Читать интересную книгу Страна последних рыцарей - Халил-бек Мусаясул

В это время распахнулись ворота, и вбежала возлюбленная художника. Увидев, что произошло, она закричала: «Проклинаю тебя, жестокий король! Проклинаю твое королевство! Проклинаю твою лживость и фиглярство! Ты только кажешься великим, на самом же деле ты ничтожен, потому что не способен любить!» При этом она схватила длинную иглу, вонзила ее себе в сердце и упала, бездыханная, на своего любимого.

И тут раздался гром, улыбающийся король побледнел, его слуги сбежали, из скалы напротив вырвалось огромное пламя огня — это пылала вырвавшаяся на свободу любовь — и с уничтожающей силой обрушилась на дворец. Так исчезла империя голубиного короля, вся роскошь разлетелась вдребезги, все духи упали, как мертвые птицы, на землю. Скудная земля дрожала от мощной грозы, которая прошла по ней. Люди держались за руки, сплачивались, не сознавая огромной силы своих сердец.

Этот сон я рассказал Нине, и мы часто возвращались к этому. И он настолько стал ее собственным, что она по-детски серьезно приписывала все неприятности и разочарования, постигавшие ее, «голубиному королю», в гибель которого она не очень-то верила, а его имя стало нашим тайным паролем.

Так — в труде и отдыхе — подошел к концу 1917 год. Был канун Нового года, и я собирался провести его в обществе нескольких друзей-офицеров, как вдруг неожиданно пришла Нина. На ней было нарядное черное платье. Настоящая дама! Но почему в таком ужасно меланхоличном настроении именно в этот день, когда каждый старается провести его как можно веселее? Она сама не знает, почему, но к ней часто приходят мысли об умершей маме,— сказала она с тоской в голосе. Ей, видимо, хотелось, чтобы я своими доброжелательными шутками отвлек ее от мрачных мыслей. Мы начали с чая, затем выпили красного вина и вышли на улицу, потому что она хотела мне что-то показать. Мы пришли в православную церковь, где она таинственно подвела меня близко к алтарю, куда обычно женщины не подходили. Там висела старая икона святой Божьей матери, выполненная в строгом стиле русской церковной живописи, в золотом окладе. Видно было, что Нина глубоко чтила этот образ, и ее огорчало, что я, как инаковерующий, не мог разделить ее благоговения. «Все говорят, что я похожа на нее, на святую Богоматерь»,— сказала она, наконец глядя на меня вопросительным взглядом, в котором чувствовалась смесь девичьей наивности и кокетства. И когда я снова посмотрел на икону, мне действительно показалось, что эти огромные серые безжизненные глаза, пронзающие меня и глядящие через меня в пустую вечность, были поразительно похожи на глаза Нины, в которых сейчас вдруг появились слезы. «Но что с тобой сегодня, малышка? Тебя что-то беспокоит!» — «Нет, нет,— прошептала она.— Я только прошу тебя, когда меня здесь больше не будет, иногда, хотя бы через несколько лет, приходить сюда посмотреть на святой образ. Обещай мне это!» Я взял ее холодную ручку и мягко посмеялся над таким, как мне показалось, ребячеством.

В последнее время она носила на своем пальце мое кольцо с рубином, которое принадлежало моей матери. Теперь она его мне неожиданно вернула, потому что оно ей якобы не подходило, и попросила дать взамен другое, сделанное из большого черного камня. Я предоставил ей свободу действий и уже давно перестал понимать, что творилось в ее прелестной, полной фантазий головке. «Знаешь, Нина,— сказал я, чтобы отвлечь ее от печальных мыслей,— сегодня ты выглядишь, как московская царевна, о которой мне рассказал старый перс».— «А как она выглядела и что с ней случилось?» — спросила Нина с нетерпением. «Итак, слушай»,— сказал я.

«В Баку, где в древности огнепоклонники зажигали огненные столбы на море и на суше, а сегодня современные люди установили буровые вышки на нефтяных источниках, куда прибывают разные суда — из Астрахани и с других чужеземных берегов, возвышаются руины ханских крепостей и дворцов, а в пестрой людской толпе ходят мягкие смуглые азербайджанцы с гибкими телами и миндалевидными глазами. В одном из уголков этого удивительного черного города с тремя языками пламени в гербе {72} располагался маленький кофейный домик. Он принадлежал старому персу с рыжей бородой, который иногда пел своим мягким, приятным голосом старинные песни под ласковые звуки тара *. Мы часто захаживали сюда и пили наш кофе, мой земляк и я. Это был 1915 год.

С нашего любимого места была хорошо видна одна из самых древних частей дворца, плоская бесформенная башня хазарского периода {73}, и об этой башне старик рассказал нам следующее. Много, много лет назад, когда ханы были еще могущественными и жили в дружбе с московитами {74}, бакинский хан подумал однажды о том, что хорошо было бы закрепить эти отношения. Он отправил своих послов в Москву и попросил царя выдать за него свою дочь. Ему понравилось это предложение, и он послал девушку, предназначенную для хана, вниз по Волге, а затем по Каспийскому морю в сопровождении свиты на ярких красивых судах, управляемых сильными гребцами. На берегу моря со своим народом и богатыми подарками хан с нетерпением ждал прибытия невесты. Она спустилась на берег, и он увидел, что перед ним явилась самая красивая из всех девушек, которых он видел и знал. Она была белокура и голубоглаза, а лицом бела, как сверкающая луна. Полюбив ее с первого взгляда, он тут же женился на ней и осыпал подарками и ласками. Но она оставалась в его объятьях холодной и печальной, стала чахнуть на глазах, потому что слишком сильно тосковала по родине и своим сестрам. И когда он увидел, что она растаяла как свеча, его охватила тревога, и он сказал: „Проси, что ты хочешь: я сделаю для тебя все, потому что люблю тебя“.— „Ты очень добр ко мне, господин“,— сказала в ответ царевна и попросила построить для нее высокую башню на берегу моря, чтобы оттуда лучше видеть красивые корабли, прибывающие с ее родины. Вот тогда она была бы счастлива. Хан приказал срочно построить башню и повел царевну наверх. Он показал ей синее море, роскошный город и сказал: „Смотри, все это принадлежит тебе, потому что я люблю тебя“.— „Ты очень добр ко мне, о господин“,— ответила царевна. Она постояла, посмотрела с тоской на красивые разноцветные корабли с ее родины и впервые улыбнулась, а затем одним легким и быстрым движением взлетела, как птица, над парапетом башни и прыгнула в море. В ужасе пытался молодой хан схватить ее, но лишь покрывало осталось у него в руках. Спустя время христиане построили у подножья башни часовню в память о ней. И мусульмане воздвигли ханше памятник. И те, и другие считали ее своей. Как все было на самом деле, знает один Аллах, так как даже хан, при всем своем горе, не узнал о ней более того, что он охотно отдал бы свою жизнь за нее. Но в этом судьба отказала ему, и это не было написано в его гороскопе.

Так пел старый перс под жалобные звуки своего тара {75}, а мы в это время смотрели на башню, которая, возможно, действительно стояла когда-то у самого моря. Но так как в течение столетий вода все время отступала, а башня оседала, теперь она стояла в центре оживленного города, погруженная в глубокий сон. Вот что произошло с московской царевной, на которую ты сегодня кажешься похожей».— «Какая прекрасная история!» — произнесла Нина.

А между тем было уже поздно, и я проводил ее домой. Расставаясь, я поцеловал ей руку. В глазах девушки стояли слезы, и чтобы успокоить, я ласково обнял ее, после чего тяжелые ворота захлопнулись за нею. Полный каких-то странных и смутных предчувствий, я поспешил домой. На душе у меня было то приятно, то больно, и я уже не испытывал желания идти в веселое общество друзей. Когда с улицы раздались шум и выстрелы, возвещавшие о начале Нового года, я уже лежал в постели. Издалека до меня донесся колокольный звон, и персонажи христианских преданий, а среди них, будто принадлежащий к ним, изящный образ Нины прошли через мое сердце…

Новогоднее утро принесло с собой ясную, солнечную погоду, и около полудня я взял экипаж, чтобы нанести визиты. Сначала я собирался зайти к отцу Нины и принести ему и его семье свои поздравления. На бульваре у дома стояло много людей: студенты, гимназисты, молодые офицеры, которых я знал лишь в лицо, как обычно знают друг друга в маленьких городах. Я обратил внимание, что все стояли какие-то подавленные и растерянные. Смущенно поздоровавшись со мной, они пропустили меня к хорошо знакомым воротам.

Еще ничего не подозревая, я перешагнул порог дома. И тут рука судьбы обрушила на меня тяжелое горе: Нина застрелилась ночью! Вокруг плач и причитания. Она еще не умерла, но находилась в безнадежном состоянии. Бессознательно бросившись вверх по лестнице к ее комнате, я отчаянно старался избавиться от оков этого кошмарного сна. Мне хотелось вновь проснуться для беззаботного дня, в котором предстояло лишь поздравлять друг друга с праздником. Ведь я пришел, чтобы пожелать счастья. Дверь открывается, и я вижу Нину, неподвижно лежащую на своей кровати. Реальность огромного горя охватывает меня. Она лежит без сознания, голова ее плотно забинтована. «Что же ты наделал, голубиный король?» На покрывале безжизненно лежит ее рука с черным камнем на пальце. Не понимая еще поступка Нины, я слышу послание, которое мне приносит черное кольцо, мое кольцо. События вчерашнего вечера, которые принадлежат бесконечно далекому прошлому, всплывают передо мной. А ведь еще вчера все было так хорошо! Проходит вечность, пока я, наконец, со страхом решаюсь молчащей Нине задать свои немые вопросы. И я понял, что все происходившее было жестоким воплощением той мечты, которую она уже давно вынашивала в себе. Ты своенравно домечтала ее, моя бедная и злая Нина!