Читать интересную книгу Нет худа без добра - Мэтью Квик

– Тебе пора познакомиться с отцом. Он живет в Монреале.

– Мой отец погиб смертью мученика, – возразил я. – Его убили куклуксклановцы.

– Это была своего рода успокаивающая колыбельная, которую твоя мама сочинила, чтобы ты не задумывался о том, почему ты растешь без отца. Она оберегала тебя этим притворством. Но твой отец жив. Он согласился встретиться с нами в церкви Святого Иосифа в Монреале у хранящейся там священной реликвии, сердца святого Андре.

– Как это? Почему? Мой отец действительно жив? Вы связались с ним? И там действительно выставлено человеческое сердце?

Из меня сыпались вопросы один другого бессмысленнее.

– Да, сердце брата Андре сохранено и выставлено под стеклом, а отец твой жив. Мы встретимся с ним в этом месте, потому что отец Андре был великий целитель. А ты и твой отец нуждаетесь в исцелении.

Я отнесся к словам отца Макнами с недоверием. Неужели мой отец действительно жив? Если это было так, то почему он не давал о себе знать раньше? С какой стати мама стала бы лгать мне?

Мама никогда не лгала.

Никогда.

Особенно в таких важных вопросах.

Даже маленький человечек в моем желудке был на этот раз на моей стороне. Он не пинал меня и не царапал, а удовлетворенно скрестил руки на груди и устроился на дне моего желудка, как в гамаке. Мы оба знали, что отец Макнами ошибается.

– Объясни мне, Бартоломью, почему ты решил, что едешь в Оттаву, – попросил отец Макнами.

Он пошел в кухню и налил нам по чашке кофе. Я пошел за ним.

– Ну так почему? – спросил он.

Я рассказал ему все, о чем написал Вам, Ричард Гир, в прошлом письме.

Отец Макнами улыбнулся, выслушав теорию Макса о том, что Арни пришелец, и хотя было видно, что он не поверил в это, он не прервал меня и не возразил, что было великодушно с его стороны.

(Умение вежливо выслушать собеседника встречается редко, Вы согласны?)

Я продолжил свой рассказ:

– Подойдя к дому Макса и Элизабет, я обратил внимание на необычный оттенок оконных стекол. Они оклеили их какими-то листами, так что все стекла стали зеркальными и в них нельзя было заглянуть с улицы.

Когда я спросил Макса об окнах, он ответил:

– Защита от долбаных пришельцев.

Открыв дверь, он заорал:

– Элизабет, у нас, блин, гость! Он проверен, так что можешь не прятаться. Доверься, блин, мне!

Мы вошли в гостиную. Там была старая клетчатая тахта с прорехами в обивке, из которых вылезала желтая набивка. Перед тахтой стоял поцарапанный деревянный кофейный столик, под ним лежал плетеный ковер, краски которого давно уже были высосаны пылесосом. Телевизор был очень старый – не плоский современный, а огромный громоздкий куб.

– Оставайся здесь и сядь, – сказал Макс.

Я сел на тахту.

Макс вышел в соседнюю комнату, которая, очевидно, была кухней, потому что я заметил холодильник цвета авокадо. Судя по его виду, он мог быть экспонатом музея канувшего в прошлое кухонного оборудования.

– Элизабет, какого хрена, алё? У нас гость!

До меня донесся шепот.

– Он не долбаный человек в черном. Он, блин, вообще никогда не носит ничего черного. Я уже дважды, блин, пил с ним долбаное пиво! Я спас его от Арни, а раз долбаный Арни – пришелец и хотел похитить Бартоломью, то прикинь сама! С полной уверенностью, блин, можно считать, что Бартоломью – человек. Когда ты, блин, слышала о том, чтобы один долбаный инопланетянин прилетал на долбаную Землю, чтобы похитить другого долбаного инопланетянина? Это полный бред, блин!

В кухне опять зашептались, затем Макс сказал: «На хрен!» – и втащил Элизабет за руку в гостиную. Посадив ее на тахту, он сказал:

– Бартоломью, друг мой, разреши, блин, представить тебе мою сестру Элизабет. Сестра моя, разреши мне, блин, представить тебе моего друга Бартоломью.

Элизабет держала руки на коленях и не отводила от них глаз, спрятав лицо за длинными каштановыми волосами. На ней были красные брюки в обтяжку, бесформенный коричневый свитер и черные ботинки армейского образца.

– Ты встречалась с Бартоломью в своей долбаной библиотеке. Он называет тебя Библио-блин-девушкой.

– Просто Библиодевушкой, – поправил я его с решительностью, внушенной Вами, Ричард Гир. На самом деле это было сплошное притворство.

Подражание киногерою.

Можно было бы ожидать, что меня хватит удар, но с учетом всех невероятных совпадений, которые привели меня к этому моменту, все происходящее казалось мне предопределенным свыше, так что мои личные несоответствия не имели значения.

– Почему? – спросила она. – Что это значит – Библиодевушка?

– Ну, это просто прозвище, которое я придумал, – сказал я.

– Я уже не девушка, а женщина. И к тому же не библиотекарь. Я работаю там как волонтер.

– Господи Иисусе, Элизабет! Не дуйся на человека, блин! Отнесись к нему по-человечески. Это мой друг. Он хочет, блин, познакомиться с тобой. Когда в последний раз какой-нибудь хрен хотел, блин, познакомиться с тобой?

– Почему вы хотите познакомиться со мной? – спросила она. – И называйте меня, пожалуйста, Элизабет.

– Я… – начал я, но не мог придумать ответа, который не характеризовал бы меня как извращенца.

– Он уже несколько лет, блин, хочет познакомиться с тобой! Алё, какого хрена?

– Почему? – повторила она.

Я начал потеть. Лоб взмок, под мышками стало жарко. И вдруг произошло так, будто Вы, Ричард Гир, вселились в меня и заговорили.

– Ну, я обратил на вас внимание. Вы показались мне особенной.

– Я не особенная.

– Нет, вы особенная.

– Чем же я особенная? – спросила Элизабет. Она отвернулась от меня и уставилась в стену, плечи ее поникли.

– Ну, начать с того, что мне нравится, как аккуратно вы расставляете книги по их местам на полках. Вы обращаетесь с ними очень осторожно. Пристукиваете каждую книгу пальцем, как будто благодарите ее за то, что она принесла пользу читателю, выбравшему ее, и поощряете ее служить источником знаний для всех остальных. Кроме того, вы не сразу выбрасываете старые книги, а внимательно рассматриваете их, решая, нельзя ли их спасти. Вы не бракуете книгу без крайней необходимости, и, по-моему, это редкое и прекрасное качество в женщине – точнее, в любом человеке. Меня восхищают подобные детали. Большинство людей не тратят времени на эти мелочи, не говоря уже о том, чтобы ценить их. Моя мама ценила мелочи жизни, но она умерла.

– Вы наблюдали, как я делаю все это? – спросила она, бросив на меня взгляд через плечо сквозь завесу из каштановых волос.

– Да. Для меня это самое лучшее, что происходит за день, – если только вы в этот день работаете в библиотеке. Вы, несомненно, лучший библиотекарь, какой у них есть.

– Но я уже сказала, что работаю как волонтер. Они мне даже не платят.

– Для меня это не имеет значения.

Она встала и метнулась на кухню.

– Алё, какого хрена? – вскричал Макс и метнулся за ней.

Там они опять стали шептаться.

Когда они вернулись, Элизабет сказала:

– Расскажи ему о наших проблемах.

– Алё, это, блин, слишком личное.

– Нас выселяют отсюда, – сказала Элизабет. – Грандиозно, не правда ли?

– Алё, какого хрена? Это наше внутрисемейное дело.

– Какая разница, знают об этом или нет? – ответила ему Элизабет и добавила для меня: – Мы разорены.

– Это очень грустно слышать, – сказал я.

Макс покачал головой.

– И что вы будете делать? – спросил я Элизабет.

– У нас осталось немного денег, которых хватит, чтобы доехать до Оттавы. Так что мы поедем туда, каким бы безумством это ни казалось. А дальнейших планов у нас нет.

– Вовсе не обязательно, блин, ехать туда, – вмешался Макс.

– Я обещала тебе, – отозвалась Элизабет, – а я никогда не нарушаю своих обещаний.

– А зачем вы едете в Оттаву?

– Посмотреть долбаный Кошачий парламент, – ответил Макс.

– Что-что?

– Это такое место, где кошки гуляют, где им, блин, захочется, по соседству с долбаным канадским Белым домом. Это одно из лучших долбаных мест во всем свете; правда, я там не был, только читал о нем. Но я вот уже больше десяти лет, блин, хочу поехать туда. Это моя долбаная мечта.

– Я обещала Максу, что съезжу с ним туда на его сорокалетие, – сказала Элизабет. – Мы взяли напрокат машину. Уедем через несколько дней, когда нас официально выселят. А что мы будем делать после этого – понятия не имеем. Захватывающее приключение, правда?

Сарказм Элизабет меня пугал – она была похожа на загнанное в угол огрызающееся животное, обороняющееся словами, как когтями.

– А почему вас выселяют? – спросил я.

– Мы не платим за это долбаное жилье, так как экономим деньги на поездку.

– А что, если тебе принять участие в этом исследовании, о котором говорил Арни? Он ведь предлагал тебе…