Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хватит! — закричала я, зажимая уши. Мне стало дурно.
«Он силен физически, но воля его еще сильнее. Он может заставить себя делать то, что ни одному нормальному человеку не под силу». Теперь я поняла, что Элинор имела в виду.
Он встал на колени. Голос его стал звонким, как на кафедре:
— «Разве ты не знаешь, что я, муж твой, должен быть для тебя подобием Бога в доме нашем? Разве не я изгнал блудницу из Рая? Я превратил свою похоть в священный огонь…»
Он рассмеялся, но смех его был не весел. А потом он упал на матрас и лежал с закрытыми глазами. По его лицу пробежала гримаса, как от внезапной боли. Он тихо заговорил:
— А теперь оказалось, что Бога нет, и я был не прав. Не прав по отношению к Элинор, не прав по отношению к себе. Ведь я любил и желал ее. А еще я был не прав, когда потребовал от жителей нашей деревни остаться. Кто я такой, чтобы брать на себя такую ответственность? Я думал, что говорю с Господом. Глупец! Все, что я сделал, все, что я говорил, все, что я чувствовал, было основано на лжи. Я был не прав во всем. А теперь я понял, что надо жить так, как хочется.
Он хотел обнять меня, но я выскользнула из его рук и спрыгнула с кровати. Я схватила свою разбросанную одежду и вышла из комнаты. Единственной моей мыслью было поскорее убежать от него.
Я шла к церковному кладбищу. Мне нужно было оказаться поближе к Элинор. Как бы мне хотелось обнять ее и сказать ей, как мне жаль, что он так использовал ее. Когда я поддалась своему желанию и стала с ним близка, я думала, что тем самым как бы приближаю к себе и ее. А оказалось, что, получив удовольствие от близости с ним, я своровала у нее то, что должно было по праву принадлежать ей, — ее свадебную ночь. Я подошла к ее могиле, обняла надгробный камень и рыдала на нем так долго, что он стал мокрым.
Я все лежала на камне, когда услышала, что он зовет меня. Я не хотела его видеть, все в нем стало мне теперь отвратительно. Я поднялась и побежала к церкви. Я не была там с марта, когда пастор объявил, что закрывает церковь. Я вошла внутрь, осторожно прикрыв за собой дверь.
Воздух показался мне спертым. Я прошла вперед, по-прежнему испытывая благоговейное чувство к этим стенам, погладила старую каменную купель, вспоминая, как в ней крестили моих сыновей. Как счастлив был тогда Сэм!
Мой бедный, простодушный Сэм. Иногда я стеснялась его, стеснялась, что он слишком прост. Как я завидовала Элинор! Завидовала тому, что у ее мужа такие манеры, тонкий ум. Почему я ничего не понимала? Никто, я думаю, не мог бы заподозрить, что тонкий ум способен на такие извращения.
Запах воска, сырые каменные стены, пустые скамьи. Люди сидели здесь, слушали его и верили ему так же, как верила Элинор. Ждали, что он скажет нам, как жить. А теперь они лежат в земле. Я стояла и ждала, когда ко мне придут нужные слова, чтобы помолиться о них. Попробовала произнести знакомые с детства слова: «Верую в Тебя, Господи, Отец Всемогущий…» Они отдались эхом в пустой церкви.
— Ты веришь, Анна? Ты все еще веришь в Бога? — донесся до меня голос со стороны ряда, где сидели раньше Бредфорды. Элизабет Бредфорд поднялась со скамьи. — Моя мать тоже верит. Я пришла сюда по ее просьбе, хотя я и сомневаюсь, что ей помогут молитвы. У нее вчера начались схватки, на месяц раньше срока, врач от нее отказался. Он заявил, что женщина, задумавшая рожать в ее возрасте, играет со смертью и что она не разродится, а потом сел на лошадь и уехал.
Мисс Бредфорд снова опустилась на скамью и прошептала:
— Кровь, Анна. Я никогда в жизни не видела столько крови. — Она закрыла лицо руками и долго сидела так. А потом выпрямилась и сказала: — Ну что ж, я сделала то, о чем она просила, помолилась за нее в церкви, освященной всеми вами, храбрыми божьими любимцами. А теперь я вернусь домой и опять буду слушать ее душераздирающие крики.
— Я пойду с вами, — сказала я. — Я видела столько смертей, что хочу попытаться спасти кому-то жизнь.
На какое-то мгновение ее лицо осветилось надеждой. А потом оно снова стало таким же высокомерным, как всегда.
— Что же получается, прислуга знает больше, чем врач? Но если хочешь, пойдем. Она все равно умрет. А ты доложишь Момпелльону, что Господь выполнил его пророчества относительно нашей семьи.
Я шла за Элизабет Бредфорд, пытаясь сдержать гнев. Остановившись у двери, я огляделась в поисках пастора. Его нигде не было видно, так что я последовала за ней к тому месту, где она привязала свою кобылу, и села на нее позади Элизабет.
Мы поднимались в гору в полном молчании. Когда мы подъехали к их усадьбе, мисс Бредфорд спешилась и подала мне поводья в полной уверенности, что я загоню кобылу в стойло. Я отдала их ей обратно и направилась к дому. У нее вырвался какой-то звук, похожий на шипение, но она все же повела лошадь на конюшню. Крики миссис Бредфорд были слышны даже с улицы. Когда Элизабет вернулась, мы вошли в дом и поднялись наверх, в спальню ее матери.
Она не преувеличивала, когда говорила о крови. Даже пол под ногами был липким. Повсюду валялись окровавленные простыни. Я не знала девушку, которая находилась рядом с миссис Бредфорд. Глаза у нее были круглыми от ужаса. Я тут же сказала ей, что нужно сделать:
— Принеси бульон, бокал хорошего вина и хлеб. Ей надо восстановить силы после такой потери крови. Принеси также чайник с кипятком и таз.
Девушка бросилась выполнять мои поручения, видно было, что она не чаяла, как бы побыстрее убежать из комнаты.
Миссис Бредфорд протянула руки к дочери, и Элизабет подбежала к ней и нежно ее поцеловала. Она сказала, что слышала обо мне хорошие отзывы, что я многим помогла и теперь все будет хорошо.
Когда принесли кипяток, я тщательно вымыла руки. Надо было действовать быстро, чтобы спасти ребенка. Я осмотрела роженицу и убедилась, что ребенок лежит неправильно, ножками вперед. Почему же, недоумевала я, врач счел этот случай безнадежным? Если бы он остался с ней, он сделал бы то, что собиралась делать я. И тут до меня дошло, что он, очевидно, получил инструкции не очень-то стараться спасти ребенка.
Роды были преждевременными, так что ребенок был маленький, и мне без труда удалось перевернуть его в правильное положение. Но мать была слишком слаба, чтобы тужиться, однако она каким-то образом собрала последние силы, и вскоре на свет появилась маленькая прелестная девочка.
Я посмотрела в ее синие глаза и увидела в них отражение моей новой жизни. Уже из-за одного только этого чуда, из-за того, что мне удалось спасти эту малышку, я прожила свою жизнь не зря. Я почувствовала, что так теперь будет всегда: от смерти — к новой жизни, от рождения к рождению, от семени к цветку, я буду жить и наслаждаться чудесами.
Как только я перевязала пуповину, кровотечение у миссис Бредфорд почти прекратилось. Послед вышел легко, без осложнений. Она смогла выпить немного бульона. Я про себя ругала последними словами врача, который мог оставить женщину в таком состоянии. Если бы он развернул ребенка несколько часов назад, она бы успешно родила. А теперь надо было надеяться только на чудо, чтобы она выжила после такой большой потери крови. Но я не собиралась сдаваться. Я сказала Элизабет, чтобы она быстро ехала ко мне домой, и объяснила, где у меня стоит бутылка с настоем из листьев крапивы.
— Крапива? — скривила она губы. — Я не найду ее. — Она положила руку на лоб матери, и ее лицо смягчилось. — Конечно, если это поможет… Но ты должна поехать сама, я боюсь, что, как только я уеду, она умрет без меня.
Я согласилась. Перед тем как уйти, я сказала прислуге, чтобы она помыла ребенка и приложила его к материнской груди как можно скорее. Я уже была на полпути к конюшне, когда почувствовала, что продрогла до костей. На мне ничего не было, кроме тонкого платья из саржи, которое я надела утром, убегая от Момпелльона. Я пошла назад, чтобы попросить у Элизабет накидку. Кухонная дверь была ближе всего, так что я вбежала туда, стуча зубами от холода.
Элизабет Бредфорд стояла спиной ко мне, перед ней на скамье стояло ведро с водой, ее руки были опущены в него по локоть. Она держала девочку под водой. Я подлетела к ней и толкнула с такой силой, которую в себе даже не подозревала. Она выпустила ребенка и упала на пол. Я быстро достала из ведра крохотное тельце и прижала его к груди. Малышка была холодной, и я начала растирать ее так, как я растирала ягненка, родившегося в холодную ночь. Из ее ротика брызнула вода, она заморгала и возмущенно заплакала.
Элизабет Бредфорд поднялась на ноги и сказала:
— Она незаконнорожденная, мать изменила отцу. Он не потерпит этого ребенка.
— Как бы то ни было, ты не имеешь права лишать ее жизни.
— Неужели ты не понимаешь? — сказала она жалобным голосом. — Для моей матери это единственный шанс помириться с отцом. Ты что, думаешь, я хотела убивать ее? Я сделала это только для того, чтобы спасти мать от отцовского гнева.
- Гражданин Города Солнца. Повесть о Томмазо Кампанелле - Сергей Львов - Историческая проза
- Империя Солнца - Джеймс Боллард - Историческая проза
- Эхнатон: Милость сына Солнца - Владимир Андриенко - Историческая проза
- Ледовое побоище. Разгром псов-рыцарей - Виктор Поротников - Историческая проза
- Лаьмнаша ца дицдо - Магомет Абуевич Сулаев - Историческая проза