Читать интересную книгу Путешествия по ту сторону - Жан-Мари-Гюстав Леклезио

На свете столько лестниц, залов, дворов, садов, вокзалов, скверов, углов и закоулков. Сейчас нам уже не надо таиться. Задул ветер, и мы повылезали из своих нор и подземелий. Мы немного опьянели от яркого света и от встречного ветра. У нас осталось только одно желание: двигаться, двигаться.

Нас было не так много, по крайней мере в начале дня, но ветер дробил нас на части, разделял, кружил в вихре на перекрестках. Посреди площадей образовывались крохотные смерчи, которые, вращаясь, перемещались с места на место. [166] Гудели мачты, телевизионные антенны, телеграфные провода. А мы — хлопаем дверями, разбиваем форточки.

Мы приходим со всех сторон сразу, иногда с шумом, иногда очень тихо. Мы приближаемся как бы на цыпочках и портим прически прекрасным дамам, срываем шляпы с солидных мужчин.

Мы моем без воды, вернее, не моем, а скребем. Мы убираем буквы, которых так много на стенах домов, буквы, которые так и бросаются в глаза: всякие А, Т, 3, С. Мы хотим только одного: чтобы ничто не торчало на виду, чтобы ничто не устояло на месте.

Не то чтобы слова так нам мешают, просто они легки и улетают вместе с пылинками и листьями. Когда все кругом будет повержено, тогда, наверно, настанет пора остановиться. Может, тогда мы вернемся на пляж слушать истории Найи Найи.

Теперь, однако, мы так раздулись и захмелели от ветра, что нам приходится без остановки, не переводя дыхания, кружиться в вихре. Впрочем, зачем и дышать? Мы ведь находимся в самом воздухе, обитаем в воздушных потоках, мы стали легкими, совсем легкими. Мы поднимаемся над землей и летим по улицам на высоте нескольких метров. В мгновенье ока мы пролетаем из конца в конец через нескончаемые проспекты, огромные площади. У нас воздух в костях. Воздухом полны наши головы.

Ветер — наша единственная мысль. Растянувшись на сотни километров, она движется, течет невидимой рекой, отрывая крупинки ото всего, что крошится. Она распространяется повсюду, напирая на большие стеклянные панели, налегая на землю и крыши. Она все делает молча: гонит, взметает пыль. Тем, кто слишком много говорит, она проникает в горло, не давая выхода словам, она проникает в уши, ноздри, во все поры, внутрь тела, наполняя и раздувая его. Когда ветер, нет ни мужчин, ни женщин, есть только воздушные шары.

Мы стремглав проносимся по всем этим улицам, пересекаем бульвары, перелетаем через автомобили. Нам нравится быть такими маленькими и такими быстрыми. Мы дрожим на солнечном свету, просачиваемся через ветки деревьев, скользим вдоль потоков, врываемся в туннели, вклиниваемся между арками мостов. Мы знаем, что скоро будем свободны, скоро исчезнет притяжение, исчезнут заслоны из стен и прег рады из стекол. Вот молодая женщина идет против ветра, и [167] мы прижимаемся к ее телу, животу, груди. Наша сила невидима и действует через определенные периоды. Мы являемся из-за моря, из-за шлюза. Мы свистим на каменных вершинах, воем в долинах, пчелами жужжим в башнях подъемных кранов и в тросах мостов. Никто не в состоянии нас остановить. Небо ярко-синее, безоблачное и ровное, как плита. Мы скользим по белым, без трещин громадам двадцатиэтажных зданий. Все, кто хотят, могут к нам присоединиться. Для этого достаточно набрать в себя чистого воздуха, расставить руки и отдаться на волю ветра.

Длиннющая улица вывела нас на большой пустырь, где стояли одни автомобили. Он был такой громадный, что линия домов едва вырисовывалась на горизонте. Пустырь походил на покрытое светящейся коркой серое замерзшее озеро. Посреди, где не было ни машин, ни деревьев, ни людей, кружился вихрь. Именно туда мы и мчались стрелой, то в полете, то на своих двоих, словно фламинго, начинающие разбег.

Огромный вихрь поднимается прямо в небо. Пока он, бесшумно вращаясь вокруг своей оси, удерживается на асфальте. Он вбирает в себя весь воздух, и мы тоже устремляемся к нему вместе с пылинками. Сопротивляться не хочется. Нас несет к середине пустыря мимо стоящих машин, как если бы мы были пустыми и бежали с раскрытым ртом, чтобы наполнить себя воздухом.

Ветер окружает и опьяняет нас, мы расходимся в разные стороны и снова сходимся между рядами автомобилей. Мы уже не знаем, где мы, мы одно целое, гонимый ветром надутый парус. Посреди пустыря мы видим огромный прозрачный вихрь, который кружит старые газеты и серую пыль. Вращаясь, он медленно подметает пустырь, продвигается вперед, отступает, распадается, чтобы, пройдя какое-то расстояние, возродиться снова. Он красивый и ровный, высокий, словно гигантская статуя, лица которой не видно. Он искрится под лучами солнца. Вокруг него распространяется необычный шум, нечто вроде непрерывного вздоха, который наполняет уши и вызывает дрожь. Возможно, вихрь связан с небом длинными невидимыми корнями и через него на землю проникает воздух, распространяясь потом по долинам и городским улицам. Словно клубок, который скользит и вьется, или тело огромной змеи, холодное, чарующее, извивающееся кольцами. Мы мчимся к нему, минуя машины, катимся, как скомканные старые газеты. Вот мы подходим, [168] мы уже совсем близко, нас охватывает странное оцепенение, как будто мы вот-вот заснем или потеряем сознание. Облака серой пыли длинными полосами тянутся, извиваясь, по асфальту, колют лицо и ноги. Вихрь все громче шепчет нам в уши свой призыв. Еще немного, и мы очутимся в другом месте.

И вот мы во власти легкого опьянения, словно кто-то нас в себя вдохнул. Мы проникаем внутрь смерча, делаем все более и более узкие круги, мы одни посреди огромного пустыря. Дома и машины кружатся, закружилась и земля. Слышится напев ветра, его вой. И вдруг мы захвачены вихрем, ноги отрываются от твердой почвы, мы становимся легкими и холодными, как воздух. Вращаясь, мы восходим все выше и выше, да так, что видим весь растянувшийся под нами город с его крышами, садами, прямыми улицами. Вдали сохнут на солнце горы и блестит морская гладь. Поднимаясь к небу, мы парим в воздухе над птицами и самолетами. Порывы ветра увлекают нас, отбрасывают далеко, к неведомым краям. Мы проносимся над снежными вершинами, над узкими зелеными долинами, следуем за излучинами рек. Бесшумно, без единого жеста мы скользим в леденящем воздухе среди рваных полосок пара. Мы летим так далеко, летим так быстро, что уже не отдаем себе отчета в том, где находимся. Пересекаем степи, луга, новые горы. Иногда совсем внизу покажутся отливающие слюдой серые пятна. Это города, над которыми проносится ветер.

Иногда мы спускаемся и следуем по коридорам улиц, мчимся вдоль стен, скользим по закрытым окнам. Хочется все охватить, всюду проникнуть. Наше длинное холодное тело извивается, как удав, и множество щупальцев обшаривают все щели. Нам уже не остановиться, не остановиться никогда. Мы устремляемся за открытые двери, протекаем в трещины, дыры, малостью своей уподобляясь волоскам, потом выбираемся наружу и возвращаемся в огромный прозрачный льющийся водопадом поток.

Вот так, без передышки, мы мчимся по воздушной равнине. Ветер, освободив нас от земных пут, уносит нас бог весть куда, в страну, где нет домов и улиц, в страну, где властвует скорость. Наше путешествие длится сто пятьдесят лет, и, когда мы вернемся, все уже станет другим. Горы, дома, холмы и даже море изгладятся, исчезнут телеграфные столбы. Не будет уже ни штор на окнах, ни самих окон. Воздух очистится, закаты будут красными, а ночи черным-черны и [169] полны звезд. Туман над городами рассеется, и не будет слышно никаких резких звуков. Жить будут в эоловых городах, и из круглых гротов будут разноситься песни без слов. Не станет больше танков, бульдозеров, автомобилей на гусеничном ходу, подъемных кранов, вагонеток. Все живые существа обзаведутся крыльями, небо будет кишеть птицами. Смогут летать, быстро, подобно стрелам, даже лошади, даже черепахи. Можно будет, разбежавшись на берегу, как Найя Найя, медленно большими кругами взмыть вверх. Деревья станут легкими, дубы и кипарисы, покачиваясь на ветру, раскинут в воздухе свои корни. Навсегда пропадет пыль, за долгие годы ветер все вымоет, выровняет, отшлифует. Так хорошо будет не чувствовать веса своего тела, не чувствовать, как голова давит на шею. Даже камни и те станут невесомыми и пористыми, они будут удерживаться на краю утесов, которые, став легкими, как пушинки, задрейфуют по морю.

Когда же мы устанем вместе с ветром носиться с одного конца земли на другой, мы переместимся в более слабый воздушный поток и осторожно спустимся вниз. Выберем себе, к примеру, небольшую долину с красивыми деревьями, которые своей листвой замедляют движение ветра. Вот мы летим все тише и тише, касаясь животами плетня, тормозя на откосах. Приземлившись в поле, мы сворачиваемся клубком в потоке теплого воздуха. Мы немного не в себе после такого долгого и стремительного путешествия. Мы ложимся на землю под покровом деревьев и трав и тут же засыпаем с мыслями о путях большого ветра, который по-прежнему дует по прямой высоко в небе. Наверно, попозже, выспавшись, мы станем искать себе новый вихрь, чтобы опять отправиться с ним в дорогу. Так всегда и бывает, кто способен летать вместе с ветром, может путешествовать весь остаток своей жизни. Но придет время соприкоснуться и с водой.