на срежиссированные крики из зала: «Позор! Вывести из членов Президиума!..» — Хрущев сказал: «Спокойно, товарищи! Я призываю вас к спокойствию… Мне кажется, сейчас нельзя никого выводить. Это непонятно будет, получится так, что только сделали сообщение и началась расправа».
Затем выступил Г. К. Жуков. По внутренней драматургии его выступление было наиболее важным: помимо рассказа о ходе заседаний Президиума, он сделал акцент на репрессиях сталинского периода и персональной ответственности за это Молотова, Кагановича, Маленкова: «Чтобы не быть голословным, я хочу огласить некоторые факты, которые я лично узнал только в последний период времени. Из этих фактов видно, что эти преступления делались не только под влиянием Сталина… они, засучив рукава, с топором в руках рубили головы… У меня подлинный материал, я отвечаю за каждое слово…». И дальше он начал цитировать документы из архивов ЦК и Военной коллегии Верховного суда. Конечно, это было тщательно спланированное выступление.
Жуков стал приводить факты, некоторые из них не оглашались в докладе Хрущева на XX съезде. Он сообщил, что в 1937–1939 годах НКВД получил от Сталина, Молотова, Кагановича санкцию на осуждение к высщей мере наказания — расстрелу 38 679 человек. Санкция давалась по спискам, присылавшимся в ЦК Ежовым. За один только день 12 ноября 1938 года был санкционирован расстрел 3167 человек. (Голоса из зала: «Ужас!»)
Он процитировал предсмертное письмо И. Якира от 29 июня 1937 года: «Родной, близкий товарищ Сталин!.. Я умираю со словами любви к Вам, партии, стране, с горячей верой в победу коммунизма». И резолюции на нем: «В мой архив. Сталин. Подлец и проститутка. Сталин». «Совершенно точное определение. Молотов». «Мерзавцу, сволочи и б… одна кара — смертная казнь. Каганович».
Атмосфера в зале заседания с каждым словом Жукова накалялась. Выступление прерывалось криками: «Палачи! Дайте ответ!».
Нашлись у Жукова факты и о Маленкове, в сейфе которого были обнаружены материалы наблюдений за Буденным, Тимошенко, Ворошиловым, самим Жуковым, документ об организации специальной тюрьмы для партийных кадров.
Жукова дополнил министр внутренних дел СССР Н. П. Дудоров. Он подробно рассказал о роли Маленкова в «ленинградском деле», когда в 1949 года были уничтожены первый заместитель Председателя Совмина СССР Н. А. Вознесенский и секретарь ЦК А. А. Кузнецов. Говорилось и о сговоре Маленкова с Берией, в том числе в распределении постов в высших органах власти СССР после смерти Сталина.
После такой «затравки» слово предоставили «оппозиционерам».
Первым выступал Маленков. Участники Пленума были уже достаточно подготовлены и сбивали выступавших репликами: «Не как с Пленумом разговариваешь, а как с вотчиной!», «Власть хватаете… Вам хотелось большой власти, реванш давать партии», «Мы его с трибуны снимем…». Значительная часть помеченных в стенограмме анонимных «голосов с места» — реплики Жукова. Об этом свидетельствуют слова Маленкова в одном месте: «Ты, Георгий, не подсказывай».
Кстати, в выступлении полководца упомянут один любопытный эпизод, от которого протягивается нить к следующему акту политической драмы в стране — снятию Жукова на очередном Пленуме со всех постов. Маленков сказал: «Некоторые члены Президиума ЦК заявили: “Что за обстановка в партии, кто создал такую обстановку? Так нас могут и танками окружить…” По слухам, в ответ на эти слова Маленкова Жуков на том же Президиуме отрезал: «Танки двинутся только по моему приказу».
Но осталась в тени еще одна реплика. М. 3. Сабуров, уже каясь на Пленуме в своих грехах, вспомнил разговор с Жуковым о том, что за ними ведется слежка, на что маршал будто бы ответил: «Пусть попробует (глава КГБ. — ред.), я его в два счета снесу, и Лубянки не останется». И это вскоре, в придачу к новым «грехам», стоило ему карьеры…
А дальше все пошло как по писаному. Недавние хозяева положения оказались в роли обвиняемых. Партийный суд велся по канонам 1930-х годов. Поняв, что проиграли, «подсудимые» начали признавать свои ошибки, «разоружаться перед партией». Единственный, кто сохранил при этом некоторое достоинство, — Молотов.
Но были в их поведении и различия. Обвиняемые и сами пытались нападать. Например, на реплику Хрущева об ответственности Маленкова за участие в репрессиях, тот заметил с иронией; «Ты у нас чист совершенно, тов. Хрущев». Новым было и то, что проигравшим «антипартийцам» сохранили жизнь и свободу. И это один из важнейших итогов периода «коллективного руководства».
Главное для Хрущева и его сторонников — доказать, что оппозиция — не случайное объединение критически настроенных членов и кандидатов в члены Президиума, а фракция, группа, заговор. Тогда-то можно вспомнить знаменитую резолюцию X съезда РКП(б), согласно которой запрещалась любая фракционная деятельность. И сценарий Хрущева полностью удался.
Помимо кадровых изменений в руководстве страны итогом событий лета. 1957 года стало то, что хрущевская версия «культа личности» закрепилась на многие годы. После смещения в 1958 года Булганина Хрущев уже царствовал, до поры до времени — единовластно.
ШАРЛЬ ДЕ ГОЛЛЬ
Когда 22 ноября 1890 года в городе Лилле в семье скромного преподавателя философии Анри де Голля родился второй сын Шарль, это событие, естественно, не привлекло внимание общественности. Колокола молчали, ни строчки не появилось в местной прессе. Все, как у всех. И жизнь мальчика складывалась по канонам тогдашней провинциальной интеллигенции. Он получил среднее образование в коллеже иезуитов. Затем окончил известное военное училище в Сен-Сире, основанное Наполеоном Бонапартом, и в чине младшего лейтенанта служил в 33-м пехотном полку в Аррасе.
Имея свободу выбора службы, де Голль избрал весьма скромное место. Но пути человеческие неисповедимы. Полком командовал Филипп Петен, впоследствии маршал Франции и глава коллаборационистского режима Виши, приговоренный в 1945 году французским судом к смертной казни. Голову своего бывшего командира спас премьер-министр Шарль де Голль. Расстрел заменили престарелому маршалу пожизненным заключением.
Молодой офицер участвовал в боях, был трижды ранен. Под Верденом попал в плен. Все четыре попытки побега оказались неудачными. После перемирия де Голль вернулся во Францию и преподавал историю в Сен-Сире и в Военной академии. Но круг его интересов был широк. Боевой офицер, он глубоко и творчески изучал вопросы военной стратегии и тактики. В 30-х годах он привлек к себе внимание прессы, политических военных кругов и парламента книгами «На острие шпаги» и «За профессиональную армию». Первая датирована 1932, вторая — 1934 годом.
Как раз в интервале между этими двумя датами гитлеровцы пришли к власти в Германии. Военная угроза в Европе стремительно нарастала. Готовясь к войне, нацисты делали ставку на новую военную технику и тактику молниеносного наступления. А в Париже генералы дремали в своих кабинетах, упиваясь былой воинской славой.