— У меня?…
Олег прихлопнул дверь и обнаружил на средней площадке еще двоих, — молодых и симпатичных. Если бы не деловитый прищур Прелести, можно было бы заподозрить, что парочка улеглась тут сама. Первое тело, которое Олег уже видел, находилось здесь же, в той же позе — лицом вниз и с задранной курткой.
— У меня-то все в порядке, — сказал Шорохов, — а вот у тебя…
Ася, не вынимая изо рта сигареты, нагнулась и откинула на парализованном ветровку. Совершенно белые волосы и большое мясистое ухо. Олег недоуменно хмыкнул.
— Не признал? — Она взяла мужчину за загривок и оторвали лицо от ступеньки. — У тебя с ним операция была, не так ли?
— С ним…
Седой почти не изменился, разве что выглядел более запущенным. Постарел… Несомненно, это был он, сегодняшний нарушитель.
— Приперся с оружием, — сообщила Прелесть, мельком показывая в сумочке компактный, но мощный “вальтер-мастер” образца две тысячи тридцатого. — Вон… — Она выставила пальчик, и Олег, проследив за острым ноготком, узрел в стене отверстие, круглое, как от любой пули.
— Так это он тут шмалял? Пожалел его, скотину… А ты мне, что?… — вскинулся было Шорохов.
— Не шурши! Если бы ты знал, что он опять вернется, ты бы ему такую компенсацию устроил…
— Уж не сомневайся!
— Вот потому тебе и не нужно было этого знать. Мне-то… сам понимаешь… — Ася пожала плечами. — Лопатин так велел. Не наслаивать одну проблему на другую.
— Ты в курсе, что он возвращался трижды?
— Можешь не рассказывать, — покивала Прелесть. — Я трижды в бункер и ездила. А у Вениаминыча постоянно оказывалось новое предписание — сюда же и на него же. Только время менялось, каждый раз на пятнадцать минут. А из местного отряда опера… хамы!… Они мне, представляешь?… заявляют: “Ты бы хоть пиццу по дороге прихватила, а то мотаешься без толку”!
— Они сами-то сюда собираются или мы его на метро повезем?
— Скоро должны приехать. Чем же ты ему так насолил, Шорох? Стрелять он не умеет, но отлавливал тебя старательно, как будто у него и врагов других нет.
— А сам он ничего не сказал? Не успел?
— Бред… Про сына что-то. Ты его сына не убивал случайно? Я надеюсь… А он твердит: сын умер молодой, кандидатскую даже не защитил… При чем тут кандидатская?!
— Да так… — Олег запустил руку в Асину сумочку и достал себе “Салем”. — Я ему пообещал кой-чего…
— Обманул? — Прелесть с осуждением посмотрела, как он хозяйничает с ее сигаретами, и разыскала в сумке пачку мятных подушечек.
— Ну-у… конечно. — Шорохов стесненно улыбнулся.
— Довольно глупо с твоей стороны… Обещать человеку то, что ты не можешь выполнить, — это…нехорошо.
— Наверное. Но убивать за вранье тоже не здорово. Откуда он прибыл?
— Пятьдесят второй.
— Значит, два года мужик верил в пустое… А потом… Эх, что же он так рано-то, сын его? Пожил бы, пока родитель не загнется, потешил бы стариковское самолюбие…
— Мне не нравится то, что ты говоришь, и тем более не нравится то, что ты делаешь, — заметила Ася. — Становишься каким-то жонглером, Шорох. Чем жонглируешь? Живыми людьми…
— Ясно… Дай мне жвачку, — сказал он.
— Что?…
— Жвачку. Да не новую, а свою. — Олег подставил ладонь, и Ася, не совсем понимая, чего он хочет, выплюнула резинку.
Он встал на цыпочки и залепил в стене дырку от пули. Прелесть до нее не дотянулась бы при всем желании, но главное — это был хороший повод отвлечься. Разговор, кажется, зашел не в то русло.
— В Службу нас не для того брали, — настырно продолжала она. — И твои эксперименты… Твои детские приколы, они… Людей надо любить, Шорох. Хотя бы чуть-чуть.
— Ага, я и люблю… Время, Земля, человечество… и так далее.
“Срал я, Асенька, на твое человечество”, — меланхолично подумал он.
У Олега пиликнул мобильник, и он торопливо ответил. Звонили местные.
— Ты тоже здесь? — осведомился голос.
— Нет, в светлом будущем, — огрызнулся Шорохов. — Если соединили, значит, здесь… Вы едете?
— Уже. Назови код.
— Какой еще код? — озадачился Олег.
— Домофона, какой!
— А-а… Не работает.
— Мы на лестнице.
Вскоре появился незнакомый опер — в белой футболке и спортивных штанах. Его можно было принять за кого угодно, именно к этому он и стремился, а чтобы не провоцировать Асю с Олегом на поспешные действия, поверх одежды оператор застегнул штатный пояс.
— Меня Пастором зовут. Можешь не представляться, знаю… — сказал он Шорохову. — Ну что, Прелесть, поймала клиента? Замучилась, бедняжка… О-о, как все серьезно! Свидетелей не закрывали пока? Что у нас еще? Пушечка… — проронил он, принимая “вальтер”. — За ствол дадут пожизненное. Это не младенцев по люлькам тырить, это покушение на должностное лицо. Все, отбегался, болезный…
— Он и не бегал, — буркнул Олег. — Уже сорок два года.
Вместе с Пастором они понесли Седого к выходу. Ася поднялась на площадку с неподвижной парочкой и закрыла обоим по часу.
Когда нарушителя уже доволокли до тамбура, в подъезд вошел молодой парень, тоже в брюках от спортивного костюма и тоже в белой майке, почти как оператор, — только без ремня и с барсеткой на левом запястье. Остановившись, он с назойливым любопытством наблюдал, как двое тащат третьего.
— Тебе чего?… — зло спросил Пастор.
— А тебе чего?… — Парень набычился и преградил путь.
— Пусти, приступ у человека… Я сейчас вернусь, не уходи.
— Не уйду, — заверил он. — Ты сам смотри не уйди… в тину.
На улице стоял светло-серый “Фольксваген”. Нарушителя загрузили назад, Ася с Олегом сели там же, но не по бокам, а вместе — после пяти разрядов из станнера особой прыти от Седого ждать не приходилось.
— Я скоро, — предупредил Пастор и крикнул водителю: — Заводи!
— Может, не надо этого?… — робко спросила Ася.
— У нас, Прелесть, свои правила, — откликнулся спереди другой опер.
— И какие же?
— Воли волкам не давать. А то совсем одичают. Шорохов раздраженно отметил, что местные уже общаются с напарницей, как со своей.
Спустя несколько секунд Пастор выскочил из подъезда и, запрыгнув в машину, бросил:
— Дуй!
Еще через мгновение на улицу выбрался и паренек. Он растерянно вертел головой, словно пытался вспомнить что-то важное. Пытался — и не мог.
— Грязно работаем… — посетовал водитель. “Фольксваген” мягко зажужжал мотором и тронулся.
Машина была не новая, но еще бодренькая, как и у Василия Вениаминовича.
Шорохов позаимствовал у Аси еще одну сигарету и вдруг понял, что вот сейчас, или тридцатью минутами раньше, напарница спасла ему жизнь. Это открытие было таким ошеломляющим, что Олег на некоторое время перестал воспринимать окружающий мир и очнулся лишь после того, как Ася щелкнула у него перед носом зажигалкой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});