Самаряне – жители Самарии, области, расположенной в земле Ханаанской между Галилеей и Иудеей, постоянно враждовали с иудеями. Поэтому самарянину, казалось бы, совсем не следовало заботиться об иудее, хотя бы и раненом. Тем не менее именно самарянин сжалился над несчастным, помог ему и позаботился о нём. Рассказав эту историю, Иисус задаёт законнику вполне конкретный вопрос: «Кто из этих троих, думаешь ты, был ближним попавшемуся разбойникам? Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же» (Лук. 10:36–37).
Впоследствии данный библейский сюжет был увековечен в названии гостиницы «Добрый самаритянин», расположенной на пути из Иерусалима в Иерихон. В современном русском языке более употребителен вариант добрый самаритянин.
А теперь приведём стихотворение В. Жукова.
Благодетельный самарянин
В пустыне дикой и сухой,Полдневным жаром опалённый,Какой-то странник, чуть живой,Лежал злодеями сражённый.
Ужасен был страдальца вид…Тогда жрецы родного края,Священник некий и левит, —Прошли, его не замечая.
А он беспомощен, один —С уныньем горьким ждал кончины…И в этот миг самарянинСпешил дорогою пустынной.
Он встретил бедного, и вот,Вражду забывши к иудеям,Он полный радостных забот,Омыл несчастного елеем…
Он облегчил его, как мог,Дрязг племенных не разбирая…Скажите, кто из этих трёхДостоин внити[1] в двери рая?
Библейский оборот лепта вдовицы означает ‘скромное, формально малое, но сделанное от всего сердца и потому особенно ценное пожертвование’. Выражение восходит к евангельскому рассказу «Иисус и лепта вдовицы». У иудеев существовал обычай делать пожертвования храму в праздник Пасхи. В один из таких дней Иисус остановился у сокровищницы, в которую через отверстие во внешней стене храма люди опускали свои приношения. «И сел Иисус против сокровищницы, и смотрел, как народ кладёт деньги в сокровищницу. Многие богатые клали много. Пришедши же, одна бедная вдова положила две лепты[2], что составляет кодрант[3]. Подозвав учеников Своих, Иисус сказал им: истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу, ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила всё, что имела, всё пропитание своё» (Мар. 12:41–44; ср. Лук. 21:1–4).
Именно об этом написано стихотворение О. Чуминой.
Лепта вдовицы
Исчезли волны фимиама,Во храме кончился обряд,И вот, в сокровищницу храма,В казну его, посильный вкладСпешит внести и стар и млад.С вельможами и богачамиПростой рабочий наравне.Христос, сидевший в стороне,Следил задумчиво очамиЗа их толпою, окружёнУчениками. Видел ОнСиявшие довольством лицаИ бледность грустного чела.Но, вот, Он видит: подошлаС другими бедная вдовица;Две лепты тихо опустивИ робко голову склонив,Как бы стыдяся подаянья,Она поспешно отошла.И Он сказал: – Она далаВсех более: всё пропитаньеСвоё на добрые дела.Те, не страшась себе убытка,Кичатся щедростью пред ней:Они давали от избытка,Она – от скудости своей.
Наконец, ещё один БФ – кесарево кесарю, а Божие [Богово] Богу <воздать, отдатъ> — ‘пусть каждому воздаётся, платится по его достоинству, предназначению, заслугам, положению в обществе’. Выражение восходит к Новому Завету. Эту фразу произносит Иисус, отвечая на вопрос фарисеев о необходимости платить подати кесарю, т. е. римскому императору, под властью которого находилась в то время Иудея. Этим вопросом враги Иисуса хотели поставить Его в безвыходное положение, послав к Нему с этой целью своих учеников и иродиан (членов партии, преданной иудейскому царю Ироду, ставленнику Рима). Расчёт иудейских священников и фарисеев был прост: если Иисус признает обязательность налога, то тем самым возбудит против Себя народ, который в массе своей считал налог в пользу кесаря оскорбительным (в то время в Иудее происходили народные волнения в связи со сборами податей в пользу Рима). Если же Иисус отвергнет налог, то явится возмутителем против римской власти. «Тогда фарисеи пошли и совещались, как бы уловить Его в словах. И посылают к Нему учеников своих с иродианами, говоря: Учитель! мы знаем, что Ты справедлив, и истинно пути Божию учишь, и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лицо. Итак скажи нам: как Тебе кажется? позволительно ли давать подать кесарю, или нет? Но Иисус, видя лукавство их, сказал: что искушаете Меня, лицемеры? Покажите Мне монету, которою платится подать. Они принесли Ему динарий. И говорит им: чьё это изображение и надпись? Говорят Ему: кесаревы. Тогда говорит им: итак отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу. Услышавши это, они удивились и, оставивши Его, ушли» (Мат. 22:15–22; см. также Мар. 12:13–17; Лук. 20:19–26). Смысл данного ответа: служение кесарю не препятствует истинному служению Господу Богу.
Впоследствии положение Иисуса о различии между властью государственной и духовной развивают апостолы Пётр и Павел (см. Шет. 2:13–17; Рим.13:1–7).
Стихотворение на эту тему всё той же О. Чуминой называется:
Кесарево – кесарю
Коснея в лжи, коварстве и обмане,Задумали Христа иродианеИ фарисеи уловить в словахИ молвили: «Тебе неведом страхПред кем-либо; не искушаясь ложью,Ты всем в лицо глаголешь правду Божью,Подай же нам по совести совет:“Платить ли кесарю нам подати иль нет?”И Он сказал: “Хитры вы свыше меры,Что искушаете Меня, о лицемеры?Подайте Мне одну из сих монет!Чья надпись тут и чьё изображенье?”– “То надпись кесаря!” – ответили в смущеньи.– “Отдайте ж кесарю, что надлежит ему,А Божье – Господу отдайте своему!”»И посрамилися враги Его ответом,И втайне смерть Его решили все при этом.
Обретение крыльев
Когда мы говорим о происхождении фразеологизмов, то обычно выделяем среди них «свои», т. е. исконные, и «чужие», т. е. заимствованные. Но можно разделить их и по другому принципу:
1) фразеологизмы анонимные, т. е. такие, авторов которых мы не знаем; поэтому принято считать, что автором подобных фразеологических оборотов, пословиц, поговорок и т. п. является народ;
2) фразеологизмы авторские, т. е. пришедшие в общенародный язык из литературных источников.
Фразеологические обороты, авторы которых нам известны, принято называть крылатыми изречениями.
Давайте сравним два знакомых выражения: Чем дальше в лес, тем больше дров. Это народная (анонимная) пословица. А вот другое выражение: Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей. Это уже крылатое изречение, автором которого является А.С. Пушкин.
Вроде бы всё просто и вполне понятно. Однако с библейской фразеологией дело обстоит значительно сложнее. С одной стороны, Библия – это книга, т. е. литературный источник, но с другой стороны, как мы с вами уже убедились, в ней много добиблейских, т. е. анонимных, фольклорных оборотов. А кроме того, существует немало изречений, которые возникли уже за пределами Библии, т. е. хотя и на библейской основе, но на национальной почве, в конкретном национальном языке.
Бывает, что какое-то библейское выражение не стало в том или ином языке фразеологизмом. А затем может случиться так, что один из известных писателей использует эту никому не известную цитату из Библии (возможно, даже в трансформированном, изменённом виде) в своём произведении, и она вдруг засверкает необычными красками, и все читатели увидят её яркий метафорический образ или глубокий символический смысл. И станет эта цитата благодаря известному автору широко употребительной и крылатой.
Вот об этих библейских оборотах, которые «обрели крылья» и «прилетели» в русский язык из произведений известных писателей, и пойдёт речь далее.
Начнём с цитатного библейского оборота Не могу молчать. Это выражение, используемое в публицистике, употребляется в чрезвычайных ситуациях, вызывающих резкий протест известных представителей общества, возмущение фактами жестокости, социальной несправедливости или действиями, грозящими обществу серьёзными потрясениями и бедствиями. Стало крылатым после публикации одноимённой статьи Л.Н. Толстого в 1908 г., в которой писатель призывает правительство прекратить смертные казни, производившиеся в массовом порядке над революционерами и участниками «аграрных» волнений. Заголовок этой статьи, как и другой, также направленной против смертной казни, – «Не убий», – восходит к библейскому тексту. Один из ветхозаветных пророков, Иеремия, переживал падение Иудейского царства и разорение Иерусалима как личную трагедию. С болью в сердце возвещая о нашествии врага, он скорбит и горестно взывает: «Утроба моя! утроба моя! скорблю во глубине сердца моего, волнуется во мне сердце моё, не могу молчать; ибо ты слышишь, душа моя, звук трубы, тревогу брани» (Иер. 4:19; ср. Ис. 42:14).