Читать интересную книгу И шарик вернется… - Мария Метлицкая

Пару раз Лялька звала Таню с мужем к себе. И Таня, и Лялька — не дуры ведь — сразу поняли абсурдность этой затеи. Их любимые говорили и думали на разных языках. Один раз Лялька позвала их в ресторан — пообедать.

Таня вздохнула и объяснила Ляльке, что та совершенно оторвана от реалий.

– Какой кабак, Ляль? У нас два рубля на неделю до стипендии.

Больше Лялька «пообедать» не звала.

Вадим считал Игоря дельцом и слегка презирал. И еще, как казалось Тане, слегка завидовал. Но думать об этом ей было неприятно. Главное — что Лялька была счастлива. Судьба у каждого своя — это Таня уже усвоила. Особенно когда думала о Верке.

Светик

В Москве Светика ждал сюрприз. И какой! Боже не приведи. Папахен — хрен старый — из дома свалил, к молодой секретарше. Официально не разводился, что естественно. Боялся с работы слететь. Маман запугал: «Рот откроешь — лишу денежного довольствия. Пойдешь полы в подъезде мыть».

Но главный кошмар был в том, что он перевез в их квартиру деда и бабку! А в квартиру стариков на Чистых прудах — старый дом, тихий двор, две комнаты и большая кухня — заселился с молодой сожительницей.

Конечно, комнату Светику освободили. Кто бы посмел этого не сделать! Теперь мать жила в одной комнате со стариками. Дед — почти глухой, телевизор и радио орет так, что хочется деда прибить. Мочится мимо унитаза, забывает спускать. Бабка все время лазает в холодильник — хочет есть. Когда ест — весь стол и пол в ошметьях еды. Все мимо рта. Может, поэтому и вечно голодная? На себя выливает по полфлакона духов «Красная Москва». Светика от этого тошнит так, что впору бежать в туалет. Мать сидит целый день застывшая и перебирает руками бахрому на скатерти. Не говорит ни слова. Ходит по дому в ночной сорочке и с нечесаными волосами. Даже Светику не рада — словно не видит ее. Светик позвонила папаше на работу, все высказала. Он молчал — а что тут скажешь? Светик требовала, чтобы он вернул деда с бабкой по месту прописки. Он ответил, что уже сделал там ремонт и это разговор бесполезный. А потом ехидно спросил у Светика, за что ее из командировки поперли. Хотя и сам знал, конечно, старый лис. На прощание посоветовал устраивать свою жизнь и на него не рассчитывать.

Светик бросила трубку и прошипела:

– Сволочь.

Позвонила Жанке. Та сказала, что Светик может пожить у нее, место найдется. А что делать и как жить — Жанка хрипло рассмеялась, — она Светика научит.

Светик усмехнулась:

– Ну это мы посмотрим — кто кого научит.

Вечером она собрала чемодан, вызвала такси и была такова. К матери не подошла — начнет выть и за подол хвататься, — про бабку с дедом и говорить нечего. Не люди уже. Так, растения.

Зоя

Миловидова из института отчислили. Говорили, что он запил. По-черному. Верная Машка из института ушла — перевелась в Стомат, на лечебный. После занятий бежала к Косте. Он лежал на диване, отвернувшись лицом к стене, ни с кем не общался, ни с Машкой, ни с матерью, телефонную трубку не брал, приятелям дверь не открывал. А через месяц пришла повестка из военкомата. Костя попросился в Афган, просьбу его удовлетворили.

Ирину Сергеевну Мащенко с работы уволили, по статье — на этом настоял секретарь райкома. Родных у нее не было, только какая-то дальняя тетка в Твери. Ирина Сергеевна сидела в своей маленькой комнатке за столом и смотрела, не отрываясь, на клеенку, разглядывала цветочный узор. Соседка приносила ей хлеб и молоко. Через два месяца она очнулась и решила устроиться на работу, но нигде не брали — пугались статьи. Одна сердобольная заведующая детским садом взяла ее нянечкой. Ирина Сергеевна работала в две смены — не ради денег, просто чтобы дома не находиться, потому что это было совсем невыносимо. И еще она боялась подходить к окну — очень тянуло вниз. Так легко — одним мгновением все закончить, все страдания, все муки, весь нестерпимый стыд и обиды. Но на это тоже надо иметь смелость — всегда, с самого детства, считалось, что Ирина Сергеевна — трусиха. Однажды на улице она встретила Зою. Прижалась к стене и опустила голову — точно, трусиха. Еще раз в этом убедилась. А Зоя, гордо подняв голову, прошла мимо. Скорее всего Ирину Сергеевну она не заметила. Просто Зоя из тех, кто всегда ходит с высоко поднятой головой. «Самое страшное, — подумала Ирина Сергеевна, — что все это она делает с абсолютной уверенностью в своей правоте. Честно исполняет долг гражданина. А люди для нее — пыль под ногами. И какой из нее получится врач?» За это Ирина Сергеевна переживала больше всего.

Да, кстати, для справки — Костя Миловидов вернулся в Москву через четыре месяца, с тяжелым ранением. Ногу, слава богу, спасли, отрезали только ступню. Машка сидела возле него в госпитале дни напролет. Через год они поженились. Костя восстановился в институте.

Шура

Нет. Нет и еще раз нет. И как могла прийти в голову такая безумная идея — родить от Валерки? Разве она сможет любить этого ребенка? Скорее всего она его просто возненавидит — вот этого она боялась больше всего.

И Шура позвонила Ляльке. Та удивилась:

– Поговорить? Заходи, Шурыга. Только времени у меня мало — минут пятнадцать.

Лялька открыла дверь, в руках кисточка для ресниц. Прошли на кухню. Лялька продолжала красить глаза. Шура объяснила суть проблемы и попросила Ляльку помочь — ну, укол какой-нибудь или еще что-нибудь.

– Есть же способы? — с надеждой спросила она.

– А банальный аборт? — спросила Лялька, глядя в зеркало и вытягивая губы в трубочку.

– Боюсь я, Ляль. У меня кровь плохо сворачивается. Ну ведь можно же как-то без операции? Раньше же избавлялись как-то? В деревнях, например. А сейчас медицина вообще вырвалась вперед.

Лялька перестала красить глаза и уставилась на Шуру:

– Ты, Шурыга, даешь! Не ожидала от тебя, честно говоря. В деревнях! Я тебе повитуха деревенская? Или акушерка подпольная? А папаша что — в отказку?

Шура мотнула головой:

– Не в папаше дело. Ситуация у меня — сама знаешь. Мать лежачая. Куда еще ребенка?

Лялька согласилась: логично. Обещала узнать у девчонок из гинекологии. Может, что-нибудь и есть. Да нет, конечно же, есть. Лялька слышала про какие-то инъекции. Стимуляторы, что ли? Девчонки их делали. Кому-то помогало, кому-то нет. В общем, попробовать можно. Надо Шурке помочь. Не оставлять же в беде несчастного человека. Лялька налила Шуре кофе. Та кофе выпила и заторопилась — не хотелось Ляльку задерживать. Лялька закрыла за ней дверь, посмотрела в окно: опустив голову и шаркая, Шура, как старушка, медленно брела к своему подъезду. Лялька бросила взгляд на часы — через полчаса за ней должен был заехать любимый, ждать он не привык, не проходят с ним такие номера. Она побежала одеваться.

Шура зашла к маме — все так же, никаких изменений. Мама спала, и чуть подрагивали тонкие, бледные, словно прозрачные, веки. Шура села на стул и взяла ее за руку — тонкую, холодную и почти невесомую. Мама не проснулась.

В комнату заглянула тетка.

– Ужинать пошли!

Шура посмотрела на нее: какая это мука — сидеть рядом с ней, слушать ее прихлебывания и чавканье, смотреть на жирные губы и руки, на то, как смачно, со звуком, она обсасывает куриные кости и вытирает пальцы кухонным полотенцем.

Шура пошла к себе. Она закрыла глаза и подумала о том, что Лялька ей обязательно поможет. Она, Лялька, хоть и не подруга, но человек хороший, в беде не бросит. А всю правду ей знать ни к чему. Да и зачем позориться? Чтобы людям на тебя смотреть было тошно? Чтобы брезговали и стеснялись знакомства с тобой? К чему добавлять? И так в жизни Шуры хорошего было мало.

Ну почему все беды — и на одного человека! Так быть не должно…

Таня

Таня была беременна. Новое состояние так потрясало ее, что она никак не могла с ним свыкнуться и поверить в свое счастье. Выходит, тот, первый аборт прошел без осложнений. Она может иметь детей! Получается, та очкастая кобра-гинекологиня сделала все на совесть. Дай бог ей здоровья! А сколько лет Таня боялась, что у нее ничего не получится!

Мама вздыхала:

– Какой ребенок от этого твоего? Он сам — вечный ребенок, с его-то профессией. Всегда будет страдать и рефлексировать, если в карьере не сложится. Безденежье. А если сложится — другие проблемы: бабы пойдут, начнутся пьянки-гулянки, зазнается и все равно будет мучить тебя.

Таня ее не слушала: ребенок от любимого. Разве это не счастье?

Она осторожно гладила свой живот: «Спи, мой любимый, спи, мой ненаглядный». Почему-то она была уверена, что будет мальчик. Сын, сынок, надежда и опора, поддержка во всех обстоятельствах, лучший дружочек на все времена. Она постоянно с ним разговаривала, слушала классическую музыку, ходила в Третьяковку, чтобы младенец привыкал к прекрасному еще в утробе, — так было написано в умных книгах.

Вадим воспринял известие о беременности довольно спокойно. Вздохнул — да, коммуналка, денег не особо, с будущим — непонятно. Как сложится карьера? Ведь здесь столько зависит от удачи и банального случая! Потом покапризничал: