Читать интересную книгу Горячее сердце. Повести - Владимир Ситников

На другой день, под вечер, она была у Грязева.

Виктор, крутя на растопыренных пальцах облинявшую студенческую фуражку с побелевшим околышем, молчал. Он уже две ночи не ночевал дома. Около окон его квартиры шатались подвыпившие хулиганы и, пугая родных, стучали в раму:

— Эй, большак, вылазь, кровянку пустим!

Вера скребла ногтем чернильное пятно на клеенке. Ждала.

— Не можем мы тебе разрешить оставаться здесь, — проговорил он наконец. — Ты обязана ехать в Петроград, — и насупился.

Вера оскорбленно стукнула ладонью по спинке стула.

— Как же ехать, если нужно работать здесь? Ты, наверное, думаешь, что надо оградить меня от всего? Так?

— Ну-ну, зачем так? — щуря хитроватые цыганские глаза, усмехнулся Лалетин. — Мы же знаем, какая вы. Не обижайтесь. Я думаю, Ольга Гребенева с Михаилом поддержат меня... Надобно именно вам в Питер подаваться... Ведь мы уже неделю сидим без газет.

— Но нас мало! — перебила его Вера. — Я должна остаться здесь.

— Поймите, Вера Васильевна, — прикладывая к груди руку, сказал Лалетин, — там нам нужен теперь свой человек, и это важнее, чем еще один товарищ здесь. Без литературы мы как немые.

Виктор бросил фуражку на стул.

— По-моему, яснее ясного — ты должна наладить бесперебойную доставку литературы.

Вера шла сюда в полной уверенности, что товарищи поддержат ее, что она останется работать в Вятке. А тут...

Вере показалось, что это нарочно придумано для того, чтобы она не осложняла отношения в семье и чтобы уберечь ее от опасности. В конце концов, ведь литературу могли доставлять железнодорожники.

Василий Иванович закрутил прядь бороды в кольцо. Нахмурился.

— Правду я говорю, и Виктор тоже. Железнодорожники не справятся сейчас. Не привезут они того, что нам надо. «Правду» в Питере теперь попробуй поищи. Да и риск, риск большой.

Вера покачала головой. Все равно, лучше ей не ехать... Но, перебирая в памяти знакомых студентов-петроградцев, она не находила никого, кому бы можно было поручить доставку литературы для вятской организации.

Виктор зло сбил щелчком со стола хлебную крошку.

— Ты начинаешь рассуждать, как ребенок. Ведь ясно: нужна литература. Если ты не веришь, мы можем оформить это как решение бюро.

Вера отвернулась к низкому, заляпанному грязью окну. Ей было тяжело и горько. Уехать в самое трудное время... Крестовина рамы, зеленые былинки за окном вдруг расплылись перед глазами.

— Я подчиняюсь, если так надо, — наконец сказала она.

Виктор тяжело вздохнул и отвернулся

— Без газет мы во как, — резанув корявой рукой по заросшему горлу, виновато проговорил Лалетин. — Ну не переживайте вы так, ради бога!

— Я не переживаю. Я поеду, — с трудом выдавила она из себя, не поворачиваясь к товарищам. Ей не хотелось, чтобы они видели ее слабость.

Когда ехала в тесной пролетке на вокзал, посеивал грустный дождик. Одиноко цокали копыта лошади. Вера молчала, вспоминая разговор с товарищами. Любовь Семеновна глухо вздыхала. Лена сжимала локоть подруги, шептала ей на ухо: — Не волнуйся, все будет хорошо. Как договорились, я стану вместо тебя носить газеты на завод. Ведь я все понимаю...

— Я рада, Леночка, очень рада за тебя, — отвечала Вера, с жалостью думая о том, что мать довольна ее отъездом. «Словно в Петрограде будет спокойнее. Ох, мама, мама, не понимаешь ты меня, нет, не понимаешь!»

Любовь Семеновна часто моргала глазами.

Ей вдруг стало до боли жалко мать. Она ткнулась лицом в пахнущий сыростью плащ Любови Семеновны, та прижала ее голову к груди.

— Береги себя, доченька, слышишь? Береги!

— Слышу, мама, слышу. А ты не расстраивайся.

— Не б-буду, — дрожащими губами ответила мать.

Промелькнул еще один кусок жизни. Очень счастливый, принесший ей столько удовлетворения. «Все горечи не идут в счет. Была настоящая борьба! И какие замечательные были люди!»

Так думала Вера, стоя на подножке вагона, провожая взглядом трогательный вятский вокзальчик, расплывчатые огни пристанционных домиков и тонущие в дождяной мути осиротелые фигурки самых дорогих ей людей — матери и подруги.

Глава 36

— Ах, как вы похудели, милочка! — встретив Веру, затрясла головой Агафья Прохоровна и сама же успокоила: — Нынче все худеют. Такое творится! Я тоже с тела спала.

Однако по ней этого не было видно. Хозяйка, шнуруя высокие ботинки, по-прежнему ставила ногу на скамеечку.

Торопливо сложив вещи, Вера пошла на улицу. Ей не терпелось зайти в райком партии, потом в экспедицию ЦК, узнать, почему не высылались в Вятку газеты, договориться о дополнительных номерах, приготовить посылку с литературой.

Город сильно изменился за эти месяцы. По Кронверкскому проспекту вместо строгих гувернанток и брюзгливых барынь в оборках прогуливались развалистой походкой дамочки в лакированных сапожках, брюках-гольф, сбитых на затылок фуражках. Из просторных витрин, суля «победу» и «изобилие», голодно выглядывали афиши «Займа свободы».

Как всегда после приезда из Вятки, чувствуя себя в бойкой столичной толпе как-то непривычно, Вера медленно шла около самых стен домов и с горечью замечала, что меньше на улицах матросов и солдат, почти не видно рабочих.

По проспекту торопливо пробухал казенными сапогами взвод женщин из ударного батальона, одетых в новые, стоящие колом рубахи. Прохожие останавливались, зубоскалили.

— Эй, бабское войско, харч зазря изведете, не оправдать вам его, — бросил курносый безбровый кучер.

Женщины шли, отворачивая жаркие лица; задние, низкорослые, растянулись, не поспевая.

— И-и думаешь, ех на войну отправляют? Ни-и. С них война одна, — знающе пропела толстуха в полушалке и сплюнула.

— С трофеями вернутся, ясно, — хохотнул кучер.

«Как хорошо, что ушла Анюта, — с удовлетворением подумала Вера. — А Нелли, наверное, здесь...»

Нагловато заглядывая в лица прохожих, шатались юнкера. По пыльной обочине улицы два юнкера провели рабочего парня в картузе и косоворотке, с заломленными назад руками.

Остановившийся рядом с Верой большеносый мужчина обнажил в ухмылке мелкие крысиные зубы.

— Большевичка сцапали. Ох ты, желанный, дитятко, — и, согнав с хищного лица благодушие, сказал: — Ленину что! Он натворил делов, сел в запломбированный вагон и укатил обратно в Германию, а вот эти расплачивайся.

Вера резко повернулась к нему.

— Зачем вы лжете? — скосила глаза на полосатые ленты георгиевских крестов. — Ведь это неправда!

Мужчина тщеславно брякнул крестами.

— Как неправда? Везде так написано. Вы что, из сочувствующих?

Понимая, что зря ввязалась в этот разговор, Вера молча перешла улицу. Человек трусил рядом, заглядывая на нее сбоку.

— Тогда вы, может быть, знаете, где этот Ленин?

Дело принимало совсем скверный оборот.

— Вы что пристаете! — зло крикнула она и вскочила в тронувшийся с места трамвай.

Человек не успел сесть с нею.

«Надо быть осторожнее. Я все время забываю про обстановку! — сердилась на себя Вера. — Я — как Сергей!»

Ей захотелось увидеть его здесь, рядом. Все — улицы, мосты — напоминают о нем...

Вера вышла около Адмиралтейства. На Дворцовой площади толпились юнкера, красовались статные великаны-гвардейцы, воинственно шумели инвалиды. В главный штаб то и дело проводили арестованных. Наверное, здесь были сейчас многие из тех, кого видела она весной во дворце Кшесинской...

Они бы схватили и ее, если бы знали, кто она. В толпе шумливых, враждебных людей она почувствовала тревожное одиночество. Ей нестерпимо захотелось поскорее выбраться отсюда, найти своих, заняться работой, узнать о новостях.

Вернувшись на Петроградскую сторону, только к полудню отыскала райком.

Низенький человек с бритой головой, твердым подбородком — председатель, выбивая засорившийся мундштук, пристально посмотрел на нее:

— Вы не медичка?

— Курсистка медицинского института.

Он пожевал твердыми губами, веселея, засунул новую цигарку в мундштук.

— Значит, третий курс? Очень хорошо. Вот вы мне и нужны...

Председатель долго расспрашивал, умеет ли она оказывать первую помощь, приходилось ли ей когда-либо перевязывать раненых. Глядя на его твердый с ямкой подбородок, Вера ободрилась. Подняв взгляд, проговорила:

— Могу, могу. Конечно, могу.

— Прекрасно, будете вести на заводе курсы медсестер. Это очень пригодится...

Такого исхода Вера не ожидала. Она хотела сказать, что это совсем другое, что тут надо бы фельдшера или врача, но промолчала под пристальным взглядом председателя.

— Это очень важно, товарищ Зубарева, очень!

Прощаясь, Вера замешкалась, оглянулась на полуоткрытую дверь, шепотом спросила:

— Вы не знаете, как товарищ Ленин? Ему не грозит опасность?

Прочтя в ее глазах тревогу, он кашлянул, еще пристальнее взглянул.