Сначала она ничего не поняла, потом медленно встала с постели, накинула халат, висевший на спинке стула, и на непослушных после сна ногах вышла в гостиную.
Снова грянул гром, на этот раз ближе.
Бьёрн лежал на диване лицом вниз. Одна рука свесилась вниз, упираясь кулаком в пол. На журнальном столике выстроилась шеренга пивных банок. Бритт-Мари даже не сразу смогла сосчитать, сколько их там было. Пять? Шесть?
Это в принципе было не важно — с неё было бы достаточно и одной жестянки.
Внутри у Бритт-Мари что-то перевернулось. Он ведь обещал. Но обещания Бьёрна — совсем как мыльные пузыри, которые они с Эриком вчера пускали в парке: большие, красивые, но пустые внутри.
Она наклонилась, чтобы собрать банки, и уже взяла одну из них в руки, когда её взгляд наткнулся на что-то другое. Рядом с жестянками лежали лист бумаги и ручка. Листок был весь в каких-то записях и цифрах.
Бритт-Мари подошла ближе.
Это оказалась диаграмма. Все прямые были начерчены словно по линейке, а по левому краю от руки были аккуратно написаны слова:
Дерзкий Орёл, Линдо, Холм Славы…
А над самой диаграммой –
количество побед, расстояние, след…
«Значит, статистику в тотализаторе ты вести успеваешь, — подумала Бритт-Мари. — Не пропускаешь ни единой циферки, ни единой запятой. Только вот работу никак найти не можешь».
Бритт-Мари смахнула жестянки на пол. Они с грохотом покатились по полу, и Бьёрн захрапел.
Она могла бы растолкать его, дать ему взбучку и потребовать объяснений, но на это у Бритт-Мари уже не хватило сил. Она была по горло сыта и гневом, и смирением.
Бритт-Мари собралась и ушла, оставив их спящими. Будет более чем справедливо, решила она, если Бьёрн накормит и оденет Эрика к приходу Май. А если он этого не сделает — пусть это будет на его совести, и стыдно будет ему. А Бритт-Мари больше так не могла.
По пути на работу Бритт-Мари замешкалась у Берлинпаркен. Ливень превратился в моросящий дождик, и среди тёмных туч появились промежутки бледно-голубого неба.
Бритт-Мари взглянула на окна квартиры Ивонн Биллинг на третьем этаже. Потратив на размышления не больше секунды, она решительно направилась к входу.
В подъезде было темно.
Бритт-Мари включила свет и пошла вверх по лестницам: один этаж, второй и, наконец, третий. Стены в подъезде были выкрашены в бледно-розовый цвет с вкраплениями черного и белого. Входная дверь в квартиру Ивонн всё ещё была опечатана. Дверь была оклеена сигнальной лентой, которая шуршала на сквозняке, как обёртка рождественского подарка. Бритт-Мари скользнула по ней взглядом и направилась ещё выше, по небольшой лесенке, которая упиралась в солидную металлическую дверь. Там Бритт-Мари присела на корточки, внимательно осмотрела замок, а затем выудила из сумочки складной ножик, который всегда носила с собой.
Это оказалось до смешного просто, так просто, что справился бы даже Эрик. Замок, щёлкнув, поддался, Бритт-Мари толкнула дверь и вышла наружу. Она оказалась в узком пространстве под открытым небом. Слева виднелась ещё одна дверь с табличкой «Машинное помещение лифта. Посторонним вход воспрещён. Дверь не закрывать». С правой же стороны оказалась небольшая металлическая лестница, которая вела на плоскую крышу.
Бритт-Мари подошла к лестнице. Ступени находились на большом расстоянии друг от друга, поэтому, на случай, если она поскользнется, Бритт-Мари покрепче ухватилась за перила. Какая удача, что сегодня она решила не надевать новые туфли, сделав выбор в пользу практичной обуви на шнурках и без каблука.
В то самое мгновение, как Бритт-Мари ступила на крышу, сквозь тучи пробились первые солнечные лучи, и солнце немедленно отразилось во множестве небольших лужиц, превратив дождевую воду в них в жидкое золото. Это сияние ослепило Бритт-Мари, заставив её прищуриться, когда она осторожно двинулась к краю крыши.
Перед взором Бритт-Мари расстилалась Эстертуна: отсюда были видны и ветвистые деревья в Берлинпаркен, и огромная зияющая дыра в его северной оконечности. Полицейский участок виднелся на краю центральной площади, а за ней — водонапорная башня, словно гигантская лисичка, выросшая на холме у шоссе. Бритт-Мари обернулась в другую сторону, и её взору предстал район частной застройки — там, в больших деревянных домах, окружённых цветущими садами, где росли фруктовые деревья и ягодные кусты, обитали семьи зажиточных горожан.
Бритт-Мари сделала несколько несмелых шагов вперед, остановившись в каком-то метре от края крыши. Когда она опустила взгляд вниз, на дорогу и припаркованные у дома машины, у неё засосало под ложечкой. Но это был не страх: слишком велико было её возбуждение, чтобы ощущать что-либо, кроме пьянящего восторга.
Сердце заколотилось в груди, а во рту внезапно пересохло.
«Так я и знала», — подумала Бритт-Мари, глядя вниз, прямо на балкон Ивонн Биллинг, до которого было не более двух с половиной метров. На балконе рядом с увядшим растением стояли стул и небольшой столик из белого пластика. Будто прямо из пола росли окурки сигарет, застрявшие в щели между балконом и фасадом дома. Словно аккуратная шеренга жёлто-белых никотиновых солдат, которые выстроились по приказу своего неведомого командира.
«Кто угодно мог спуститься с крыши на этот балкон», — поняла Бритт-Мари. Здесь не пригодилась бы даже особенная сноровка. Нужна была лишь мотивация.
15
— Возможно, но маловероятно, — сухо прокомментировал Фагерберг, притушив первый за день окурок о край пепельницы.
Бритт-Мари перевела дух.
— Могу я высказать своё мнение?
— Разумеется, инспектор Удин. Не смею вас ограничивать.
Фагерберг сделал приглашающий жест, словно только того и ждал, чтобы поток её слов заполнил всё свободное пространство в его кабинете.
— Мне совсем не кажется, что это неправдоподобно, — возразила она. — Это объясняет, каким образом преступник в обоих случаях проник в жилища жертв.
Фагерберг издал тяжкий вздох.
— Гораздо вероятнее, что преступник