Читать интересную книгу Школа двойников - Марианна Баконина

Сниматься Яков Сергеевич отказался категорически, чем несказанно удивил журналиста Маневича. Все телевизионщики знали Зотова как законченного ликоблуда. (Далеко не каждый знаком с телевизионным жаргоном, поэтому следует пояснить: ликоблудом именуется человек, получающий колоссальное наслаждение от вида собственного лица на экране и потому готовый сниматься где угодно и в каком угодно качестве.) Раз съемок не будет, Саша бросил оператора в телевизионной гостинице. Машину тоже решил не заказывать – зачем попусту тратить студийные деньги? Спасибо за бережливость ему, конечно, никто не скажет, но про себя можно гордиться собственными благородством и неприхотливостью.

Разыскать парламентария Зотова оказалось очень и очень непросто, хоть Саша разжился его думским телефоном. В своем кабинете Яков Сергеевич, видимо, бывал крайне редко. Саша названивал ему все время, пока снимал встречу в верхах и подписание договора о Союзе между Белоруссией и Россией.

Съемочные дни были суетливыми и бестолковыми. Так всегда бывает во время официозных съемок. Толпы журналистов носились по Москве, отлавливая то Лукашенко, то еще кого-нибудь, не менее влиятельного. Саша, как и все остальные репортеры, измотанный постоянным тоскливым ожиданием пресс-конференций и церемоний официального фотографирования, не забывал ежедневно названивать господам Зотову и Поливанову.

С Игорем Ивановичем Поливановым не повезло сразу и окончательно. Секретарь депутата Думы от Новгорода и по совместительству обладательница приятного голоса предельно корректно, не придерешься, разъяснила корреспонденту «Петербургских новостей», что ее многоуважаемый босс уехал повидаться с избирателями и вернется через недельку, не раньше. Саша засомневался – в новой Думе кипел очередной парламентский скандал, разгорелись страсти, как это господин Поливанов покинул коллег-законодателей в такой острый момент? Вышколенная девица поблагодарила представителя прессы за интерес, проявленный к господину Поливанову, а заодно посоветовала больше думать о качестве телевизионного вещания и меньше – о проблемах парламентского регламента.

Дозвониться до Якова Сергеевича Зотова Саша не мог в течение двух суток. Он звонил упорно и настойчиво, в разное время, и в шесть утра, и в одиннадцать вечера. Ответом ему были долгие заунывные гудки. Последний раз он позвонил наудачу из холла гостиницы – в номерах, отведенных Российским телевидением петербургским гостям, телефонов не было. Позвонил в три часа ночи, машинально, почти по привычке. Ответил депутат Зотов лично. Беседа получилась сюрреалистическая.

Сначала Саша от неожиданности молчал в течение долгой минуты, потом задал умнейший в данных обстоятельствах вопрос:

– Это вы, Яков Сергеевич?

Думец Зотов тоже блеснул интеллектом:

– А кого вам надо?

– Это Александр Маневич, корреспондент…

– Ах, Маневич, как же, как же, помню такого… – Тон депутата Саше не понравился, сарказм не шел важному и велеречивому думцу-политологу.

– Я у вас интервью брал… – Саша опять не успел закончить фразу.

– Я за свою жизнь раздал сотни интервью…

– Мне бы хотелось с вами встретиться, чтобы…

– Я не уверен, что располагаю временем для бесед с журналистами, – опять перебил его Зотов.

– Я имел в виду нашу последнюю встречу, хотелось бы кое-что уточнить…

– Что уточнить, что?! – вдруг взвизгнул Яков Сергеевич.

Саша от неожиданности чуть не уронил трубку. Впрочем, собеседник его немедленно взял себя в руки и на три тона ниже спросил:

– Вы откуда звоните?

– Из гостиницы Российского телевидения.

– Наше интервью в эфире было?

– Пока нет. – Саша приготовился оправдываться: политические деятели полагают, что их откровения должны запускаться в народ немедленно. – Надо кое-что уточнить, я бы подъехал с оператором и…

– Я же сказал, времени для интервью у меня нет…

– Почему? Я не могу без уточнений выпустить в эфир прошлую запись.

– Тогда не выдавайте… – охотно согласился Зотов.

Саша даже растерялся, столкнувшись с дивом дивным, чудом чудным в виде политика, вдруг разлюбившего шорох газетных страниц, заполненных его статьями, и шуршание пленок с записями его интервью.

– Как же так, ведь вы…

– Вот что, молодой человек, подъезжайте завтра к шести вечера на Гоголевский бульвар.

– А как туда добраться?

Саша, подобно большинству петербуржцев, вернее, петербургских журналистов, конечно, знал Москву, но в общих чертах: там Кремль, здесь Белый дом, тут Дума, а чуть дальше Останкино.

– Ах да, вы же приезжий, – сердито буркнул депутат Думы от Петербурга, – тогда на Тверском. Знаете, где Пушкин?

Где Пушкин, Саша знал, и даже знал, как туда добраться от Третьей улицы Ямского поля, на которой стоит Российское телевидение и прикрепленная к нему телевизионная гостиница.

– Хорошо, в шесть, – безропотно согласился он и, изрядно озадаченный, повесил трубку.

Депутат Зотов переродился, стал другим от кончиков ногтей до глубин подсознания. Излечился от мании величия и синдрома приобретенной чрезмерной болтливости. Почему? Ответ на этот вопрос Саша надеялся получить при встрече.

В условленное время Саша Маневич стоял у грустного Пушкина и оглядывался по сторонам. Он приехал на пятнадцать минут раньше срока. Он ждал уже полчаса. Вокруг памятника было много людей – парни искали глазами подруг, назначивших здесь свидание, средних лет одинокие дамочки парами проходили в сторону кинотеатра, мимо по Тверской шлялись девы с профессиональными лицами, вышагивали степенные командированные, бузила молодежь. Депутата Зотова не было. Тоже странно. Раньше журналисты ценили его еще и за пунктуальность.

– Добрый вечер. – От этого тихого приветствия Саша вздрогнул, будто от выстрела базуки.

Он обернулся и вздрогнул еще раз. Депутат и впрямь изменился почти до неузнаваемости. То есть все было прежним – и окладистая борода тороватого купчины, и кепка-лужковка, и стрижка «а ля рюсс», почти под горшок, и клетчатое пальто. Но… борода уже не лоснилась, волосы торчали перьями, пальто висело мешком, глаза, раньше уверенно смотревшие в будущее, теперь были скрыты близоруким прищуром. Нынешний Яков Сергеевич Зотов походил на безработного мэнээса, а не на преуспевающего демагога.

– Здравствуйте, Яков Сергеевич. Я и не заметил, как вы подошли. Прямо как агент какой подкрались.

– Не понимаю, не понимаю ваши шутки, – поморщился депутат.

Вот и чувство юмора куда-то пропало, и рефлексы не политические, а заячьи… Просто другой человек. Но Саша не сомневался: перед ним именно Яков Сергеевич, он столько раз видел его и в жизни, и на экране, что сомнений просто быть не могло. Только вылинявший, потрепанный в политических или житейских боях. Скрутило его за эту неделю изрядно. Во время последнего интервью он еще ходил гоголем. А теперь блеет, словно барашек.

– Я и не шучу, уже двадцать минут вас высматриваю, заждался.

– Пойдемте, – бросил Зотов журналисту и ринулся в сторону кинотеатра. Причем невысокий кругленький думец шел так быстро, что Саша был вынужден почти бежать следом. В прежние времена Яков Сергеевич не ходил, а шествовал.

Они обогнули громаду храма социалистической кинематографии и понеслись собственно по бульвару, распугивая дамочек с детьми и дамочек с собачками.

– За вами не угнаться, – тяжело дыша, сказал Саша.

Депутат Зотов обернулся, посмотрел на журналиста, повращал глазами и не ответил. Бег продолжался. Мелькали дома, деревья, люди, автомобили.

– Я вовсе не против джоггинга, – снова попытался остановить думца Саша, – но вы бы меня предупредили заранее, я бы форму спортивную захватил…

– Все-то у вас шуточки, счастливые люди, пташки Божии… – депутат совсем запыхался и еле выговаривал слова.

– Я не понимаю, куда и зачем мы бежим?

– Не отвлекайтесь, молодой человек. – Зотов опять оглянулся и пошарил глазами вокруг.

– Вы что-то ищете?

– Не отвлекайтесь, – повторил свой странный совет депутат.

– От чего не отвлекаться?

– Вы хотели что-то уточнить, спрашивайте.

Маневич чуть не застонал.

– Спрашивайте, спрашивайте, побеседуем на ходу, – ободрил его Яков Сергеевич и опять зорко осмотрелся.

– Я не умею беседовать и бегать одновременно, – выдохнул журналист, – вы хоть меня пожалейте.

– Ладно. – Думец Зотов перешел с галопа на учебную рысь. – Так что вы хотели уточнить?

Саша, некогда бегавший кроссы в дивизии Дзержинского, с трудом налаживал дыхание. Пот капал и капал. Соленые струйки холодили лоб, стыли на носу, текли вдоль позвоночника и по ребрам. Испытание, устроенное депутатом Думы, ничуть не отличалось от излюбленного наказания их ротного, юного, недавно вылетевшего из рязанского гнезда лейтенанта. Одно, вполне заслуженное наказание Саша запомнил на всю жизнь. Тогда он лишился сержантских лычек и сорок пять суток просидел на губе. Но если бы предоставилась возможность, повторил бы столь строго наказуемое деяние.