Читать интересную книгу Зимнее обострение - Сергей Платов

— Ну и злющий у вас домовой! — пожаловался ратник, демонстрируя всем распухшее до неприличия красное ухо. — Я, как вы велели, с поклоном, мол, так и так, послан Изей, прошу выдать и прочее… А он ни в какую, только брань на все палаты, да уши волосатые то там, то тут мелькают. Кстати, я столько новых слов узнал, вот, например, про дивизию что-то, но не про простую, а…

Тут ратник наткнулся на неодобрительный взгляд Соловейки и осекся на полуслове.

— …и откуда он только такие слова взял? — по инерции продолжил тему любознательный гонец.

Солнцевский и Соловейка выразительно глянули на Изю, но тот лишь руками развел. Мол, к расширению бранного словарного запаса не имею ровным счетом никакого отношения. А если когда в сердцах и вырвалось, то исключительно по широте душевной и без злого умысла.

— Выждал время, как вы и велели, и по второму кругу пошел. На шестом круге домовой ваш оттаял, а на седьмом велел забирать то, зачем пришел, и убираться.

— Так когда он тебе по уху-то съездил? — не выдержал Изя и попытался ускорить рассказ о хозяйственном Феофане.

— Когда я вторую бутыль хотел взять, — понуро признался ратник. — Я подумал, лучше будет сразу две взять, чтобы потом снова не бегать.

— Тогда считай, ты легко отделался, — как мог, успокоил его Солнцевский. — Наш домовой за такие шалости с самогоном не то что ухо, голову открутить мог. А на вынос он никому бы больше не дал, даже мне с Изей.

Ратник еще раз виновато вздохнул, посетовал на нелегкую судьбу, получил от Изиных щедрот для поправки здоровья, употребил и удалился. Далее употребили все присутствующие (даже Зосима, несмотря на устав), молча закусили и повторили. Настало время серьезного разговора.

Брень-нь-нь… — тут же ударил по струнам Изя и со знанием дела принялся набивать свою трубку.

— Может, обойдешься без курения? — поинтересовался Илюха, несмотря на то, что знал ответ друга наперед.

— Не обойдусь, у меня имидж, — отмахнулся черт и выпустил первое кольцо дыма. — Казнь казнью, а основное дело забывать нельзя.

Брень-нь-нь…

— А скажи-ка, Алеша, что, собственно, произошло перед тем, как Берендей осерчал и тебя чуть в расход не пустил? Только рассказывай все поподробнее, не упускай никаких мелочей.

Попович, несколько удивленный таким вниманием к себе, заметно покраснел, но быстро справился с волнением. Рассказ былинного богатыря был скуп на подробности и поначалу ожидаемых мелочей не содержал вовсе. По рассказу Алеши, выглядело все так.

Встали в караул, никого чужого не было, Агриппина из опочивальни не выходила. Ближе к вечеру в тереме произошел пожар, полыхнула кладовая, находящаяся, кстати, прямо под княжеской горницей. Пожар во все времена тушили всем миром, вот и отправил Попович своих богатырей на подмогу, а сам на страже остался. Тут прибегает Берендей, видит, что у дверей только один богатырь, и давай бушевать. Поначалу хотел всех казнить, но потом узнал, что с княгиней все в порядке, отошел и велел всего лишь в темницу бросить.

Далее верховный правитель велел призвать пред ясные очи всю «Дружину специального назначения» в полном составе. Узнав, что ни одного богатыря этого спецподразделения в городе найти не представляется возможным, разгневался пуще прежнего и тут же подписал смертный приговор старшему, среднему и младшему богатырю обозначенной дружины. Мотю самодержец помиловал, «ибо божья тварь за хозяина не в ответе!».

Однако данное поверхностное повествование никоим образом не удовлетворило ни Солнцевского, ни Изю, и начался перекрестный допрос свидетеля.

Брень-нь-нь…

«Чужого никого не было? А кто был свой? Когда пришел? Когда ушел? В каком настроении вышел? Кто просто проходил мимо? Микишку спустили с лестницы за сквернословие и нахальство? Не ошивался ли подле княжеской опочивальни кто-нибудь из списка подозреваемых? Это точно?! Не ошибаешься? И при этом ругалась как сапожник?! Точно, про нас спрашивала? И это было пред самым пожаром?» — примерно такие вопросы задали друзья Поповичу.

Благодаря его ответам начала вырисовываться следующая картина.

Берендей со своей благоверной свели все контакты с внешним миром к минимуму. В этот минимум вошли пара самых верных и проверенных служанок, стряпуха и, конечно же, родная дочка.

Как вы понимаете, именно на Сусанне в момент допроса Поповича и сосредоточилось все внимание друзей, тем более что остальных подозреваемых по делу в окрестностях княжеской опочивальни за указанный период не наблюдалось. Оказалось, что первая культуристка на Руси пробыла у матери не менее получаса, причем все это время из-за двери доносились звуки разговора, мягко говоря, на повышенных тонах. Если вспомнить, что дверь в личные покои княгини была дубовая, да еще обитая войлоком, то становилось понятно, что эти самые тона были на уровне полноценного крика.

Выбежала из горницы Сусанна белее белого (то ли от возмущения, то ли от гнева), кусая губы до крови. Перевела дух и поинтересовалась у стражи, не появлялся ли сегодня во дворце хоть кто-нибудь из «Дружины специального назначения». Получив отрицательный ответ, кивнула (то ли удовлетворенно, то ли обреченно, тут опять оценка Поповича была неоднозначна), смачно выругалась и сломя голову бросилась прочь (чуть не сбив с ног подвернувшегося на лестнице Микишку). Буквально через пять минут раздались первые крики, возвестившие о начале пожара.

Собственно, на этом связный рассказ Алеши Поповича закончился. Богатырь как-то стушевался, почти по-детски покраснел и со вздохом признался, что далее на сцене появился разъяренный Берендей и тут же приказал отправить всех, кто стоял на страже, по этапу. К счастью, в данном случае этап оказался не слишком длинным и закончился как раз в той самой темнице, где предусмотрительный Изя заблаговременно устроил реабилитационный центр для жертв княжеских репрессий.

Рассказанное заставило друзей призадуматься, Изя даже перестал тянуть трубку и бренчать на гуслях. Любава откровенно приуныла и не скрывала своего разочарования. Илюха также пребывал в скверном расположении духа, и даже в одиночку опрокинул полный кубок первача, совершенно игнорируя осуждающие взгляды коллег.

— Ребят, вы извините, завтра тяжелый день, — после продолжительной паузы обратился Солнцевский к былинным богатырям и к Зосиме, — сами понимаете, на казнь нужно выходить со свежей головой.

— Понимаем, — дружно, но без всякого энтузиазма отозвались они, тем не менее поднимаясь с насиженных мест.

Следующий день действительно обещал быть, по меньшей мере, суетливым, а по большей… по большей — крайне суетливым. В слово «крайне» каждый из дружинников мог вложить свой смысл, личные думы, переживания и опасения. Прощание было недолгим и молчаливым: скупое пожатие рук, стук закрывающейся двери, лязг тяжелого засова.

Брень-нь-нь…

— Я вынужден признать, что несколько поторопился с кандидатурой номер один в списке наших подозреваемых, — поморщившись, выдал черт, на мгновение скидывая привычный морок. — Заметьте, такое в моей практике происходит не часто. Прошу запомнить и не говорить мне потом, что я не умею признавать свои ошибки.

— Конечно, не умеешь, — отмахнулся от друга Солнцевский, — тем не менее, все равно как-то не верится.

— Не верится, что я признал ошибку? — взвился Изя.

— Да нет, в то, что Сусанна способна на такое, — пояснил Илюха, пропуская мимо ушей повышенный тон друга.

— Согласна, — подключилась Соловейка, — не могла она, она же женщина.

— Феврония Халявщица тоже в некотором роде женщина, однако, если бы она оказалась на первом месте в нашем списке, ты бы вряд ли возмущалась, — вяло парировал Илюха, — и вообще, завязывай со своими феминистскими замашками, тебе не идет.

— Кстати, — встрепенулась бывшая мелкоуголовная личность, — вы до сих пор мне не рассказали, что такое этот «феминизм»? Вы обо всем мне рассказываете, а как только заходит речь о нем, тут же замолкаете и бросаете друг на друга осуждающие и даже какие-то встревоженные взгляды.

Тут Соловейка внимательно посмотрела на друзей и добавила:

— Вот точно такие, как глядите сейчас. Может пора наконец рассказать, что это за зверь такой и с чем его едят?

— Нет! — хором и очень торопливо ответили друзья.

— Не надо тебе знать о пакости этой.

— Я от этой напасти и в свое время натерпелся, а тут еще ты…

— И вообще, хватит на мелочи отвлекаться, давайте о деле!

— Мы же на службе как-никак!

Бывший солнцевский браток и украинский черт выступили таким слаженным фронтом, что заставили Соловейку замереть в полнейшем недоумении. Купеческой дочке нечасто приходилось видеть подобное единение столь непохожих личностей. При этом старший и средний богатырь старательно отводили взгляд как друг от друга, так и от женской составляющей их небольшой команды.