Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что и было в свое время старательно проверено, — мрачно, как будто весь провал с проверкой Смолевского лежал на его совести, подтвердил майор, скомандовав при этом: — Всем вернуться к машине!
* * *Серафима с дочерью уже ждали их во дворе, по ту сторону ворот, дабы не привлекать излишнего внимания и не вызывать вопросов у соседок. Как только грузовик остановился, женщины прощально прильнули друг к другу.
Майор и водитель метнулись к калитке, давая понять, что время для прощания истекло. Они забросили два чемодана и небольшую сумку с едой в кузов, сразу же помогли подняться туда и их владелице.
— Ты-то сама какое решение приняла? — сдержанно поинтересовался особист у Евдокимки.
— Пока что остаюсь, из города уйду с госпиталем.
— Только обязательно.
— Если попаду в окружение, стану партизанить. Карабин у меня уже есть. Пистолетом разживусь у какого-нибудь немецкого офицера.
— Нет, ты только послушай, Дмитрий, что она говорит! — склонилась над задним бортом Серафима. — Карабин у нее есть, а пистолетом она «разживется»! Кого я воспитала на свою голову и как я могу оставлять ее одну?!
— Сидеть! — упредил майор попытку Серафимы покинуть кузов машины. — Прекратить истерику! А ты, — обратился к Евдокимке, — перестань доводить мать своими фантазиями до инфаркта.
— Вот теперь-то она и начала проявляться, истинная сущность прозвища-фамилии Гайду»[16], — не унималась Серафима.
— Но-но, попрошу не преувеличивать! Я ношу ту же фамилию, — ухмыляясь, напомнил ей особист.
— Да ну вас! — махнула рукой Серафима. — «Гайдуки», одним словом. Поступайте, как знаете. Я бессильна.
— Оставаться здесь на ночь не советую, — Дмитрий вновь обратился к Степной Воительнице. — Поскольку ночью немцы намерены высадить десант и на окраинах, наверняка развернется бой, тебе лучше находиться в охраняемом госпитале, вместе с остальным медперсоналом. Тем более что там ты понадобишься и как санитарка.
— Уже как медсестра, — с подростковым апломбом похвасталась девушка. — По совету нашего эскулап-капитана, я успела взять справку в училище об окончании двух курсов и о том, что во время учебы прошла медподготовку.
— Смотри, как бы на фронте не переквалифицировалась из педагога в медработники, — предупредил майор, уже направляясь к кабинке.
— Вообще-то я мечтаю стать боевым командиром, а не возиться с ранеными и больными.
— Господи, ну, зачем ты послал мне этого гайдука в юбке?! — взмолилась Серафима. — Знал бы кто-нибудь, как я устала от этого гайдуцкого характера! Родился бы сын, может, и смирилась бы, и даже гордилась бы им…
— Как ты, Евдокимка, уже поняла, — подытожил стенания Дмитрий, — мы с твоей матерью мечтаем только об одном — встретить тебя после возвращения живой и невредимой. А потому главная твоя задача — наш ты командарм и великий полководец — уцелеть. Все, мы уехали!
38
В нескольких километрах от города, на окраине какого-то хутора, Серафима увидела двух учительниц из своей школы. Они — одна с шестилетним внуком, другая с десятилетней дочкой — топтались у подводы, к которой возница с деревяшкой вместо правой ноги пытался приладить отвалившееся колесо. Опасаясь накликать на себя гнев деверя, Серафима все же постучала по кабинке, а когда машина остановилась, объяснила, в чем дело.
— Еще две учительницы, да к тому же с детишками — это уже убедительно, — неожиданно отреагировал майор. — Получается, мы везем в тыл работников народного образования и членов их семей. Для постов — как раз то, что нужно. Сдай назад, — приказал он водителю. — В машину их! Только быстро, быстро. Серафима Акимовна, — Дмитрий не обращал внимания на слова благодарности, расточаемые осчастливленными беженками, — с этой минуты вы у нас — старшая по кузову. Поддерживайте железный порядок; обычно у вас это получается.
Ночевали они в небольшой деревушке, в доме, недавно брошенном хозяйкой, оставшейся без мужа и перебравшейся к родителям в ближайший поселок. Тем более что, как объяснил хромоногий сосед, в округе бродит шайка дезертиров.
Этот селянин, представляясь, пояснил: «Если по-уличному, то меня все Унтером зовут. Из-за того, что в мировую до унтер-офицера дослужился. Для тогдашнего крестьянина это был высокий чин. Правда, к лычкам моим немцы тотчас же присовокупили осколок в ногу».
Майор поинтересовался у него про шайку:
— И много их там собралось?
— Да человек шесть их. Но мужики крепкие и бесшабашные. К тому же на вооружении у них — трехлинейка и берданка. Остальные — при ножах, вилах и прочем хозяйственном орудии. Но мечтают вооружиться по-настоящему, — «Унтер» выразительно прошелся взглядом по кобуре майора. — Узнают, что появились эвакуированные, — и тут как тут, добро ихнее «оприходовать» спешат.
— Следовательно, базируются они недалеко, а в селе у них имеются свои глаза и уши. Правильно мыслю, унтер-офицер?
— Сугубо фронтовой расклад, — подтвердил тот. — Здесь неподалеку урочище наблюдается, с тремя глубокими оврагами. Основной лагерь их, наверное, там. Хотя при нынешнем безвластии и по хуторам отсиживаться можно, прихода немцев дожидаясь. Вчера в нашей деревне на ночном привале находился какой-то батальон, так нападать на село дезертиры не рискнули. А сегодня — поди, знай. В центре, вон, целая колонна беженцев в себя приходит. А приближается к деревне шайка обычно по склону оврага, что как раз подводит к вашей усадьбе, так что…
— Колонну, которая в центре, сопровождает охрана?
— При одной из машин двух охранников с винтовками видел. А дезертиры — они любят пограбить, но очень не любят пальбы. Трусливые, словом.
Майор тут же приказал водителю увезти женщин в центр села, полагая, что там те окажутся в большей безопасности.
— Нападать на большую колонну с охраной шайка вряд ли осмелится, — объяснил он свое решение. — Мы же устроим на нее засаду и, в случае чего, немедленно придем вам на помощь. Машину загоните в какую-нибудь усадьбу, чтобы не привлекать внимания к ней, и замаскируйте, обязательно предупредив охрану о возможном нападении.
Анна Жерми наотрез отказалась садиться в машину. Майор попытался уговорить ее, однако, улучив момент, Смолевский вполголоса обронил:
— Бессмысленное занятие. Пусть остается. У нее имеется пистолет, а стрелок Бонапартша — отменный. И вообще поймите вы, что наша Жерми — настоящий боец.
— Это вы — об Анне Альбертовне?! — не сумел скрыть своего удивления особист и, пораженный сообщением штабс-капитана, тут же угомонился — дескать, пусть остается.
Как только машина отъехала, Бонапартшу он оставил в доме, играть роль хозяйки. Смолевский же, вооруженный лопатой с перебитым черенком и финкой, затаился в кустах неподалеку от оврага, чтобы ударить по дезертирам с тыла.
— Попытаюсь вспомнить навыки, полученные когда-то в разведшколе, в том числе и по рукопашному бою, — азартно объяснил он, самостоятельно выбирая для себя место засады.
— Тем более что снимать придется «краснопёров»? — не упустил случае подколоть его Гайдук. — Как не вкусить такого наслаждения?
— Ну, «красноперы» как-никак — идеологические противники, а эти — так себе, банда горлорезов.
Унтеру майор вручил свой трофейный пистолет и приказал засесть в руинах соседнего дома. Сам спрятался у кованой, открывающейся внутрь двери подвала, из-под карниза которого просматривался весь двор и подходы к нему.
— Вы что, действительно вооружены? — поинтересовался он у Жерми, после неудачной попытки дать ей напутственные советы — как следует вести себя во время нападения.
Та встретила это со снисходительным сарказмом:
— Вы еще спросите, владею ли я оружием, — иронично парировала Анна.
Они стояли в тесных сенцах старой мазанки и говорили вполголоса. В обеих комнатах светилось по керосинке, а на кухне — дымилась свеча. Вся их крайняя хата представляла теперь посреди степи приманку для любого из проходимцев.
— И что странного вы нашли бы в этом вопросе?
— У меня — наган с полным зарядом, плюс шесть запасных патронов. Понимаю, что для боя маловато, но стрелять намерена без предупреждения, в упор и без каких-либо расспросов.
— А мне казалось, что я неплохо знаю тебя, Анна, — переходом на «ты» Дмитрий пытался напомнить женщине о днях в Одессе, проведенных вместе, чью весеннюю прелесть забыть никак не мог.
— Всем так казалось, — спокойно заметила Жерми. — В этом и заключается один из способов маскировки, а значит, и само искусство выживания в тылу противника. Кстати, в тылу белых я вела бы себя точно так же.
— Кого же вы в таком случае представляете?
— Саму себя. Но, по убеждениям своим, я — яростная монархистка, у которой есть все основания ненавидеть и белых, и красных, не говоря уже о махновцах и прочей сволочи.
- Голубые солдаты - Петр Игнатов - О войне
- Солдаты и пахари - Михаил Шушарин - О войне
- Сирийский марафон. Книга третья. Часть 1. Под сенью Южного Креста - Григорий Григорьевич Федорец - Боевик / О войне
- Щенки и псы Войны - Сергей Щербаков - О войне
- Дни и ночи - Константин Симонов - О войне