Привлекая латинский термин
generatio, «
порождение», мы должны назвать полученную нами конструктивную сущность звука
генеративно-конструктивной сущностью, а максимально совершенную модель сущности назвать генеративно-конструктивной моделью.
Проблема эта очень трудна и плохо поддается популярному изложению. Нам поэтому не придется излагать ее более или менее подробно, т.к. она одна потребовала бы целой книги. Мы ограничимся здесь только ссылкой на некоторую литературу.
Из иностранной литературы мы указали бы на работу В. Ингве[25], с которой можно познакомиться по краткому изложению ее у Ю.С. Степанова[26]. В советской литературе создателем теории т.н. аппликативной порождающей модели является крупнейший лингвист С.К. Шаумян, который построил первоначальный и необходимый терминологический аппарат и впервые глубоко проанализировал само понятие порождения[27]. Ему же принадлежит статья «Современное состояние двухступенчатой теории фонологии»[28].
Заметим еще, что к этой области порождающих моделей относится и то, что обыкновенно называется коммуникативной функцией языка. Это самая основная и центральная функция языка вообще, поскольку язык самым существенным образом и определяется не иначе, как орудие человеческого общения.
Когда мы что-нибудь кому-нибудь сообщаем, наш язык, несомненно, нечто порождает и вовсе не остается на ступени абстрактной модели или абстрактных конструктов мысли. Эта коммуникация требует специального исследования, которого мы здесь не будем производить.
Мы скажем только то, что коммуникативной функцией обладает не только язык в целом и не только его отдельные слова, но также и отдельные его звуки и притом в двояком смысле слова. С одной стороны, всякий звук есть он сам, независимо от тех внезвуковых значений, которые он может иметь. Ведь можем же мы сказать, что звук А есть именно звук А, а не что-нибудь другое, не какой-нибудь другой звук. В этом случае он имеет и свой собственный смысл, а именно смысл звука А и свою собственную коммуникативную функцию, потому, что мы можем называть этот отдельный звук А, его отдельно произносить или понимать и рассчитывать, что таким же точно образом поймут его и другие, беседующие с нами об этом звуке А. С другой стороны тот же самый звук А может иметь и внезвуковое значение, а именно быть противительным союзом. В обоих случаях мы будем иметь дело не просто с моделью звука А, но именно с порождающей моделью звука А, причем это порождение примет форму коммуникации.
Итак, не входя подробно в анализ коммуникативной функции языка, мы уже сейчас должны сказать, что она относится к той области языка, к которой относится и порождающая модель звука А, и без этого порождения она невозможна.
Двухступенчатая теория С.К. Шаумяна в фонологии
Эта теория С.К. Шаумяна впервые вносит необходимую ясность в теорию языковой абстракции. Поскольку уже давно прошли те времена, когда звук речи принимался в своей непосредственной эмпирической данности, постольку уже давно назрела и потребность дать такую теорию абстракции, которая обеспечила бы для языкознания подлинное научное место. Уже в 1938 г. Р. Карнап указывал на необходимость разграничения ступеней наблюдения и конструктов в науке о языке. С.К. Шаумян воспользовался этим очевиднейшим и необходимейшим разграничением и построил на этом обстоятельную теорию языка, которую так и назвал «двухступенчатой теорией». Она относится ко всем уровням языка и, прежде всего, к уровню фонологии. Кроме указанной у нас только что статьи С.К. Шаумяна сюда относятся и другие его работы[29].
С.К. Шаумян исходит из звука, как непосредственной акустической данности с его собственными, тоже чисто акустическими свойствами или признаками. Это то, что мы находим на ступени наблюдения. Тут покамест еще нет никакого рационального разделения звуков, нет никакого их обобщения или абстракции, а имеется пока только глобальный и нерасчленимый процесс звучания, вполне естественный и совершенно донаучный. Если читатель вспомнит, то с этой стихии непосредственного звучания начинали и мы. В таком виде едва ли когда-нибудь раньше звук был предметом научного исследования. Даже классическая фонетика младограмматиков по необходимости отвлекалась от непосредственного звучания и, выставляя свои, хотя и приближенные законы фонетических переходов, уже отвлекалась от чувственной непосредственности и строила некоторого рода отвлеченные структуры, которые тогда и носили название «фонетических законов».
Поднимаясь выше по ступени абстракции, С.К. Шаумян констатирует вместо непосредственно данных звуков их те или иные отношения, без которых невозможно ни различать звуки, ни объединять их в раздельном виде. Это – область уже не просто самого звука или его акустических свойств, но – реляционно-акустическая область. Эти реляционно-акустические свойства звуков мы и слышим реально. Ведь мы не слышим самих воздушных колебаний или воздействия их на нашу барабанную перепонку. Все это есть только глухонемая субстанция звука, которая изучается в физике, но о которой языкознание не имеет никакого представления. Эта субстанция звука должна быть услышана, т.е. переведена на язык человеческого сознания. Такое реальное слышание звуков и создает в нашем сознании специальную звуковую область, построенную на понимании разных отношений между звуками и состоящую из реальных образов звучания. Это – уже некоторого рода абстракция в сравнении с непосредственной чувственностью звука. Однако эта абстракция все еще не является основой фонологии как некоторого рода специфической научной области.
Для науки требуется еще более высокая абстракция, так же как и непосредственное зрительное восприятие цвета еще не есть понятие цвета, а ведь наука оперирует только точными понятиями. Конечно, для того, чтобы иметь понятие зеленого цвета, надо сначала иметь непосредственное чувственное восприятие зеленого цвета и такой же непосредственно чувственный его образ. И только имея восприятия и образы разных цветов, мы догадываемся, что существует и цвет вообще, т.е. уже получаем понятие цвета; и без такого понятия цвета не может быть и самой науки о цвете, т.е. цветоведения.
Поэтому, когда мы подмечаем различия, сходства или тождества реально слышимых звуков, мы тотчас же распределяем эти слышимые нами звуки на разные группы или классы и начинаем подмечать их большую или меньшую общность. Так, сопоставив все по-разному произносимые и по-разному слышимые оттенки звука, мы догадываемся, что это в сущности один и тот же звук, но только данный в разных положениях среди живого потока речи. С.К. Шаумян называет эти обобщенные звуки фонемами, а их реально слышимых представителей – фонемоидами. Как читатель помнит, этой терминологией воспользовались и мы. И после работ С.К. Шаумяна эта (или подобная ей) терминология представляется элементарно-необходимой и не подлежащей никакому сомнению.
Настолько же понятной и необходимой являются и две другие пары понятий, которые ввел С.К. Шаумян. Если от звука мы идем к его реляционно-акустическому представлению, который называем фонемоидом, а от фонемоида –