6
— Маринка, — нежно позвал Денис. — Ну как ты живешь без меня?
— Прекрасно, — сказала девушка и улыбнулась. — А ты?
От звуков ее скрипично-высокого голоса Денисом, как и всякий раз, овладело чувство радостного возбуждения. Разнообразная ерунда вроде строптивых орнитоидов и грозного Галактического Консула мигом отступила на задний план.
— Я без тебя не живу, — сбивчиво, несвязно и обильно заговорил он. — Я без тебя только существую. Как растение. Есть такие никому не нужные растения сорняки… К нам прилетел Кратов. Тот самый, со Сфази-са. Громадный мужик, смотреть страшно. Сейчас он выписывает нахлобучку Клавдию. Ну в самом деле, сколько можно здесь торчать?! По-моему, у Клавдия заскок на почве всех этих графем, он же спит с ними, если вообще когда-нибудь спит. Но мы-то с тобой нормальные, правда? Я, как и все, хочу иметь отпуск раз в две декады, хочу плавать в одном бассейне с тобой, хочу хватать тебя за пятку, и чтобы ты брыкалась и верещала. Как тогда… помнишь… Хочу нормального общения с людьми, нормально одетыми и нормально выбритыми. Или хотя бы с нормальными бородами. И чтобы не было между нами этого террариума, — он приложил ладонь к экрану видеала так, чтобы она легла на маринкину щеку.
— Как там ваши пташки? — спросила Маринка, пропуская мимо ушей его обычные излияния.
— Порхают. Грозят сбить нас баллистическими ракетами, вреднюги. Ну что бы им не договориться с Клавдием? Или, на худой конец, со мной? Мы бы живо нашли общий язык. А после слетали бы с тобой к нам в гости. Там очень красивый снег, можно кататься на лыжах и одновременно загорать; лучше, чем в Альпах. Правда, Топ — помнишь Топа? — запретил с ними разговаривать. Он думает, что все наши неприятности — следствие шока. Мол, альбинцы нами шокированы. Они будто бы в принципе не ожидали, что в космосе может обитать кто-то еще, кроме них. Они будто бы вообще крайне впечатлительны и склонны ко всяким шокам, стрессам и аффектам. И если мы заговорим с ними на их языке, они все там с ума посходят. Будто бы для них это все равно, что вдруг заговорит дорога или облако…
— Так уж и посходят, — недоверчиво сказала Маринка.
Но недоверие это было наигранным, показным. Денис уже почувствовал, что нет у девушки никакого интереса ни к альбинцам, ни к напрыгу Галактического Консула, ни ко всему, о чем он тут болтает уже битых десять минут.
Что-то было неладно.
— Маринка, — сказал Денис. — Ты от меня прячешься.
— Я? Прячусь?! Вовсе нет. С чего ты взял? Вот же я.
— Тебе есть что мне сказать? — спросил он внезапно пересохшими губами.
Лицо ее качнулось, словно она хотела скрыться прочь от видеала. Потом она подняла на него настороженный взгляд, и Денис отчетливо ощутил перед собой все пролегающие между ними десять парсеков — бездонную, безвоздушную пропасть мертвого холода.
— Я хочу к тебе, — произнес он заветное заклинание, охраняющее от всех бед, от всех прошедших и грядущих разлук и потерь.
Если она сейчас скажет: «Продолжай хотеть», то все в порядке, ему просто померещилось…
— Почему ты не прилетел раньше? — спросила Маринка. Но это не было вопросом, потому что в ее голосе звучало безразличие. — Ты там, а я здесь. И так целую вечность.
— Три месяца, Маринка, — прошептал Денис, изо всех сил стискивая руками ни в чем не повинный видеал. — Только три месяца… Я же все время рядом, я на Земле все бросил, чтобы прилететь сюда за тобой… Неужели ты не можешь подождать еще немного?
— Ждать, снова ждать, сто лет ждать, — сказала Маринка с раздражением. Вся жизнь — сплошное ожидание. Я устала.
— Я прилечу, — торопливо сказал Денис. — Вот прямо сейчас. Я все исправлю!
— Уже поздно, Денис. Завтра я возвращаюсь домой, на Землю. Насовсем.
— И я с тобой!
— Без тебя, Денис.
— Я все равно прилечу, — сказал он упрямо.
— Прилетай… попрощаться.
Видеал погас, будто задернулся дымчатой шторкой. С трудом, как великую тяжесть, Денис убрал с него руки и перенес их к себе на колени.
Уже поздно, Денис. Прилетай попрощаться.
Проклятая база. Проклятые птицы. Проклятая Галактика.
Денис медленно, как сомнамбула, потянул атласную ленту с шеи замысловатое украшение распалось, расползлось… «Надо лететь. И немедленно. Здесь я никому не нужен — ни Клавдию, ни, тем более, Кратову. Они чудесно обойдутся и без диспетчера Они даже не заметят, что меня нет. А потом будь что будет. Пусть выпнут из Галактики с самым громким треском и позором. Сдалась она мне. Плевал я на нее, когда там не будет Маринки Работа найдется всюду. Главное — чтобы Маринка не исчезала. Это самое главное в моей жизни это ее смысл, а все прочее — пустяки. Что там она говорила. Уже поздно? Ни черта не поздно. Все еще можно поправить. Ну что может связывать ее с кем-то, кто случайно, не по праву, пиратски занял мое место за эти три месяца? Только одиночество. А со мной у нее общая любовь, общая память, целая общая жизнь.»
7
В полуметре от Кратова возникла неестественно увеличенная видеалом физиономия Клавдия — утыканная жесткой синей щетиной, в натуральном цвете, объеме и звуке, распространяющая вокруг себя безысходность и уныние.
— Словарь альбинского языка составлен? — спросил Кратов.
— Угу, — печально сказал Клавдий — Так называемый «континентальный» диалект, доминирующий на планете. Со второго по семнадцатый блоки мемоселектора.
— Были попытки прямого аудиокоптакта?
— Нет Топ не рекомендовал.
— Что так?
— Он занимался психологией альбинцев Наше появление, как он предполагал, вызвало у них культурологический шок. Отсюда и запрет на высадку: они нас не ждали и не готовы к тому, чтобы разговаривать с нами лицом к лицу Одно дело обмениваться сериями графем, и совсем другое — слышать вопрос и немедленно подыскивать на него ответ…
— Отчего же немедленно? Можно и не спешить, была бы достоверная информация. Все же будьте готовы, что мы рискнем, вопреки мнению коллеги Топа, перейти от картинок к прямой речи.
— Я-то давно готов И лиигвары готовы — Лицо Клавдия напряженно сморщилось, будто резиновая маска — Послушайте, доктор Кратов. Мы тут одно время теоретизировали — может быть, они хотят скрыть от нас что-то на поверхности планеты? Может быть, им стыдно пускать нас к себе?
— Топ сообщил вам о наличии чувства стыда у альбинцев? — осведомился Кратов.
— Отнюдь, — меланхолично произнес Клавдий. — Он и сам имеет о стыде чисто теоретическое представление. И связывает его существование у людей с теми же многообразными табу и комплексами, которых якобы лишена его раса… Но подумайте; если бы лет триста назад кто-либо захотел войти в контакт с человечеством, разве не было бы нам стыдно показать инопланетянам Землю, полную оружия, концлагерей, голодающих людей?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});