть принцессу на место.
– Я, знаете ли, по-старинному завариваю.
– Ну и отлично! – сказал я. – Я вообще чистый предпочитаю. Даже без сахара. Любопытные у вас картинки…
Он скривился в улыбке, в которой не было ни малейшего признака благодарности за комплимент.
– Да ладно вам! Вы ведь не картинки мои пришли разглядывать. Задавайте вопросы.
Черт, ну не так он себя вел, совсем не так!
– Хорошо, – сказал я. – Как говорится, будем откровенны до грубости… Насколько мне известно, вы были любовником Петра Бердникова, на ту пору председателя совета директоров компании "Бешанзерсофт".
– Секундочку! Я бы выразился иначе. Любовник это когда по любви, а у меня к нему никакой любви не было.
Ого, какое заявление!
– Он вас что, принуждал?
Саймон мотнул головой:
– Нет, все делалось по доброму согласию. Считайте, я был мальчиком по вызову, только вызывал меня мужик, а не дама бальзаковского возраста. Он мне платил. Ради таких денег можно и в "Кентавре" посидеть, и мужика вместо дамы поиметь.
Я едва не поперхнулся.
Ого, какая откровенность! И ведь ни капельки стыда или хотя бы ощущения неудобства!
– Вы хотите сказать, что вы – не гей?
– Разумеется. Я самый обычный гетеросексуал. Для удовольствия я трахаюсь с девчонками. А это было нечто вроде дополнительного приработка. И весьма хорошего. По крайней мере, после смерти Петра мне пришлось подтянуть поясок.
– То есть он был… он был вместо женщины?
– Разумеется. Он был пассивный. Или как там они называются?.. Маша?.. Мурка?..
Я был потрясен.
Сложившаяся в моем мозгу картина рушилась, словно карточный домик. О какой ревности тут может идти речь?
– У него крыша была не в порядке, – продолжал Саймон, размешивая ложечкой сахар. – Я думаю, в конце концов он бы закончил операцией по перемене пола… Да вы пейте кофе-то!
Оказывается, мой кофе все еще стоял на подносе и вид имел абсолютно нетронутый.
Черт! Вот и новый мотив появляется. Перемена пола человеком подобного положения – это скандал в благородном семействе. Такое можно и не допустить… У Полины Шантолосовой должны быть веские причины не доводить мужнин "адюльтер" до такой развязки.
– Скажите, Виктор, а что он был за человек?
Саймон сделал пару глотков, размышляя. Взялся за свою чашку и я.
– Вы знаете, при всем идиотизме ситуации, человек он был неплохой. Любовью своей мне не докучал. Ему это требовалось два раза в неделю. Обычно мы встречались в "Красном кентавре" во вторник и в субботу.
Я вспомнил, что авария произошла в понедельник.
– Потом перебирались в заранее заказанный номер в гостинице. Гостиницы бывали разные. В номере я его и… На ночь никогда не оставались, он платил наличкой и уезжал домой.
– О делах он вам не рассказывал? Враги у него имелись?
– Нет, о делах речи не было никогда. Один-единственный раз он заговорил как-то о жене, о том, что налаженная жизнь рушится, что они со студенческих лет вместе, что фирму вместе создавали. Что у нее любовник появился, и это все из-за него, Петра. Что он бы и рад все вернуть назад, да не может, потому что против природы не попрешь. По-моему, он был несчастный человек, хотя на вид и не скажешь.
Я сделал еще глоток:
– А мог он покончить жизнь самоубийством?
Саймон снова задумался, покачивая в руке чашку.
– А дьявол его знает! Вы поймите… Я ведь не любовница, которая примет, обогреет и утешит. Я дело сделал, плати бабки, и разбежались. В конце концов, я ему не навязывался, это он до меня докопался.
Парень становился мне все неприятнее. Черт, мы ведь выросли с ним в одном городе, и он ненамного моложе меня! Как появляются такие? И ведь наверняка считает, что совершал благой поступок, помогал человеку в беде… А впрочем, если поразмыслить, так оно и есть. Он был вроде платной сиделки при больном, а сиделки, разговаривая о своих подопечных, вряд ли особенно переживают за них.
Ясно было одно: этот парень никакого отношения к смерти Бердникова не имеет. И ничем мне не поможет. Я был в этом уверен на сто процентов.
– Что же касается врагов… Наверное, были. Врагов не бывает только у мертвых. Но он никогда на эту тему не заикался.
– А о чем вы вообще говорили?
Он залпом допил кофе и поставил чашку на поднос:
– Знаете, я думаю, это вряд ли будет интересно. Мы говорили о чем ему в данный момент хотелось. И содержание наших разговоров вряд ли вам поможет. Вот если бы вы были сексопатолог…
Мне давали понять, что разговор окончен. А поскольку я и сам считал, что продолжать его не имеет смысла, то с готовностью отставил чашку и выбрался из кресла. Взгляд мой упал на рисованную принцессу. И тут я понял, почему она мне показалась странной – несмотря на аккуратные груди, было в ней что-то от мужика. Будто девчонку изображал парень – накачанные мышцы, агрессия во взгляде…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});