Читать интересную книгу Черное солнце Третьего рейха. Битва за «оружие возмездия» - Джозеф Фаррелл

Но Хаутерманс интересовался не только атомными бомбами. Даже Поль Лоуренс Роуэ признает, что роль Хаутерманса в нацистском атомном проекте «остается загадочной»[192]. Причина этого становится понятна, если разобраться в том, какие из этого вытекают последствия, ибо основной специальностью Хаутерманса было первое теоретическое описание процесса термоядерного синтеза атомов тяжелого водорода (дейтерия и трития) в условиях высокой температуры, происходящего в звездах, — ту же самую температуру в земных условиях можно получить при неуправляемой цепной реакции ядерного деления[193].

Все это на шаг приближает нас к разгадке того, над какими именно типами оружия работал «мозговой центр» Каммлера, ибо, если идея Хаутерманса была принята, тогда следующим логическим переходом в «технологическом дереве» от атомной бомбы будет термоядерная бомба, как это сделали американцы и русские, но уже после войны. Есть ли какие-нибудь указания на то, что это и было истинной конечной целью секретной германской атомной программы, проводимой СС? Другими словами, действительно ли это была программа создания атомной бомбы? Или речь все же шла о водородной бомбе?

Каким бы фантастическим это ни казалось, похоже, истинным является второе предположение. Письмо профессора Лахнера, на которое уже ссылались выше, проливает новый свет на цели особого командования СС Каммлера:

Также велись работы по созданию водородной бомбы. Завод по производству тяжелого водорода был возведен в Норвегии, но, естественно, вскоре был разрушен противником. Небольшие урановые бомбы должны были служить детонаторами водородной бомбы, поэтому их отдельное применение не рассматривалось[194].

Еще одно подтверждение этого поразительного утверждения можно найти в выданном еще до войны, в 1938 году, австрийском патенте на «молекулярную бомбу», первый прототип водородной бомбы. В любом случае, профессор Лахнер однозначно указывает на то, что истинной целью программы было создание оружия, значительно более устрашающего и разрушительного, чем атомная бомба.

В данной связи стоит упомянуть еще об одном факторе. Стремление создать именно водородную бомбу также объясняет, почему нацистов интересовали маленькие атомные бомбы, которые уменьшались еще больше за счет применения метода ускоряемою деления, ибо водородная бомба, по крайней мере при тех технологиях, что имелись в то время, должна была представлять собой непомерно тяжелый и неуклюжий объект. Следовательно, стремление к миниатюризации имело еще одну практическую цель: такая бомба должна была быть достаточно маленькой, чтобы ее смогли нести германские бомбардировщики или ракеты, но даже в этом случае только самые тяжелые бомбардировщики и ракеты смогли бы справиться с задачей, если это вообще было бы возможно[195].

Но для производства термоядерной бомбы необходимо иметь доступ к достаточному количеству тяжелых изотопов водорода, дейтерию и тритию. Здесь, однако, снова вмешивается «легенда союзников», утверждающая, будто после того как союзники успешно разрушили завод по производству тяжелой воды в норвежском Рьюкане, немцы больше так и не смогли наладить производство этого драгоценного вещества и, как следствие, тяжелой воды не хватало даже для использования в качестве замедлителя в ядерных реакторах (не говоря уж о водородной бомбе). Дальнейшим выводом из этого утверждения, естественно, является то, что попытка Гейзенберга и других ученых создать ядерный реактор с замедлителем на тяжелой воде была обречена на неудачу ввиду недостатка последней.

Однако действительность опять же рисуется совсем другой. Доктор Дибнер в письме доктору Виртцу — впоследствии оба были интернированы в Фарм-Холле — указал, что строительство завода по производству тяжелой воды в Германии было полностью завершено к концу 1943 года[196]. Однако для оценки истинных масштабов производства тяжелой воды в Германии гораздо большее значение имеют открытия, сделанные в самом конце войны: союзники обнаружили крупный завод по производству тяжелой воды, о существовании которого до тех пор было неизвестно, в Киле, на севере Германии. Но, что гораздо важнее, после объединения Германии в 1989 году появилась возможность заново обследовать огромный подземный комплекс СС в горах Гарц в Тюрингии, находившийся до того в восточной зоне оккупации, Там, в частности, были обнаружены несколько мощных электрических генераторов, достаточных для обеспечения электроэнергией среднего города![197]

Определенно, такое количество электроэнергии не требовалось для ставки Гитлера, но, несомненно, она была нужна для заводов, занимавшихся разделением изотопов урана (особенно если в них использовался метод циклотронов фон Арденна) и производством тяжелой воды. Неужели истинной целью была водородная бомба?

Союзники обнаружили в Киле в конце войны завод по производству тяжелой воды.

Объясняет ли это тот факт, что если Германии и удалось создать атомную бомбу, то она практически не применялась в боевой обстановке (если применялась вообще), поскольку должна была стать детонатором гораздо более мощного оружия? Объясняет ли это, в частности, истинную причину той завесы секретности, которая опустилась на «мозговой центр» Каммлера?

Указанием на это можно считать замечания, сделанные доктором Йозефом Геббельсом итальянскому офицеру Луиджи Ромерсе, ставшему свидетелем испытания атомной бомбы на острове Рюген. Согласно Ромерсе, Геббельс сказал ему: «Тяжелая вода является важным материалом для производства «распадающейся» бомбы[198]. Еще до войны нам удалось добиться определенных успехов в этом направлении…»[199] И действительно, успехов, если австрийский патент на прототип термоядерной бомбы датируется 1938 годом![200]

Учитывая все сказанное выше, кажется совершенно логичным то, что конечной целью германской атомной программы было создание водородной бомбы. Однако, как мы увидим в последующих разделах книги, даже водородная бомба бледнеет в сравнении не только с «бумажными проектами», которые изучались особым командованием Каммлера, но и с совершенно реальными программами и экспериментами по применению еще более разрушительных видов оружия, чем термоядерная бомба. Предвидев недалекое термоядерное будущее, СС заранее готовили ответные шаги, экспериментируя с еще более страшными видами стратегического наступательного оружия второго и третьего поколений.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ФАРС В ФАРМ-ХОЛЛЕ И ДРУГИЕ ФАРСЫ

________________________________________________________________________

Багге в Берлине и Клузиус и Диккель в Мюнхене разработали методы разделения изотопов, однако им не удалось добиться значительных практических успехов. Они так и не смогли получить достаточное количество U235 даже для проведения точных измерений, не говоря уж о создании бомбы.

Дэвид Кассиди. Урановый клуб Гитлера[201]

Расшифровки разговоров германских ученых, собранных и Фарм-Холле, позволяют воссоздать этот микромир, в котором отразилось все нацистское общество, одновременно чарующее и охваченное всеобщей манией преследования, обладающее строгими моральными нормами и совершенно аморальное, пропитанное блистательной утонченностью и неуклюжей прямолинейностью. В свете утверждения, подробно исследованного выше, становится понятно, почему расшифровки переговоров в Фарм-Холле с тех самых пор, как в начале девяностых их рассекретило британское правительство, сопровождаются самыми бредовыми комментариями. Возьмем, например, следующее замечание Джереми Бернстейна относительно задач пребывания группы Самюэля Гудсмита в Германии в конце войны: «По мере того как группа все больше убеждалась в скудности результатов, достигнутых германской атомной программой, основной заботой становилось не позволить русским выведать у немцев «какие-либо существенные секреты относительно атомной бомбы»[202]. Если результаты германской атомной программы охарактеризованы как «скудные», если в том, как Гейзенберг понимал процесс ядерного деления и физику атомной бомбы в целом, были фундаментальные «проблемы» — а они действительно были, — то почему вообще должны были возникнуть какие-то заботы? Однако в самом начале расшифровок есть разговор Гейзенберга, Дибнера и Коршинга, в котором эти трое немецких ученых обсуждают возможность того, что на Потсдамской конференции русские и союзники рассматривали их в качестве военных трофеев. Далее Бернстейн замечает: «Скорее всего, Гейзенберг здесь беспокоится о том, что в Германии его отчитают за неспособность создать бомбу. Предположение о том, что судьбу этих десятерых немецких ученых могли обсуждать на Потсдамской конференции, является просто смешным»[203]. Если оно такое уж смешное, тогда зачем держать их в полной изоляции на протяжении нескольких месяцев, тайком записывая все разговоры и расшифровывая их, а затем хранить эти расшифровки засекреченными до начала девяностых? Определенно, в Фарм-Холле происходило нечто более значительное, что авторы комментариев упускают из вида, или же им об этом просто не известно.