всегда на совести остаётся, когда я чувствуя себя лучше, не принимаю». И часто, когда келейники не докладывали ему о приходивших, он сам спрашивал: «Нет ли там кого?»
Весь этот краткий очерк жизни и взаимных отношений оптинских иноков ясно говорит о том, что Оптина Пустынь — эта носительница идеала монашества и старчества, жила преданиями великих столпов иночества. Бывали, конечно, единичные несоответствующие случаи, как бывали они и везде, не исключая общежития самого Пахомия Великого. Но общий дух и внутренний строй обители всегда являлся светочем, как для мира, так и для других обителей.
Старец Иосиф с братией Оптиной Пустыни
Не следует думать однако, что в обителях жизнь течёт всегда мирно и что там не случается ничего нарушающего общую гармонию. С одной стороны, нужно помнить, что злокозненный враг рода человеческого не может оставаться спокойным, видя духовное преуспевание людей, и потому всегда старается посеять зло и раздор; а с другой стороны, не следует забывать, что подобные искушения в жизни духовной необходимы, как говорит апостол, чтобы обнаружилось искусство верных рабов Божиих.
Так, кроткому и смиренному о. Иосифу в продолжении его полувековой иноческой жизни пришлось перенести много разных, неизбежных в монашестве скорбей и испытаний, чем враг старался поколебать его мужественную душу: но всё же не удалось врагу «украсть сокровища духа» (тропарь праведному Иову). Смирение его побеждало все козни вражие, и все эти «искушения» лишь обнаружили во всём величии его высоту. Незлобие его было так велико, что не только никогда никто не слыхал ни одной жалобы из его уст, но даже, когда другие высказывали своё справедливое негодование, старец с чисто ангельскою кротостью говорил: «Нет, ничего, мне хорошо», — а когда некоторые, выведенные из терпения, просили старца позволить им обратиться за защитой, то старец решительно запрещал это, говоря: «Зачем, не нужно; ты помнишь, как старец о. Леонид был против этого, даже когда батюшка Макарий его упрашивал».
Наставления старца Иосифа
Все наставления старца проникнуты духом святоотеческого учения. Перед иночествующими он ставил выше всего послушание и самоукорение, так как обе эти добродетели рождают смирение, которое вселяет в душу Бога, и даёт то, о чём сказано в Евангелии: Царствие Божие внутри вас есть. Старец никогда никому не разрешал отказываться от послушания, говоря, что кто до конца несёт данное послушание, тот сподобляется блаженной кончины. Нередко старец приводит в пример одного иеросхимонаха, который никогда не отказывался ни от чего и, будучи нездоров, не отказался от своей череды священнослужения, и во время литургии, только что приобщившись, внезапно скончался тут же в алтаре во всем облачении.
Когда ему приносили жалобы на трудность послушания и на сопряжённые с ним скорби, то лице старца озарялось радостью, в глазах светилась нежная отеческая любовь, и он как-то особенно одушевлённо говорил: «Ну что ж? За то мученики будете». При этом всегда старался внушить, что всякий человек должен иметь терпение во всём, на всяком месте, до конца. «За что взялся, — говорил он, — того и держись, и терпи всё находящее; только с места не сходи, и себя всегда укоряй, — и спасёшься».
Раз одна особа передавала старцу слышанный ею разговор, что будто прежние старцы не особенно принуждали своих учеников на телесные подвиги, а требовали больше внутреннего монаха. Батюшка на это сказал: «Ты скажи им: не вырастивши дерева, откуда же ждать плодов. Дерево же, на котором вырастет внутренний монах, есть пост, всякое воздержание, хождение к церковным службам, телесный труд, тогда уже на нём и вырастет плод, т. е. внутренний монах».
Кто-то на общем благословении вспомнил о том фельдшере, который, после бывшего с ним обмирания, вовремя которого он видел много поучительного на том свете, поступил в Оптинский скит ещё при батюшке Амвросии, но затем, когда ушел отбывать воинскую повинность, то опять сошелся со своими неверующими товарищами и они, убедив его, что с ним была простая галлюцинация, сбили его, и он остался в миру при больнице. Батюшка на это сказал: «Над ним исполнились евангельские слова: аще Моисея и пророков не послушают, то аще кто и от мертвых воскреснет, не имут веры».
Однажды спросили батюшку про одно духовное лицо, почему он человек не образованный, а письма его дышат таким духовным разумом, что так и проникают в душу? Батюшка отвечал: «Как луч солнечный не может проникнуть сквозь туман, так и речи человека только образованного, но не победившего страсти не могут действовать на душу. А кто сам победил страсти и стяжал разум духовный, тот и без образования внешнего имеет доступ к сердцу каждого».
Одна сказала батюшке: «Вы дадите мне правило, а я боюсь, что мне трудно будет». Старец ответил: «Наложенное всегда трудно», и при этом рассказал про архимандрита Исаакия, который ещё живя в миру готовился к монашеству и подвижничеству. Так он ежедневно клал по тысячи поклонов. По поступлении в монастырь он сказал об этом ст. Льву и тот вместо тысячи назначил ему пятьдесят поклонов. Через несколько времени он приходит к старцу и говорит: «Простите, Батюшка, мне стыдно сознаваться, но я почему-то не могу положить 50 поклонов». Старец велел ему класть 25. Прошло ещё немного времени, как он снова является к старцу и говорит, что он никак понять не может, почему в миру он делал тысячу поклонов, а здесь и 25 не может? Тогда старец Лев пояснил ему: «В миру тебе враг помогал, — ты клал и гордился этим; а тут ты кладёшь не по своей воле, а из послушания, видишь свою немощь и смиряешься, оттого и трудно».
Некто сказал: «Лучше бы я в миру в пост съедал фунт мяса, чем здесь наедаться хлебом». Старец ответил: «Если ты даже съешь и 2 фунта хлеба, то всё же не погрешаешь против устава святой Церкви».
Однажды братия спросила его: «Батюшка, будем ли мы на том свете с вами, поможете ли вы нам и вообще будете ли отвечать за нас?» «Да, ответил старец, — но только те будут со мной и за тех только я буду отвечать, которые беспрекословно меня слушали во всём».
Одна сказала: «Батюшка, скорблю, что средств нет и всё должна зарабатывать, а между тем всё хочется то того, то другого». Старец на это сказал: «Ищите прежде Царствия Божия и прочее всё приложится вам. С таким устроением и поступали прежние монахи, и Господь