Таверна отыскалась примерно через пять миль. Она была расположена в двух милях восточнее тракта. Кормили здесь на удивление вкусно, а цены были не такими уж и высокими. Есть хотелось неимоверно. Вспомнив, что последний раз я ела больше суток назад, я заказала жаркое из перепела и устроилась у камина со стаканом бургундского вина. Я сидела против света, так что вряд ли кто-то смог бы рассмотреть мое лицо, но недавнее происшествие все никак не оставляло меня. Спрятав лицо в капюшоне плаща, я внимательно вслушивалась в то, что говорили окружающие. А говорили многое.
— Говорят, турнир в этом году был веселее, чем раньше.
— Погиб Одноглазый Макс.
— Незачем было соваться в это осиное гнездо. Его пришила его же кузина.
— Выяснять на арене то, о чем не смогли договориться в спальне.
Двое отвратительно заржали. Я чудом удержалась от того, чтобы не запустить в них стакан. Мне принесли моего перепела, и я отвлеклась от их сальной беседы. Минут двадцать спустя в зал таверны ввалился некто. Он был лет на десять старше меня и хромал на одну ногу. Проходя мимо длинного стола, он сбросил на него колчан, набитый стрелами, и пошел к стойке бара, чтобы заказать вина или чего-то покрепче.
Мое внимание, уже практически уснувшее, привлекло оперение его стрел. Стараясь стать в миллион раз незаметнее, я порылась в сумке, сравнивая стрелы. Так и есть. Это он пытался меня убить на тракте. Я старалась не привлечь его внимание. Как можно тише я развернула свое кресло к огню и села спиной к остальным посетителям таверны. Устраивать свару в переполненном зале не хотелось.
Он вернулся за стол и начал есть. Ел он много, но пить — не пил. Это плохо. Если наемник не пьет после проваленного заказа — значит, он надеется его завершить. Мне хотелось уйти, но уходить было некуда. Мою комнату еще не приготовили. Поэтому я, стараясь взять себя в руки, плотно забила трубку и закурила. Запах хорошего табака привлек вновь вошедшего. Он принюхался, но потом успокоился и продолжил есть.
Прошло около двадцати минут перед тем, как он решил выйти, чтобы справить нужду. Надеясь, что мой уход останется незамеченным, я пошла за ним, на ходу доставая длинный кинжал, который до сегодняшнего дня принадлежал Максу.
Я укрылась в тени, ожидая, пока он выйдет из уборной. Неслышной тенью я скользнула за ним и приставила кинжал к его правой почке. Кажется, я слегка перестаралась, потому что его рубаха сразу прилипла к телу и покрылась алыми каплями.
— На кого ты работаешь?
Он молчал. Мне пришлось продвинуть сталь кинжала чуть глубже. Он застонал и попытался вырваться, ударив меня в колено. Тогда я выдернула кинжал и всадила его в его лопатку. Все что ему удалось, это развернуться ко мне лицом. Я узнала его. Это был тот самый тип, который нашептывал что-то главе Клана. Видимо, я слишком ослабила хватку, потому что эта мразь закричала, привлекая внимание, а потом хрустнул зубами и упал замертво. Я наклонилась и почувствовала знакомый запах мышьяка. Он раскусил ампулу с ядом.
По коридору уже громыхали шаги. Понимая, что еще немного и меня схватят, я скользнула в уборную и, высадив окно, спрыгнула на раскисшую от дождя землю. Определив, в какой стороне конюшня, я со всех ног помчалась к ней. К счастью, мою лошадь не успели расседлать. С разбегу вскочив в седло, я пришпорила кобылу и была такова.
Глава 7
Теперь дорога в Норфолк была закрыта, а Макс мертв. Я осталась одна в мире, о котором не знаю ничего.
Погони не было. О том, что я осталась жива, Совет узнает завтра, когда глава не получит ни моей головы, ни моих денег. Самым разумным, что я смогла придумать, было съехать с дороги и держаться подальше от тракта. Моя лошадь не подкована, и от того, через сколько она захромает, зависит теперь моя жизнь.
Две тысячи золотых. Этого должно хватить на пару месяцев, если тратить деньги разумно. Через пятнадцать миль (или около того) от того места, где я убила моего киллера, я наткнулась на приют. Не помня себя от радости, я начала барабанить в дверь, требуя, чтобы мне немедленно открыли. Минут через двадцать я услышала шаги, а еще через три минуты с той стороны двери лязгнул засов, и она открылась. На пороге стояла женщина лет сорока, одетая в длинное черное платье. На голове у нее был очень длинный платок. Приглядевшись повнимательнее, я поняла, что передо мной монахиня в классической для монахини одежды.
— Чем я могу вам помочь?
— Убежище!
— Это невозможно. Это детский приют. Ночлежка будет через десять миль на север.
Она уже начала закрывать тяжелую дверь, когда я просунула ногу.
— Умоляю! Спрячьте меня!
Я не знаю, что заставило ее передумать, но она посторонилась, пропуская меня внутрь.
— Проходите вперед и направо. Незачем, чтобы вас увидели дети.
Я спокойно пошла в указанном направлении и оказалась в небольшой, аккуратно прибранной комнате, которая служила местом ночлега того, кто дежурил ночью.
— Садитесь.
Я села на стул, стоявший у роскошного дубового письменного стола.
— Что с вами приключилось?
— Я убила наемника, которого послали убить меня.
— Покажите запястье.
Я протянула ей левую руку.
— Другое! — она начинала терять терпение.
Я показала правое запястье, и она успокоилась.
— На вас нет клейма. Это значит, что с вами можно иметь дело, несмотря на то, что вы наемник. Расскажите мне все.
Это было не праздное любопытство, это была даже не просьба. Повинуясь гипнотическому взгляду женщины, я рассказала ей свою историю с того самого момента, как оказалась тут. Я даже пару раз упомянула про психиатрическую клинику, наблюдая за ее реакцией. Но мои слова ее не удивили. Она даже не придала им особого значения.
— Ясно. Хочешь чаю, Селин?
Я не успела ответить, а она уже расставляла на столе тонкие фарфоровые чашки и сладости тридцати двух видов. Неплохо для детского приюта.
— Почему вас обрадовало отсутствие клейма?
— У всех убийц, состоящих в Клане, есть клеймо. Отсутствие клейма — большая честь для людей твоего круга.
Я провела в приюте неделю. За это время в моей жизни не произошло ничего интересного. Я ела, спала и проводила время на лужайке, окруженная детскими криками. Это оказался не приют в том виде, который я имела в виду, а специализированная школа для детей, чьи родители могли позволить себе оплату за обучение.
Их обучали химии, физике, геометрии, алгебре и другим точным наукам. Два раза в неделю они получали уроки владения холодным и огнестрельным оружием. Каждый день — уроки верховой езды. Проще говоря, из этих детишек растили достойных членов общества. Ну, или пытались, во всяком случае.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});