— От одинокого странника никто не ждет серьезного сопротивления,— упрямо не сдавалась девушка,— и многие за это расплачиваются жизнью.
— Какое же сопротивление ты можешь оказать? — в голосе вельможи прозвучала насмешка.
— К сожалению, те, кто попытались проверить это на деле, уже не смогут тебе ничего рассказать.— Соня была задета недоверием к ее боевым навыкам.— Я метко стреляю из лука и отлично владею кинжалом. Конечно, тяжелый двуручный меч не по мне, но в искусстве владения кинжалом со мной мало кто сравнится.— Она на миг замолчала, рассердившись на себя за неуместную горячность.— Поверь, настоящие грабители не на пустынных дорогах. Куда хуже иметь дело со стражниками и сборщиками налогов у городских ворот. Они грабят лучше любого разбойника, а драться с ними не будешь,— уже спокойнее закончила девушка.
Счастливчик молча положил на стол небольшую золотую пластинку с изображением льва.
— Это знак посла властителя города. Перед ним склонит голову самый грозный и жадный стражник.
— Жаль, что от грабителей он не спасает.— Соня покрутила пластинку в руках.
— Мы напрасно спорим,— примирительно сказал хозяин дома.— За время пути у нас будет возможность проверить, кто из нас прав.
Девушка не стала возражать. В конце концов, пререкаться сейчас бессмысленно. Путь длинный, и только Пресветлые боги точно знают, что их ждет.
— Хорошо,— не дождавшись возражений, продолжил Файрад,— через два дня на рассвете мы с караваном выходим из города. Все, что тебе понадобится, ты сможешь взять в кладовых моего дома.
— И в оружейной,— добавила Соня.
Едва заметно кивнув головой, Счастливчик поднялся и ушел. В глубине души Соня все-таки была раздосадована. Плестись с караваном среди вонючих вьючных животных, глотать пыль, поднятую десятками ног, и, главное, зависеть от воли постороннего человека — это развлечение не для нее.
* * *
…Следующие два дня прошли незаметно. Файрад больше не приходил и вообще, видимо, мало бывал в доме. Соня спала, ела, гуляла в саду и дразнила Танаис. Старуха с большим почтением относилась к собственной персоне, не воспринимая никаких шуток на свой счет. Девушку это невероятно забавляло, и она придумывала различные способы поддеть служанку.
Вечером, накануне отъезда, прислужница, как обычно, приготовила девушке постель и помогла переодеться ко сну.
— Танаис, я завтра уезжаю на рассвете.
— Что это вы все надумали? Вот и хозяин куда-то собрался.
— Мою дорожную одежду сложи здесь. Искать ее будет некогда. Поняла? Смотри не перепутай со своей праздничной накидкой.
Старуха фыркнула и заковыляла из комнаты. Оставшись одна, Девушка задула свечи и подошла к окну. Она ощутила дуновение ночной прохлады. По коже пробежал озноб. Трудно было сказать, чем он вызван — то ли влажным вечерним воздухом, то ли нетерпением.
Утром Соня проснулась сама, как только начало светать. Не дожидаясь прихода служанки, она встала и начала одеваться. Выбирая дорожную одежду в обширных кладовых Файрада, девушка решила, что не будет скрывать свой пол. Она знала, что в большом купеческом караване ей ничего не угрожает со стороны попутчиков. По негласному правилу все женщины находились под прямой защитой караван-баши. И только за неуместный взгляд или слово вожатый мог запретить провинившемуся идти вместе с остальными. А остаться одному, без охраны и спутников, в пустынной местности… На это вряд ли бы кто из торговцев решился.
Но, поразмыслив, девушка все же выбрала наряд, позволяющий ей менять обличье: вендийские полотняные дхопи — то ли заложенные в широкую складку брюки, то ли юбку, их носили и мужчины и женщины. Тонкая рубаха и короткая кольчуга привычно обтянули тело. К ним она добавила длиннополую бархатную накидку с высокими разрезами по бокам, чтобы удобно чувствовать себя в седле. Мягкой выделки сапоги и кожаный пояс довершали наряд. Соня оглядела себя и с сожалением посмотрела на оставленную удобную постель — где-то ей придется спать следующей ночью?
Вошла Танаис и поставила поднос, на котором лежало холодное мясо, лепешки и стоял кувшин с молоком. Завтракать с девушкой служанка не стала, а уселась в стороне, как это бывало в начале их знакомства.
— Танаис, мне очень не нравится, когда на меня таят обиду. Мне бы не хотелось оставлять о себе дурные воспоминания.— Голос Сони был полон самого искреннего раскаяния. Не поверить было невозможно.
— Чего уж на тебя сердиться,— вздохнула старуха.— Глупая ты еще.
— Вот-вот, а я все не могла понять — что же у нас общего?
Танаис уставилась на девушку неподвижным взглядом и пошамкала беззубым ртом, как бы пережевывая очередную насмешку.
— Ну, прощай, старая, наряды свои береги.— Соня помахала ей рукой и, выйдя в сад, направилась к калитке, ведущей на хозяйственный двор.
Там уже все было готово, чтобы отправиться в путь. Кроме Ману на дворе стояли еще два оседланных коня. Они были крупнее Сониной кобылы. Тут же топтались два мула, груженные продуктами и необходимым снаряжением. Во дворе появился Счастливчик. Вместо обычного богато расшитого плаща на нем был короткий, походный.
Поверх шла перевязь с саблей в простых ножнах. Но ее плавный изгиб и форма рукояти выдавали непревзойденное изделие даматских мастеров-оружейников. Девушка с изумлением посмотрела на этот маленький караван и решила пока ничего не говорить. Спорить бессмысленно — они никогда не договорятся, а время уйдет.
Соня уже сидела в седле, а вельможа все еще давал какие-то указания управляющему. Наконец, они разошлись, и Счастливчик вскочил на коня. Он выехал первым, за ним шли связанные цепочкой запасной конь и два навьюченных мула. Соня замыкала шествие.
Они быстро и без неожиданных заминок добрались до постоялого двора, откуда должен был отправиться купеческий караван. Подготовка там шла полным ходом. Купцы и погонщики последний раз проверяли груз и вьючных животных.
Наконец, караван тронулся в путь. Первым со двора выехал караван-баши. Следом шел вожак, крепкий белый мерин. За ним потянулись остальные животные, понукаемые погонщиками и конюхами. Вооруженные пиками и саблями всадники — охрана — быстро растянулись вдоль длинной вереницы груженых мулов и ослов. Когда Соня провожала взглядом, казалось, бесконечное количество обернутых тканью тюков, плотно закрытых огромных корзин и перетянутых кожаными ремнями сундуков, у нее испортилось настроение. Не караван, а лакомый кусок для грабителей.
Она и Файрад двинулись последними, замыкая шествие. С тех пор как они выехали из дома, девушка не проронила ни слова. Ей это не составляло труда, ведь она почти всегда путешествовала одна. Беседовать с вельможей не хотелось, да и он сам не проявлял желания вступить в разговор. Так они и ехали весь день, обмениваясь только самыми необходимыми словами. Вечером путники расположились на ночлег.