Читать интересную книгу Седьмая жертва - Алан Джекобсон

Ладно, пора возвращаться к Дикону.

– Почему ты не можешь привезти ее сам?

– Потому что не могу. Я занят.

Проклятье!

– Хорошо, я приеду так скоро, как только смогу.

– Я должен буду уйти через час.

Карен нажала кнопку, обрывая разговор в тот самый момент, когда к бровке тротуара подлетел первый автомобиль. Из него выскочили два агента и отыскали ее взглядом. Визжа тормозами, у входа в банк остановилась еще одна машина, и тут же голос по радио произнес:

– Всем машинам, Чарли Дельта Эхо.[28] Начали!

Карен схватилась за ручку двери, рванула ее на себя и влетела в банк.

Ключи от машины были уже в руках у Дикона, когда он уставился на Карен через проволочную сетку на двери.

– Я подумал, что ты не успеешь, и как раз собрался уходить.

– Давай сюда эту чертову книгу, Дикой!

Карен вполне справилась со своей ролью в банке, но нервы ее после тренировки все еще были напряжены, а остатки адреналина гуляли в крови, не давая пульсу успокоиться. Так что она не собиралась выслушивать издевательские насмешки Дикона.

Он злорадно оскалился, но потом повернулся и направился в гостиную. Она переступила порог и осталась в прихожей, нетерпеливо постукивая по полу кончиком туфли. Она изрядно нервничала, находясь в этом доме. Ее так и подмывало выхватить пистолет и как следует дать ему рукояткой по башке. Хотя бы в память о недобрых старых временах. И еще за то, как он обращался с Джонатаном. Но больше всего из-за того, как он вел себя вчера.

– А скажи-ка мне, Карен, – послышался из кухни голос Дикона, – наше последнее свидание доставило тебе удовольствие?

Она прижала левый локоть к телу и, нащупав кобуру с «Глоком» почувствовала себя увереннее. Из коридора неожиданно показался Дикон, держа в руке учебник Джонатана.

На губах его играла мерзкая и злорадная улыбка, когда он вихляющейся, танцующей походкой вошел в гостиную. Сделал пируэт перед Карен.

– Держи, милая! – И протянул ей книгу.

Но когда она потянулась за ней, отдернул руку и спрятал учебник за спину.

Карен в который уже раз почувствовала, как в ней поднимается слепая, неконтролируемая ярость.

Дать ему с размаху рукояткой пистолета по башке. Или всадить пулю между его гнусных глазок цвета грязной глины.

– Дикон, я не в настроении терпеть твои выходки. Дай мне эту чертову книгу!

Его лицо оказалось в нескольких дюймах от нее. Она подалась вперед, и он издевательски отпрянул назад.

– Тебе следовало нажать вчера на курок, Карен. Потому что я все еще жив, и я превращу твою жизнь в ад! Кроме того, есть еще Джонатан, и уж его-то жизнь я сделал невыносимой…

Кровь шумела у Карен в ушах. Если она не выпустит пар или немедленно не уберется из этого постылого дома, то непременно сотворит что-нибудь такое, о чем впоследствии горько пожалеет. Она стиснула зубы и резко развернулась, чтобы уйти. Пропади она пропадом эта книга, она уходит отсюда. Джонатан поймет ее мотивы.

Но, когда она уже отвернулась

Дикон схватил ее за руку

И кран сорвало, и ее ярость вырвалась из-под контроля, как река, прорвавшая плотину…

она развернулась и ударила его в лицо

он отлетел назад

и упал на колени

А потом голова его с глухим стуком ударилась об пол. Карен смотрела сверху вниз на поверженного бывшего супруга» который осторожно тряс головой, пытаясь прийти в себя. – Ты сам на это напросился, грязный сукин сын! – выплюнула она. – Только попробуй еще хоть раз прикоснуться ко мне! Она разглядела злополучный учебник, который отлетел под диван, и наклонилась, чтобы достать его. Выпрямляясь, Карен уловила какое-то движение у себя за спиной и начала поворачиваться…

Но Дикон уже успел схватить ее за лодыжки и рванул на себя. Она пошатнулась и упала на спину, неловко, боком приземлившись на диван.

Видя, что глаза у него все еще затуманены, она вырвалась и изо всех сил ударила его в лицо каблуком. С разбитых в кровь губ Пикона слетел слабый стон, и он упал навзничь.

Оттолкнувшись от дивана, Карен выпрямилась и встала над своим оглушенным бывшим супругом. А потом острым носком туфли пнула его под ребра, отводя душу.

– Я не шучу, Дикон. Если ты посмеешь хотя бы подойти ко мне, я убью тебя!

Выскочив из дома, Карен поспешно села в машину. Сердце гулко стучало в груди, силы оставили ее, мысли путались, и она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Но скрип тормозов грузовичка для доставки товаров на дом, выехавшего из-за угла, привел ее в чувство. Нашарив в кармане ключи, она швырнула книгу на соседнее сиденье и завела мотор.

И вдруг вспомнила, как ехала по этой дороге в последний раз… избитая, растерянная, усталая и измученная. Жертва.

Но сейчас пришла очередь Дикона платить по счетам. Теперь уже он был избит и оглушен. Теперь уже он оказался жертвой. Карен вынуждена была признать, что сейчас она чувствовала себя намного лучше.

…двадцать первая

Он отправил сообщение, но ответа до сих пор не было. Чтобы все получилось так, как планировалось, ему надо крепко подумать. Может быть, предпринять какие-нибудь предварительные шаги. Провести свое, внутреннее расследование. Он мог наобум и наудачу вышвырнуть в окружающий мир то, что написал, но какой в этом смысл? Нет, все следует делать правильно. Нужный инструмент позволит довести работу до совершенства. Валиком для покраски стен даже настоящий художник не сможет нарисовать впечатляющий пейзаж, равно как и признанный фотограф не в состоянии снять крупным планом распускающийся цветок, если в его распоряжении имеется лишь нераздвижная фотокамера.[29] Для хорошей работы нужны правильно подобранные инструменты.

Подобный вывод натолкнул его на мысль о том, что значение имеют не только инструменты, так сказать, орудия производства. Все-таки самое главное – это презентация. Что, художник согласится выставить свои работы в каком-нибудь подвале, где их никто не увидит? Или же станет искать подходящее помещение с должным освещением, способным оттенить и высветить его шедевры, подбирая для них наилучшее обрамление и окружение? Какую пользу принесут его труды, заключенные на жестком диске компьютера? Вот поэтому ему и пришлось потратить немало времени и сил, чтобы сделать все, как надо… спешить в таких вещах нельзя, никак нельзя. В конце концов, терпение всегда считалось добродетелью.

Интересно, кто это сказал? А какая, собственно, разница? Кто бы ни произнес эти слова, главное, что в них заключается правда. Она, и только она, имеет значение.

Они отреагируют. Начнут действовать. Они просто обязаны.

Соседская собачонка лаяла не переставая, и ему было трудно сосредоточиться. Он сел за компьютер, но ничего не получалось. Вдохновение не приходило. Кажется, это называют творческим кризисом? Он что-то читал об этом. Ты сидишь и тупо смотришь на экран, но не можешь написать ни строчки. Пусть он не был писателем, во всяком случае, никогда не считал себя таковым, но этот чертов коккер-спаниель заходился лаем на одной ноте вот уже добрых пятнадцать минут. Гав-гав-гав. Гав-гав-гав. Гав-гав-гав. Этот безостановочный и монотонный звук действовал на нервы. Разве может кто-нибудь творить в таком шуме? Тот же Стивен Кинг, к примеру? Наверняка нет.

Его вдруг охватило жгучее желание постучаться в соседскую дверь и вонзить нож в тупые мозги злосчастной шавки, чтобы она наконец заткнулась.

Но, несмотря на то что его так и подмывало разобраться с надоедливым псом, все-таки он сможет взять себя в руки. Он не станет убивать собаку хотя бы потому, что она представляла собой низшую форму жизни и потому заслуживала некоторого снисхождения. Она просто не понимает, что творит.

Но когда речь заходила о сучках-шлюхах, сдержать он себя не мог. В конце концов он понял, что попросту не хочет этого, поскольку именно в этом и выражалась его сущность. Ему потребовалось некоторое время, чтобы осознать столь простую вещь. Но как только ему это удалось, он понял, как удовлетворить снедавшее его желание, желание получать все больше и больше. Желание испытывать наслаждение и удовольствие.

Нет, это не просто желание. Пожалуй, правильнее будет назвать его неконтролируемым стремлением. Неутолимым голодом.

Но понимал свои внутренние порывы лишь он сам. Он никогда не пытался объяснить другим, что чувствует, потому что твердо знал: они не смогут его понять и не захотят. Он смирился с этим. Смирился с тем, что был другим, и с тем, что даже его внутреннее «я» никогда не примет его таким, каким он был на самом деле.

Ну и что? Его самого вполне устраивало то, кем он стал. Никто и никогда не сможет больше подчинить себе его жизнь, никогда не сможет диктовать, когда ему разрешается делать то, что он хочет. Он научился быть свободным. Свобода – одно из самых почитаемых и неотъемлемых прав граждан нашей великой страны, и на то, чтобы понять, как добиться этого права для себя, у него ушли годы. Что ж, тем больше у него причин сполна насладиться плодами своей победы.