Читать интересную книгу Впереди - ледовая разведка - Владимир Стругацкий

«13 декабря в 13 часов 13 минут произвели посадку. Координаты 69 градусов 20 минут северной широты, 67 градусов 30 минут восточной долготы. Все в порядке».

Так в Карском море родился «лагерь Титлова». Кто-то назвал его так сначала в шутку, вспомнив о челюскинцах, о лагере Шмидта, а потом название прижилось.

— Ну, надо обустраиваться, — сказал командир. — Неизвестно, когда придет помощь. Чего медлить.

Шестнадцать дней просуществовал на льду «лагерь Титлова». Последним самолетом вывезли экипаж «Кондора». Так что к Новому году все успели домой. В Новый год Титлов поднял тост и за чертову дюжину. «Все-таки число тринадцать не такое уж злосчастное».

Один полет Матвея Ильича

Он спросил у экипажа:

— Что будем делать?

— Ты, Матвей Ильич, командир, тебе и решать, — ответил экипаж.

Еще час назад он такого вопроса не задал бы. Еще час назад его экипаж знал: они будут кружить над кунгасом, пока не подойдет тральщик.

Они и так уже кружили восемь часов. Восемь ужасных часов. Внизу, в бушующем море, волны швыряли маленькое суденышко, погибали люди. Вначале летчики пытались сосчитать, сколько же осталось в живых, и не могли: люди сидели среди трупов и почти не шевелились.

Уйти от этого ужасного зрелища, набрать высоту или делать большие круги было нельзя. Туман прижимал их к штормовому морю: чуть в сторону – потеряют из вида кунгас. Найдут ли его на следующем заходе?

И все равно еще час назад он экипажу такой вопрос не задал бы. Каждый понимал: посадить «Каталину» на такие волны – и людей не спасти, и самим погибнуть.

Еще час назад он, командир гидросамолета Матвей Ильич Козлов, считал, что главное они сделали – нашли людей с погибшего парохода. Нашли уже тогда, когда никто не надеялся, — через десять дней, в шторм, в туман. Теперь оставалось только ждать тральщика и точно навести его на кунгас. Каждые полчаса их радист давал пеленг. Их самолет – маяк, без него судно не отыщет людей.

Уже восемь часов они ждут. Восемь часов висят над Карским морем. Где-то на дне этого моря лежит потопленный немецкой подводной лодкой пароход «Марина Раскова».

Карское море еще не знало такой трагедии. Гибли конвои, уходили на дно суда с грузами, отбивался от «Адмирала Шеера» Диксон. Но шел уже 1944-й год, и до сих пор ни один наш конвой не постигла такая тяжелая участь, как БД-5, караван № 5 Белое море – Диксон. На «Расковой» было 354 пассажира. Среди них – 116 женщин, 24 ребенка. Люди семьями ехали на полярные станции. Да еще эскорт – три тральщика. Уцелел лишь один – 116-й.

«Наверное, их та же лодка угробила, которая пыталась сбить и нашу «Каталину», — подумал Козлов.

На лодку они наткнулись в день гибели «Марины Расковой», 12 августа. Днем они летали в Карское море на ледовую разведку. Шли в восьмидесяти милях севернее Амдермы. И вдруг Козлов услышал какой-то треск. Он подумал: барахлят моторы.

— Матвей Ильич, нас обстреливают, — доложил бортмеханик.

Командир резко бросил самолет вниз, почти прижав его к волнам, на огромной скорости пронесся над морем и снова загнал «Каталину» в густые облака. Но в тот момент, когда, почти задевая днищем волны, они неслись над водой, успели разглядеть рубку подводной лодки. Шторм болтал лодку, и фашисты промахнулись – повредили только один мотор. В тот же день летчики узнали: поздно вечером конвой БД-5 атакован подводной лодкой.

Это было двенадцатого августа, а сегодня уже двадцать третье. Десять суток прошло. Страшных суток. Самым тяжелым для него, Матвея Козлова, была его беспомощность. Там, в море, где уже погибло столько, быть может, кто-то еще жив и гибнет вот сейчас, когда туман не дает поднять «Каталину».

13 августа Матвей Ильич попытался вылететь на поиски. Его «Каталина» и еще несколько самолетов пошли к острову Белый – «Раскова» погибла в 60 милях от него. Но туман – ничего не разглядишь. Машина покрывалась льдом. Пришлось вернуться на Диксон.

Его «Каталина» шла на взлет и кружила над морем даже в такую погоду, когда другие не рисковали подняться. Дважды он летал 14 августа – безуспешно. То ли плохая видимость, то ли уже никаких следов трагедии не осталось. Тральщик искал – никого не обнаружил.

Но как только чуть распогодилось – вечером 17 августа, — он все равно решил вылетать. Десять часов пилил море галсами. Утром, когда уже собирался возвращаться на берег, наткнулся на вельбот. Издали показалось – пустой. Прошли над ним – люди! Живые!

Сели, подтащили вельбот. То, что летчики в нем увидели, было ужасно. Двадцать пять человек, изможденных за неделю скитаний без пищи и воды, с опухшими, раздутыми ногами, руки окровавлены. «Пить! Пить!» – кричали они. Был морс, всем дали по кружке.

Не просил пить только средних лет мужчина в военной форме. Механики еле втащили его в самолет. Он как сел, так и не шелохнулся. Механики разжали ему зубы, влили морс. У него хватило сил только облизать губы. Летчики попробовали снять с него сапоги, но ноги так опухли, что пришлось разрезать голенища. Пальцы растирать было уже бесполезно: черные, как угли. Придется, видно, ампутировать.

Рядом с военным сидела девушка.

— У него дочь и жена погибли, когда «Раскова» тонула. Он их посадил на моторный катер и отправил на тральщик. В катер всех с маленькими детьми посадили. Ну а мы – на веслах, на шлюпке. Они до тральщика быстро добрались. Только их на палубу подняли – взрыв. И 114-й на глазах на две половины. Вот он с тех пор ни слова и не сказал.

… В тот же день, 17-го, вылетели следом за Козловым еще два самолета – никого не нашли.

Сегодня, когда они вылетали на поиски, им многие говорили – бесполезно. За десять дней – кто выживет? Пассажиры прыгали с парохода в вельботы и катера в чем были, в спасательных лодках не оказалось даже пресной воды. Но на седьмом часу полета они увидели, как волны подбрасывают маленькое суденышко. Оттуда кто-то даже махал рукой. Кто-то, у кого остались силы поднять руку. Но это было девять часов назад. Сейчас уже никто не поднимает головы.

«Каталина» кружила над кунгасом.

Чем он может им помочь? Сбросить ватники, еду? Все, что было, уже сбросили. Половина утонула, не попав на раскачивающийся кунгас. Да и та одежда, которую поймали, тут же намокла, заледенела.

— Ну подождите, подержитесь, — уговаривал он их, словно там, внизу, в кунгасе, были слышны его слова. — Вы же столько держались.

Но он понимал, что людей на кунгасе уже охватило чувство какой-то тупой обреченности.

И он ждал судно, проклиная свое бессилие. Когда-то ему казалось, что самолет всесилен. Было это давно – еще в 1925 году. Тогда он тоже летал на летающей лодке, вернее – на лодочке. Рядом с громадной двухмоторной тяжелой «Каталиной» машина Григоровича – мотор всего в сто сил! — показалась бы лилипутом. На ней не было даже показателя скорости. Скорость определяли по звуку – вслушивались, как гудит ветер в тросах. «Стяжки поют – скорость есть, — учил инструктор. — Стяжки затихли – нет скорости».

Уже перед самым выпуском двадцатидвухлетний курсант школы морских летчиков Матвей Козлов поднялся над севастопольской бухтой один, без инструктора.

Он выровнял гидроплан, огляделся.

На берегу пыхтел паровоз – тащил пассажирский поезд. Вот бы пройти над вагонами, услышать, как запоют от скорости стяжки. С какой завистью оттуда, с земли, будут смотреть на него пассажиры! И курсант повернул самолет к берегу. Он поровнялся с паровозом, услышал, как загудел в стяжках ветер. И вдруг с ужасом увидел: поезд его обгоняет.

Высунулись из окон пассажиры. Машут ему руками, улыбаются, что-то кричат. Да разве что-нибудь услышишь сквозь гул мотора и свист ветра. Но ему казалось – он слышит смех: «Вот так летчик! Паровоз перегнать не может…»

Ну ладно, самолет Григоровича был бессилен. Но сейчас он на громадной «Каталине» – и тоже не может ничего сделать, бессильна она перед этими волнами.

Не попади он в севастопольскую школу, вряд ли пришел бы и в полярную авиацию.

Одним из преподавателей в школе был Анатолий Дмитриевич Алексеев – будущий известный полярный летчик, в 1937 году они вместе высаживали на полюс папанинцев. Через несколько лет после полета с Борисом Григорьевичем Чухновским на поиски экспедиции Нобиле, когда Алексеев был уже знаменитым штурманом, они встретились с Матвеем Козловым. Алексеев спросил:

— Хочешь полетать на Севере? При Северном морском пути Чухновский и Шевелев создали воздушную службу. Уже есть две летающие лодки – «Дорнье-Валь». Ты же на гидросамолете еще на Черном море отлично летал. Так что, если хочешь, могу тебя рекомендовать.

Так с помощью своего бывшего преподавателя Матвей Ильич Козлов стал полярным летчиком.

Две стихии – море и небо – еще с тех пор, с Севастополя, сошлись в его жизни. Всю жизнь он пролетал над морем, над Ледовитым океаном – в море садился, с моря взлетал.