Читать интересную книгу Остров Колдун - Евгений Рысс

Так как Новоселов не скоро пришел в сознание, на тральщике не знали, что наш бот терпит бедствие и что у нас так плохи дела с мотором. Поэтому они ничуть не беспокоились, что потеряли нас из виду. В обычных условиях мотоботы спокойно выдерживают и не такие штормы. Они только огорчались, что мы, вероятно, не знаем о спасении матроса, и не могли нам ничего сообщить, потому что на мотоботах радио нет.

Много позже радист траулера принял приказ всем находящимся в море судам идти искать пропавший бот «Книжник». Они и тогда не подумали, что именно «Книжник» был тот бот, с которого они подобрали матроса. Мало ли в море ботов! Они обыскивали квадрат за квадратом и все время передавали на берег, что бот «Книжник» не обнаружен. Только когда Степан пришел в себя и сказал, с какого он бота, они всё поняли и, прикинув место, в котором встретили нас, и направление, в котором мы шли, решили заглянуть на остров Колдун.

Капитан рассказывал нам все это, и мы стояли молча и слушали его: Фома Тимофеевич и Фома, я и Валя, Оле и Христиан и капитан Нильсен, спокойный, солидный и почтенный. Фома Тимофеевич представил норвежцев капитану траулера сразу же, как только увезли Глафиру. Но тогда нас прежде всего интересовала история спасения Степана, и поэтому все ограничились вежливыми поклонами. Теперь же, когда капитан кончил рассказ, Фома Тимофеевич сказал:

– У ваших норвежских гостей кончилось горючее.

Капитан Нильсен выступил вперед.

– Мы рассчитываем на прославленное русское гостеприимство, – сказал он, наклонив голову. – Нам нужно литров триста горючего.

– Будем рады помочь, – сказал капитан тральщика и козырнул. – Через полчаса горючее вам доставят на борт.

– Мы будем ожидать на боте. – Капитан Нильсен подошел к Фоме Тимофеевичу и протянул ему руку, – До свиданья, капитан Коновалов, – сказал он. – Я навсегда сохраню благодарную память о вашем гостеприимстве.

– Благодарю вас, – ответил Фома Тимофеевич, пожимая протянутую руку Нильсена, – мы тоже будем помнить о вас. – И в глазах у Фомы Тимофеевича снова мелькнула усмешка.

Капитан Нильсен прошел, пожимая каждому из нас руку и низко наклоняя голову. За ним шли Оле и Христиан и тоже пожимали каждому по очереди руку и тоже наклоняли головы.

Капитан Коновалов задержал руку Христиана и сказал ему негромко, стараясь, чтобы норвежский капитан не услышал:

– Вы очень хорошие люди, Оле и Христиан.

– Тише, – негромко оказал Христиан, – не дай бог, хозяин об этом узнает.

Не знаю, чего он боялся и почему плохо, если хозяин узнает, что его матросы хорошие люди.

И вот капитан Нильсен сел в шлюпку, Оле и Христиан оттолкнули её, шагая по воде, впрыгнули сами и взялись за весла, и шлюпка понеслась к боту. Никогда я уже не увижу этих хороших людей – Оле и Христиана. Не увижу и капитана Нильсена, которого помню жестоким, яростным, держащим в руке пистолет.

Капитан траулера и Фома Тимофеевич отошли в сторону и долго прохаживались по берегу и разговаривали. А мы перетаскивали из пещеры и из выброшенного на берег бота кое-какие вещи. Мы брали только самое необходимое. Через несколько дней должно было прийти судно со специальной командой починить бот и спустить его на воду. «Книжник» будет ещё ходить от становища к становищу, развозя механикам и матросам, капитанам и штурманам, женам и детям моряков стихи и романы, учебники и картины, тетрадки, перья, ручки, карандаши. Отобранные нами вещи мы складывали на берегу.

Наконец вернулась шлюпка, отвозившая Глафиру. Капитаны кончили разговор, и капитан траулера коротко сказал Жгутову:

– Садитесь.

Жгутов сел в шлюпку, опустив глаза, ни с кем из нас не простившись.

И его я тоже никогда больше не увидал. На траулере, пока мы шли до нашего становища, он находился под арестом в одной из кают. На суд мама меня не пустила. Сейчас он отбывает где-то наказание.

Через несколько минут шлюпка пришла за нами. Нас перевезли на траулер. Вся команда трясла нам руки, и кок расталкивал всех и требовал, чтобы мы сказали, чего хотим поесть, и мы его еле убедили, что совсем не голодны. Мы ведь сперва только голодали, а потом питались отлично.

К Степану нас долго не хотели пускать. Говорили, что ему нужен покой, что он и так уже взволнован встречей с Глафирой, что ещё мы успеем с ним наговориться, – словом, все, что полагается говорить в этих случаях. Но, видно, очень уж у нас был умоляющий вид, поэтому нам всем разрешили тихо, на цыпочках, подойти к каюте, где лежал Степан, и заглянуть в неё.

Степан лежал на койке, высоко поднятый на подушках. Глафира сидела с ним рядом и не отрываясь смотрела ему в глаза. У Степана было необыкновенно счастливое лицо. Голова его была перевязана, на щеках ссадины, и какое-то выражение слабости было у него на лице. Выражение счастья и слабости.

Он увидел нас и улыбнулся. А Глафира не обратила на нас никакого внимания, даже не повернула головы. Она не отрываясь смотрела в лицо своего Степана, и, кроме него, ни до чего ей не было дела.

Отвезли горючее на норвежский бот. Шлюпка вернулась, и матросы сказали, что капитан Нильсен велел кланяться и благодарить и передал, что никогда не забудет своих новых друзей, и все заулыбались, потому что все уже знали, как удивительно понимает правила дружбы этот капитан.

Потом бот снялся с якоря и пошел прямо к Норвегии. А мы пошли к нашему становищу – на юго-запад. Скоро мы потеряли друг друга из виду и через несколько часов увидели наш родной Волчий нос. Конечно, на необитаемом острове было неплохо, а все-таки приятно возвращаться домой. Траулер, обнаружив нас, сразу передал по радио, что мы спасены. Нас встречало все становище. Мы с Валей ходили, как герои какие-то. Хотел бы я, чтобы посмотрели на нас воронежские ребята! Им небось и не снилось такое. Ну конечно, прежде всего кинулась к нам мама. Она плакала так, как будто мы не спаслись, а, наоборот, погибли. Валька почему-то тоже захныкала, и слезы у неё потекли, и носом она стала шмыгать, А я крепился и совсем не плакал, разве что одна-две слезы у меня скатились, но это просто так, от волнения.

Мы пошли домой, и народу набилось в наши комнаты – просто ужас! И медсестры, и ходячие больные, и куча ребят, и много разного ещё народа.

Мы всё рассказывали и рассказывали, пока уж и рассказывать больше нечего было. Мама слушала и плакала и смеялась, а потом сказала:

– Ну, натерпелись страху? По крайней мере, теперь в море тянуть не будет.

Я решил сразу сказать маме всю правду.

– Нет, мама, – сказал я, – наоборот, я твердо решил быть моряком.

Но разве Валя может стерпеть, чтобы последнее слово было не за ней? Она посмотрела на меня и пожала плечами.

– Положим, мы ещё посмотрим, – сказала она, – из кого выйдет моряк – из тебя или из меня.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мне мало что осталось рассказать. Через месяц после нашего возвращения была свадьба Глафиры и Степана и на свадьбе гуляло все становище. Степан взял ссуду и построил себе дом. Строить ему тоже помогало все становище. Так что мы не успели опомниться, как дом уже был готов. С бота «Книжник» Степан всё-таки ушел. Фома Тимофеевич отпустил его без возражения. «Книжник» стал знаменит на все побережье, и от охотников ходить на нем просто отбоя не было. Теперь у Фомы Тимофеевича молодой моторист, только что кончивший курсы, и опытный пожилой матрос. Заведует плавучим магазином тоже уже не Глафира, а совсем молоденькая девушка, только что кончившая десятилетку и проучившаяся три месяца на курсах книжной торговли. Глафира распоряжается в книжном магазине, который открыли все-таки в становище. Магазин большой, просторный, с витринами, впору самому Воронежу. Степан плавает на боте. Говорят, что од готовится в мореходное училище, но сам он только отшучивается, когда егб спрашивают об этом.

Когда он приходит с моря, все у них в доме именно так, как они с Глафирой мечтали когда-то на палубе «Книжника», Муж рассказывает, что случилось в рейсе, а жена сидит, переживает, и печка натоплена, чистота кругом, половички постланы, самовар шумит. И мы с Фомой и Валя часто бываем у них. Забегаем просто так, на ходу, чуть ли не каждый день. А уж если у них какой-нибудь праздник, то нас обязательно приходят звать и Степан и Глафира. Приятно, когда взрослые любезны.

Фома Тимофеевич по-прежнему водит «Книжник». Разговора о переходе на пенсию я не слышу. Выгонишь его на пенсию, такого старика, как же!

Валя совершенно перестала к нам с Фомой приставать. Теперь у неё завелись подруги и они вечно трещат о каких-то своих вздорных делах. Валя говорят, что с мальчишками совсем не интересно. Подумаешь, вам с Фомой было интересно с ней!

Иногда собираемся мы у Степана с Глафирой или у Фомы Тимофеевича. Начинаются разговоры, воспоминания. Иногда речь заходит про остров Колдун. И тогда кажется мне, что снова я вижу черную скалу посреди океана, и Жгутова с гаечным ключом, занесенным над головой Глафиры, и капитана Нильсена, вытаскивающего из кармана пистолет, и темный трюм брошенного бота.