Читать интересную книгу Таинственная четверка - Полякова Татьяна Васильевна

Вадим быстро разлил водку по рюмкам и сказал:

– За знакомство.

И мы выпили.

– Вам чего от меня надо? – хитро спросила Раиса, закусив огурцом. – Не просто так добро переводите.

– Не просто, – кивнул Вадим и лихо ей подмигнул. – Хотим знать, что у вас в поселке за люди живут. Дом здесь присматриваем. Правду-то никто не скажет, лишь бы добро свое сбыть, а лопухнуться не хочется.

– Говно народ, – изрекла Раиса. – Наливай по второй.

Примерно час она вдохновенно повествовала о местных нравах. Хороших людей тут в принципе не водилось, да и откуда им взяться? Сама Раиса, имея чуткую душу и не найдя в соплеменниках понимания, вынуждена употреблять в ущерб здоровью, иначе бы давно закостенела душой.

– А батюшка как же? – ввернул Вадим, закусывая капустой.

– Батюшка хороший… добрый батюшка. Только ведь сожрут они его.

– Кто они?

– Эти. Олигархи. Не ко двору он им пришелся. Прежний-то поп им, прошу прощения, одно место лизал, а этот все про долги талдычит. У богатых, мол, долги перед бедными. Совершенно с этим согласна. Уж если нахватал деньжищ, так будь любезен поделиться. У нас ведь здесь как: четыре богатые семейки. Перво-наперво, Ключников, обе фабрики его и, кроме них, чего только нет. Все под ним ходят, слово сказать боятся, уволит с фабрики – и иди куда хочешь. Потом эти, Стрешневы, там мамаша такая фифа, прямо королева английская, и девку свою так же воспитала. Папаша вроде неплохой мужик, но перед ней по струнке ходит. Видать, деньги-то ее, да и моложе он. Дальше, – принялась загибать пальцы Раиса, – Краско. Говнюк редкий. Никогда не здоровается, морду задерет и мимо. Бог его за то наказал, девчонка ихняя утопла. Хотя грех так говорить, отец Владимир бы не одобрил. Ну и Лебедевы. Эти редко появляются, все по заграницам, дочка здесь с бабкой живет. Та тоже везде суется, меня, курва старая, жизни учила. Вот эти богатеи у нас всем и заправляют. Какую блажь ни придумают, а ты давай радуйся. Взять хоть театр их дурацкий, нужно мне больно на них смотреть, у меня телевизор есть.

– Вернемся к отцу Владимиру, не пришелся он ко двору, – кивнул Вадим. – И?…

– И… все. Невзлюбили. В церковь ходить перестали. Еще и напраслину возвели. – И она, понизив голос, поведала о надписи, сделанной на ступеньках церкви.

– Вот как? – хмыкнул Воин. – Так, может, неспроста батюшку невзлюбили, может, была причина?

– Не-е-е, – протянула она. – Злобные происки олигархов. Потому что он за бедных. Между прочим, у самих богатеев рыльце-то в пушку. Я своими глазами видела, как Стрешнев девчонку лапал, эту… утопленницу.

– Прямо-таки лапал? – насторожился Вадим.

– Ну, тут, конечно, понять по-разному можно.

– Так расскажи, чтоб понять, – разливая водку, предложил Вадим.

– Только вы никому. А то мне башку-то оторвут. Я же вам говорила, кто у нас здесь заправляет.

– Могила, – кивнул Вадим, и я вслед за ним.

– Короче, иду я аккурат в тот день, когда она утонула. Утром или ближе к обеду… в общем, иду в магазин. Я всегда напрямки хожу, мимо клуба, там сквер и детская площадка. В сквере я их и застукала. Слышу, мужик какой-то выговаривает, ты такая-рассякая, не смей этого делать. Мне интересно стало, я за кусты и заглянула. А там Стрешнев Ирку Краско в охапку схватил и трясет, точно грушу. Лицо багровое, она ему «отпустите», а он: «Дрянь, дождешься, я тебя придушу».

– Так и сказал? – усомнилась я.

– Может, не так, но похоже. Злой был точно. Тут они меня заметили, он ее сразу отпустил, она бегом от него, а он морду от меня воротит и пошел прочь.

– Вы об этом кому-нибудь рассказывали? – спросила я.

– Нет. Я что, дура? Только вам, по-дружески. А дочь Стрешнева к художнику шастает. Не удивлюсь, если в подоле принесет. Соплячка, а титьки как у бабы, по мужикам глазищами так и шарит. Срам.

Тут я вынуждена была с ней согласиться, вспомнив, как Изольда «шарила глазищами» по Вадиму. Может, и в остальном Раиса недалека от истины.

– Зачем девчонке к мужику в гости ходить? А я сама видела, как она к нему в калитку – шмыг. И на речке их не раз видала, и художника, и Изольду с Тонькой Лебедевой. А Юлька Малая, соседка художника, говорила, что он голых баб рисует. Может, и не только рисует. Но об этом молчок. – Она приложила палец к губам. – Кровопийцы всех в страхе держат. Сказал слово – и каюк. Подпалят, на хрен, мои хоромы. И хорошо, если без меня. А теперь слыхали, говорят, пацана повешенным нашли, племянник Светки Карасевой. Такая дрянь, прости господи, Светка, я имею в виду. Пацан-то был неплохой, но угораздило связаться с Иркой Краско, а папаша ее: «Не нужен нам такой-сякой». Загнали парня в петлю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Краско запрещал дочери с ним встречаться? – уточнила я.

– Знамо дело… Не то бы в петлю не полез.

– Так, может, с горя. Ира ведь утонула.

– Может, и с горя. Но запросто мог и Иркин отец придушить. У него в городе завод или два. Богатей, одним словом. А Гоша кто? Сирота. Хотя тоже не из бедных, Светка вон как жирует. На пенсию-то икру жрать не станешь, выходит, деньги племянника проедает. Негусто у нас с хорошими людьми, негусто.

– А что за черная кошка между тобой и батюшкой пробежала? – вновь разливая водку, спросил Вадим.

– Это кто сказал? – ахнула Раиса.

– Он и сказал, мол, подбили тебя нехорошие люди на скверное дело. Так?

– Нет, – отчаянно замотала она головой. – Это в меня нечистый вселился, не иначе. Сама не знаю, что со мной было…

– А телевизор тебе тоже нечистый купил? – серьезно поинтересовался Вадим. – Давай как на духу. Здесь все свои.

– Ой, блин. Я клялась, что молчать буду. Грех это.

– Грехи и замолить можно, а завтра с утра надо опохмелиться. – Он достал купюру и положил на стол.

– А мне, это… ничего не будет? – Она вздохнула, взяла купюру и сунула в бюстгальтер. – Художник этот… он меня подбил.

Мы с Вадимом переглянулись. Неожиданный поворот.

– Художник подбил вас устроить скандал в церкви? – уточнила я. – Зачем ему это надо?

– Вот уж не знаю. Подловил меня возле магазина, падла, и говорит: «Приходите ко мне, я вас рисовать стану». Ну я ж не дура, ага, думаю, не иначе голой заставит сидеть. Рожа его бесстыжая. С другой стороны, чего и не посидеть, если для искусства. Чего красоту-то свою от народа прятать. Я сразу вопрос ребром: мол, сколько заплатишь? А он: «Приходи, там посмотрим». Пошла. Тогда в первый раз и Изольду там засекла. Ждала, чтоб пройти незаметно, на фиг мне пересуды всякие, и так черт-те что болтают. Глядь, эта соплячка из калитки шмыгнула. Ну, думаю, мужик-то дурной, кто ж с этими сикухами свяжется. Захожу. Врать не буду, раздевать меня не стал, сказал: «Так сиди». Я сижу. Болтать не смей, шевелиться тоже. Руки-ноги затекли. А дал сущие копейки. Но назвалась груздем – полезай в кузов, стала я к нему ходить. Три раза ходила, а на четвертый он мне говорит: «Надо батюшку разыграть». И заморочил мне, несчастной, голову, я и поддалась.

– Зато теперь телевизор новый…

– За него еще кредит платить. Но материально помог, конечно. Я к нему, бывает, забегаю, не отказывает, дает на бедность мою. Эй, вы никому ничего не расскажете? – заволновалась она.

– Конечно, нет, – успокоил Вадим. – Выходит, художник со священником что-то не поделили?

– Вот уж не знаю. Художник и в церковь-то никогда не ходил. Я его точно не видела там ни разу. А я на всех службах… теперь, правда, не хожу, перед батюшкой стыдно. Соблазнилась, продала отца Владимира, как Иуда Христа за тридцать сребреников. Сижу и плачу от горя. Только водкой и спасаюсь. А то хоть вешайся.

– Вы бы лучше ему покаялись, – посоветовала я.

– Ага, придумала. Чтоб меня олигархи со свету сжили? Ты что, не поняла? Они тут все повязаны.

Бутылка вскоре опустела, язык у Раисы к тому моменту уже заплетался, а идеи стали посещать неожиданные. К примеру, неизвестные злопыхатели навели на ее дом специальные лучи, и от этого она не может бросить пить, хотя каждое утро старается. Надо бы дом продать и купить другой, но где гарантия, что злодеи вслед за ней не переедут вместе со своей установкой.