обучать нас ездить верхом уже по-настоящему. Потом я уехал учиться, а Виктор поступил на службу в королевскую армию, но когда я вернулся… что-то оказалось не так.
– Прошло много лет, – мягко заметила я, – когда вы говорили, что восемь лет – это целая жизнь, вы не были так уж неправы. Может быть, дело было не в вас и не в нем, просто вы изменились? Оба?
– Все может быть, – поморщился доктор, – но причина, по которой Виктор оставил карьеру военного, замаячила у него перед глазами – в моем лице… Не так легко делать вид, что корень твоих бед прощен, а мечты забыты. Я был на него не в обиде… до этого дня, когда, возможно, я понял, что заблуждался по поводу его отношения ко мне. Несмотря ни на что, ваш муж – хороший человек, – закончил он.
Жалел ли он о своей откровенности – я не понимала, он больше не взглянул на меня, забрал чемоданчик и вышел, не напомнив мне, чтобы я заперла за ним дверь.
Я словно очнулась. Все это время я была – не я. Я могла расспросить о многом – о семье моего мужа, о том, что ему важно и дорого, о том, что я могу от него ждать. О лесе, наконец, о легендах, которые противоречили тому, что было написано в книгах. Вместо этого я завороженно слушала историю, которая не имела ко мне отношения. Последние слова доктора вернули меня на землю, и они пугали больше, чем все, что было до этого.
Исчез табачный запах. Табачный ли?
Несмотря ни на что…
Искренен ли был доктор со мной?
Несмотря ни на что.
Так на что же?..
Глава девятнадцатая
Доктор мог мне соврать. Сказать полуправду. Ту самую, в которую искренне будешь верить и которая станет в конце концов правдой, потому что истина умрет от простоты этой лжи.
Рана моего мужа могла иметь иную природу.
Я затрясла головой.
Он мог получить любое ранение в армии и скрыть это от человека, который был его другом. Без малейшего укора совести скрыть от меня. Доктор мог обмануть меня невольно или сознательно. Я никому, совсем никому не могла верить безоговорочно.
Тот некто, которого убил Филипп, тот, кто преградил нам дорогу, – это был не зверь, Филипп целился высоко и был хладнокровен. Значит ли это, что он видел уже этого некто, убивал тех, кто был похож на него?
Кто прячется за деревьями? Что кроется в таинственном лесу, в королевских угодьях, в которые нет доступа никому и за охоту в которых можно получить триста плетей? Кто водится в чаще, кто был в том охотничьем домике, чья кровь была на полу?
Я встала и заперла дверь. Как было бы замечательно, если бы никто меня больше не беспокоил сегодня. Я хочу сидеть в своей комнате, как будто меня нет в этом доме, хочу заняться чем-то… хотя бы платьем: надо доделать его, не думая о том, состоится бал или нет.
Я зажгла везде свечи, даже на стенах, и в моей комнате еще никогда не было так светло. Мне пришлось потратить немало времени, чтобы распутать шитье, а потом я поставила перед собой шкатулку и упорно складывала и сразу прикалывала булавками ленты, воссоздавая герб.
Мой муж способен спасти человека. Он сделал это, пусть сам и пострадал, и ему пришлось распрощаться с мечтами о службе. Если даже доктор ошибался, считая, что детские мечты так много значили для лорда Вейтворта, это все равно был поступок…
Когда-то он был другим, подумала я. Не тем, каким я его знаю. Он умел веселиться, идти на риск, а как еще можно назвать детские развлечения. И почему, вырастая, люди так сильно меняются? У них появляется что-то, ради чего они предают себя, и значит ли, что это что-то важнее, и есть ли подобное у меня?
А что есть у моего мужа? Должность лорда-рыцаря? Ответственность? Да что же ему мешает сдать эти подати, в сердцах воскликнула я про себя и воткнула булавку в платье с такой силой, что она пропорола слой лент и пригвоздила ткань к кровати.
И почему меня так это заботит, это не дело женщины, а причина в том, что я размышляю слишком много. Обилие мыслей не дает мне покоя, а должна быть лишь одна – как стать образцовой женой.
Я расправила ленты и присмотрелась. Герб можно было узнать, конечно, по очертаниям, и, может, спутать с любым другим его было бы так же просто, но мне результат нравился. Я ощущала нелепую радость, словно мой детский рисунок похвалили родители, хотя он годен лишь на то, чтобы швырнуть его в печку.
Сшивать ленты было нелегко, я исколола все пальцы, пытаясь делать стежки незаметнее, потом – украшая все это мелкими бусинами, я стояла перед кроватью на коленях, и тело затекло, мне не хватало хорошего стола, настоящего, за которым я могла бы работать. В доме было много свободных комнат, но я, обдумав эту идею, отказалась от нее. Лорд Вейтворт был со мной достаточно мил, чтобы я просила у него еще что-то, особенно если учесть, какие сокровища лежат в этой шкатулке.
«Что, если он отдал ее мне не просто так?»
У меня не было денег. У меня не было ничего своего, кроме одежды и теперь – украшений, которые стоили целое состояние.
«Можете распоряжаться этим, как захотите». Не «можете надеть» или «можете хранить драгоценности у себя». При свидетеле он заявил, что эти сокровища – не обычный подарок, это моя безраздельная собственность. Что он пытался мне этим сказать?
Мне нужно уехать? Этого хотела Летисия, и если это она проникла ко мне, если она оставила пятна крови, это прекрасный способ напугать и меня, и моего мужа. С этим, возможно, согласен лорд Вейтворт, и он не приказал мне напрямую, но почему? Кто-то рядом из тех, кто…
Кого уничтожат, если узнают? Может так быть, что вокруг все или почти все – проклятые оборотни и только мой муж остается еще человеком, и то потому, что королевский лорд-рыцарь – серьезный противник? Бросить вызов ему – значит разозлить самого короля?
Майор, доктор…
Особенно доктор. Тот, кому мой муж когда-то спас жизнь, а потом их пути разошлись и дружбе пришел конец. Юфимия, Джеральдина. Маркус, Филипп. Лорд Вейтворт ночевал в моей спальне, оберегая меня от них.
Я бродила по кругу, и работа не помогала отвлечься.