куда она меня ведет. Картина вырисовывалась подозрительная. Неужели приходили за черепом? Злодей не нашел его в участке у Зудина и разумно решил, что тот вернул его учительнице, раз она собирает коллекцию. Влез в кабинет, пошарил там, стараясь не оставлять следов, потому что не хотел, чтобы вся деревня об этом узнала, как было с Зудиным. И тоже явно ничего не нашел, ведь череп-то у меня.
– Как ты считаешь, когда к тебе могли забраться? – спросила я.
Марина задумалась. Помолчала, морща лоб, а потом не слишком уверенно предположила:
– Этой ночью?
– Почему?
– Я бы заметила, если бы вчера было что-то не так. Но вчера все вроде бы лежало на местах.
Если сегодня, то получается… получается… ничего не получается. Мое похищение в эту картину все равно никак не вписывается. Они не требовали отдать череп, не обыскивали дом и огород.
– Слушай… – произнесла осторожно. – А ты никому не рассказывала… ну, про нас?
– Никому, – твердо заявила Олешева. – Я нема, как рыба.
Значит, узнать о том, что череп у меня, наш противник не мог. Великие Предки, ничего не сходится.
– У тебя вообще никто про череп в последнее время не спрашивал? Или про сагаров?
– Нет, – покачала головой Марина. – Только когда девятый класс к экзаменам готовился. Но они обо всем спрашивали.
– Что-то мне все это перестает нравится.
– Мне тоже. Злодей хочет отнять у нас историческое открытие.
Я покосилась на учительницу. Напуганной она не выглядела, скорее наоборот, решительной и непоколебимой. У меня самой энтузиазм переплетался с осторожностью, но вчерашнее похищение становилось все больше похоже на дурацкую шутку, потому что в нем не было никакого смысла.
– Ты будь осторожна, хорошо? – все же сказала я. – Мало ли что…
– Обязательно.
Мы вышли из деревни на луг, за которым садилось солнце. Полевая дорога делала крюк и убегала к горизонту, а справа виднелся забор. Мы прошли мимо ворот, по тропинке вдоль сплошного полотна и выбрались к леваде, где еще резвились лошади.
– Да это же вильчинская чистокровная, – ахнула, без труда узнав породу.
Как всякая приличная аристократка, в лошадях я разбиралась. И очень удивилась, встретив лучшую рутинскую породу здесь, в деревне. Да и занимался лошадями явно специалист. Это сразу становилось понятно, стоило только рассмотреть и большую леваду, поросшую сочной травой, и ухоженный вид самих лошадей.
Надо же, а ведь я ожидала увидеть обычную ферму с несколькими рабочими лошадками. А тут настоящий конный завод, пусть и совсем маленький. Несколько левад, большой амбар, конюшня, крепкий каменный дом чуть в стороне. Кажется, и весь окрестный луг принадлежал лошадям.
Я забралась на нижнюю перекладину забора, чтобы было лучше видно. Красивый темно-гнедой жеребец летал по кругу плавным галопом. В центре стояла рыжеволосая женщина, а вокруг нее гарцевали две кобылы – соловая и серая в яблоках.
– Какие все же прекрасные животные, – восхитилась я.
Лошадница заметила наш интерес и, ласково потрепав серую кобылу по шее, подошла к нам.
– Добрый вечер, Мирослава Даниловна, – поздоровалась Марина.
– Добрый, – улыбнулась та. – Кто это с тобой?
– Это Феодора Домбровская, она приехала к нам на лето.
– Домбровская… – протянула женщина, чуть прищурившись.
– Здравствуйте. – Мне почему-то стало неловко.
– Ну здравствуй, если не шутишь, – хмыкнула она.
Мирослава Даниловна показалась смутно знакомой. Высокая, статная, ухоженная, она неуловимо кого-то напоминала. Да и сама лошадница смотрела на меня так, словно знала. Или я все выдумываю?
– Здрасьте, – послышался сзади неуверенный голос.
Я обернулась. К нам брел подручный Романа Арнольдовича – Максим Коломийцев – тот самый, которого он назвал тюфяком. Надо сказать, мне сейчас стало очевидно, почему. Коломийцев имел вид ужасно робкий, на нас смотрел, словно ожидал подлянки, и вообще производил впечатление человека, которого все на свете утомило.
– У вас красивые лошади, – промямлил он, остановившись у загородки и глядя себе под ноги.
– Красивые, да, – хмыкнула Мирослава Даниловна, рассматривая его с исследовательским интересом.
– И наверняка быстрые, – оценила я резвую рысь. – Вы участвуете в скачках?
– Участвую. Не сама, конечно, мне для скачек худеть и худеть.
– Ну что вы, – выдал Коломийцев, – у вас прекрасная фигура. – Он глянул на Марину и покраснел. – И у вас…
– Да на фигуру я не жалуюсь. – В глазах лошадницы появилась незлая насмешка. – Но чем легче жокей, тем быстрее скачет лошадь.
– Вот как… – совсем смешался парень.
К нам подбежал гнедой жеребец и подставил хозяйке шею под почесушки. Та охотно принялась гладить коня, тихо воркуя. А я воспользовалась шансом еще раз рассмотреть ее саму. Итак, что мы имеем? Женщина-маг, красивая, уверенная в себе, явно неглупая. Пожалуй, из всех местных магов, которых перечислил Арс, она единственная подходила на роль человека, способного устроить похищение. Но если подозревать Мирославу, возникает вопрос: зачем это ей? Неужели мы пересекались раньше, и я чем-то успела лошаднице насолить?
– Феодора. Эй, Феодора.
Тычок в бок заставил меня очнуться. Я поняла, что мне задали вопрос, который прошел мимо ушей.
– Простите, – спохватилась я. – Задумалась. Вы что-то говорили?
– Хотела узнать, как поживает Циния, – усмехнулась Мирослава Даниловна, не сводя с меня внимательного взгляда.
– Циния? – я удивилась. – Вы знаете мою лошадь?
Как у всякой приличной аристократической семьи, у нас были свои лошади, пусть сейчас все и ездили на магомобилях или машинах. Это считалось признаком богатства, статуса и знатности. В детстве у меня был пони, а на шестнадцатилетие я получила в подарок красивую буланую кобылу как раз вильчинской породы.
– Знаю, – спокойно кивнула женщина и ласково потрепала по шее подбежавшую к нам серую лошадь. – Она дочь моей Цикуты.
– О, вот как… У Цинии все прекрасно. Она сейчас на летних конюшнях у Граевых.
– Рада слышать. Я не отдаю своих лошадей в плохие руки.
Глядя на точеный профиль Мирославы и царственную осанку, я поняла, что да, тут не покупатели выбирают лошадей, а лошадница выбирает хозяев для своих питомцев. И она вполне могла бы дать отпор даже такому человеку, как Андрей Домбровский.
– Папа сам приезжал сюда?
– Конечно, – спокойно кивнула женщина. – И не один раз.
Коломийцев подарил мне любопытный взгляд и тут же