Читать интересную книгу Либеральный Апокалипсис - Сергей Чекмаев

— К…куда? — слова застряли у меня в горле. И ноги сделались ватными, непослушными. И в животе неприятно похолодело.

— Вы хотите его забрать в тюрьму?! — Тут и мама вскочила. — За что? Он ведь только снимал, правда?

— А можно как-то решить с домашним арестом? — подался к следователю отец. — Или с подпиской о невыезде?

Следователь улыбнулся шире, чем прежде.

— Практика показывает, что организатор любительского снаффа как раз и ведет видеосъемку. Но вы правы, решить можно. Если ваш сын согласится сотрудничать со следствием. И для начала назовет имена исполнителей. Исполнительниц.

— Так это девки какие-то устроили? — Отец повернулся ко мне: — Сынок, скажи, кто они. Ты же не виноват!

Я отрицательно покачал головой.

— Жаль. — Следователя мой отказ не смутил. — Тогда советую искать хорошего адвоката. Если окажется, что ваш сын единственный совершеннолетний в банде…

— В банде?! — Мама зажала рот руками и села обратно на стул. Ноги, видно, не держали. А у отца лицо пошло красными пятнами.

— Юрий, ты хоть знаешь, сколько хороший адвокат по умышленным убийствам стоит? Эх, думал тебе «Опель» к сентябрю купить, а ты ради каких-то бандиток…

Рукой махнул, отвернулся. И мне вдруг так обидно стало. «Опель», тот самый, что мы по каталогу смотрели. Красно-оранжевый, трехместный, с двумя пропеллерами. Подумать только, у меня будет собственный винтач! Не будет теперь…

— Умышленное с отягчающими, — добавил масла в огонь следователь. — Так что на ближайшие лет пять вертолет ему не понадобится.

Пять лет?! За какую-то старуху? К обиде добавилась злость. Девки меня попросту подставили, а я их выгораживать должен? С какой радости, если разобраться? Сейлор все равно хотела с крыши прыгать, может, и прыгнет, она ж психованная! Так не одинаково, в тюрьме или на свободе она себе жизнь укоротит?

Я опустил глаза, промямлил:

— Сейлор… то есть, Светлана Мастайкина.

Следователь быстро повернулся ко мне:

— Как? Мастайкина? Ученица лицея, верно?

— Да.

— Молодец, хорошо. А вторая?

Выдавать Марьяшу не хотелось. Лучше, чем она, у меня девчонок не было… Не было, так будут, если в тюрьму не сяду! И вообще, пусть ее папашка отмазывает!

— Мириам Аль-Баради, — еле слышно выдавил из себя.

У отца брови полезли вверх, и опера удивленно переглянулись. А следователь захихикал нервно.

— Дочь вице-мэра?! Очень хорошо! Думаю, вопрос с подпиской о невыезде мы решим незамедлительно.

В наше время судебная машина работает быстро. Недели не прошло, как меня вызвали на оглашение приговора.

Нас провели в небольшую, почти пустую комнату. По одну сторону — информационная панель во всю стену, по другую — дюжина кресел. Я примостился на крайнее, мама и отец — рядом. Больше никого в комнате не было — меня ведь не брали под стражу, и адвоката нанимать не пришлось. Где-то рядом, возможно прямо за стеной, в таких же комнатах сидели Сейлор и Марьяша. Хоть я и убедил себя, что девки сами глупость затеяли, значит, сами и виноваты, что попались, но смотреть в глаза бывшим подругам не хотелось. Следователь пообещал, что и не придется. По крайней мере, ближайшие лет семь.

— Встать, суд идет! — рявкнуло из динамиков.

Родители поспешно вскочили. Разумеется, никакой судья в комнату входить не собирался, — дань традициям. Я тоже нехотя поднялся.

Проиграла бравурная мелодия, стихла. На экране вспыхнула надпись: «Суд приступил к ознакомлению с доводами сторон». Мы вновь сели.

— Не волнуйся, все обойдется. — Мама сжала мне руку. — Следователь обещал.

Я кивнул. Но все равно было как-то муторно. Поскорее бы все закончилось, что ли!

Время тянулось, как резиновое. Где-то там судебная машина изучала предоставленную прокурором и адвокатами информацию, выискивала по базам данных прецеденты, обзванивала присяжных согласно случайно-репрезентативной выборке. Нам оставалось лишь ждать и надеяться. Абсолютно объективная система правосудия, недостижимый идеал для тех времен, когда окончательное решение принимал живой человек, на которого могла повлиять любая непредвиденная случайность — например, чрезмерное скопление газа в кишечнике.

Наконец надпись на экране сменилась: «Приготовиться к оглашению приговора». Мама сразу напряглась, выпрямила спину. Я сглотнул неожиданно подкативший к горлу комок.

«Учитывая активное способствование раскрытию преступления суд приговаривает подсудимого Юрия Акселя (Богдан-Потаповича) к исправительным общественно-полезным работам сроком на три месяца».

— Ура! — Мама вскочила, кинулась мне на шею. Потом они начали обниматься с отцом: — Слава богу, обошлось!

— Еще бы! Следователь врать не станет. — Отец тоже был доволен.

И я улыбнулся. Три месяца мыть общественные сортиры, как последний джумш, — это, конечно, не подарок. Пропало лето, считай. Но ведь не тюрьма! И сколько его, того лета? Зато в сентябре у меня будет собственный винтач. Красно-оранжевый, верткий и быстрый, с широким задним сиденьем, на которое так удобно…

«Местом отбывания наказания назначить, — вспыхнула новая надпись, — летний оздоровительный лагерь для младших школьников. В должности помощника воспитателя. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит».

Улыбка замерзла на моих губах. И весь я будто окоченел от ужаса.

— За что?!!!

Максим Макаренков. Тотальная распродажа

Сухая желтая трава шелестела на обочине шоссе, а дальше вставали сосны, чернел между ними кустарник, и прозрачно синело над дорогой холодное осеннее небо.

Реалист зябко передернул плечами и закурил. Поднял воротник короткого полупальто, нервно с подвыванием зевнул, зажимая сигарету в уголке рта, снова передернул плечами.

Стоял у борта грязно-белого фургона, в котором гудела и пощелкивала аппаратура, и смотрел вниз, на город.

Солнце уже поднималось, но городок еще спал. Странно. Реалист думал, что начаться должно раньше. Но пока все было тихо, на улицах пустота, легкий ветерок треплет какую-то тряпку, бьющуюся в оконном проеме заводского корпуса. Корпус был страшноватенький — давно заброшенный, заросший все той же ломкой травой и полный черной сырой темноты. Реалисту он не нравился, но на картинке в реал-ньюсе смотрелся замечательно и легко монтировался с нужной несущей информацией.

Хлопнула задняя дверь фургона, потягиваясь, вылез в осеннее утро Африканец.

Как всегда — мертвенно-бледный, со спадающими на глаза грязными дредами, тощий, но с выпирающим вперед брюшком, на котором топорщились полы облегающей цветастой рубахи.

Очки с выведенной на них картинкой, к нижней губе прилепилась сигарета без фильтра, в руке — банка наркоэнергетика. Все вместе бесило Реалиста неимоверно, но Африканец был лучшим монтажером реал-ньюсов, работающим на сером и черном рынках. Поговаривали, что он монтировал реалы для любителей молоденьких мальчиков и расчлененки… и заказчики остались довольны. Для Реалиста это было отличной оценкой профессионализма монтажера — порнобизнес всегда был на переднем крае работы с потребилами, их методы изучали все настоящие маркетологи и создатели реал-ньюсов. Правда, признаваться в этом прилюдно для сотрудников серьезных агентств было моветоном. Но Африканец обитал в том слое придонного ила, где профессиональная репутация базировалась только на количестве грамотно реализованных заказов, а кто заказчик — никого не интересовало. Главное — сколько заплатили.

Африканец глубоко затянулся, откашлялся и, поставив оранжево-черную банку на порожек фургона, принялся с наслаждением отливать.

— Что-то тихо, пора бы уж им зашевелиться, — мотнул он головой в сторону города, поливая упругой, поблескивающей в лучах осеннего солнца, струей обочину.

И тут же снизу послышался визг тормозов, глухой удар и надрывный женский вопль.

— О, началось. — Африканец бросился к фургону. Он смешно подпрыгивал и дергался, пытаясь застегнуть заевшую молнию. Банку энергетика он забыл, и Реалист зашвырнул ее в траву.

Все шло точно по графику. Как он и рассчитывал, уложились за неделю.

— У нас возникли определенные трудности с реализацией некоторых видов продукции, что привело к затовариванию складов компании. Мы считаем, что повышение маркетинговой активности и акции, рассчитанные на привлечение локальных потребителей, могут… — Дева щебетала и журчала. Откинувшись на стуле, Реалист наблюдал, как подрагивают большие, на грани вульгарности, но не переступающие ее, груди маркетологини в вырезе блузки, и гадал, имеет ли ее шеф или нет.

Шеф сидел рядом, активно потел и, сопя, поедал жюльен.

— Вам нужна тотальная распродажа, так? — прервал Реалист девицу, и та, замолчав, захлопала глазками. Так… нет заготовленной реплики в ответ на простую фразу. Значит — точно, шеф употребляет. И активно, иначе непонятно, зачем он ее держит.