Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ключей у меня не было, я отдала их другу Влада Андрею, который должен был вернуться домой раньше. Звоню. Дверь открывает совершенно бледный Андрей. Говорит: «Пойдем на кухню… Я тебе должен что-то сказать…» А я вижу, что на нем нет лица, и понимаю: с Владиком что-то случилось… Он рассказал мне все.
Выяснилось, что как только мы с Андреем днем разъехались из дома, начались звонки. Первому позвонили Мите Виноградову, но его тоже не оказалось дома, он был на даче. Трубку взяла его мама, Ольга Всеволодовна Ивинская. Она в ужасе позвонила приятелю Мити, и тот помчался на эту дачу в Луговой, по Савеловской дороге. Очень скоро Митя с Валерием Нисановым (друг Владислава), убедившись, что меня нет, поехали в аэропорт Быково… Я слушала Андрея, и до меня ничего не доходило. Я не понимала всего до конца… Только помню ощущение, что сейчас надо куда-то мчаться — чем-то Владику вроде помочь, что-то сделать для него… Осознания того, что его больше нет и все кончено, у меня не было. Я не плакала, не рыдала. Андрей даже боялся меня оставить хотя бы на минуту. Говорю ему: «Ты спускайся, я сейчас что-то возьму…» — «Нет-нет, выйдем вместе».
Мы сели в такси и поехали в дом к Ольге Всеволодовне Ивинской, куда тоже привезли Таисию Владимировну с Сашей (мать и сын В. Дворжецкого. — Ф. Р.)… Наконец раздался звонок из Гомеля. Митя попросил к телефону меня: «Ты знаешь… — сказал он мне, — я видел его… у него такое спокойное, разглаженное лицо, что это вселило в меня какое-то спокойствие… Он успокоился, понимаешь? Он устал… а сейчас успокоился. У него на лице даже какое-то умиротворение… Ему сейчас там хорошо. Тебе ехать не надо. Займись организацией похорон, возьми все на себя». Это меня, как ни странно, тоже успокоило, если можно так сказать…»
Весть о смерти старшего сына застала актера Вацлава Дворжецкого на гастролях. Один из очевидцев потом рассказывал, что встретил Вацлава в гостинице. Тот ходил по длинному коридору и машинально гасил свет. За ним тихо ступала горничная и включала свет опять. В конце коридора они разворачивались, и все повторялось заново. Так продолжалось около часа.
И снова воспоминания Н. Литвиненко: «За организацию похорон я взялась с каким-то остервенением. Делала все сама: должна была съездить на кладбище, достать и купить все необходимое… Этими заботами я хотела себя как-то занять, как будто хлопотала о нем живом. Мне все хотелось сделать своими руками так, как мог бы желать Влад…
К понедельнику (29 мая) пошли звонки, какие-то команды… Позвонили из Гомеля, где Влад умер. Что-то нужно было им уточнить насчет костюма — прежде чем положить в гроб, надо ведь переодеть во все новое… Его вещи приехали потом…
Когда Витя с Валерой приехали в Гомель, мест в гостинице не было, и их поместили в номер Влада. Первую ночь Митя спал на кровати Владика. Там ему приснился сон о том, как он его везет домой… И потом это в точности повторилось. Они с Валерой нашли за бешеные деньги какой-то пикапчик со страшной надписью на борту «Перевозка мелких грузов». Митя говорил: «Я спал на этом гробе… Тесно, даже приткнуться некуда, а ехать далеко, долго…»
В эти же дни на «Мосфильме» режиссер Георгий Данелия проводит активные кинопробы, пытаясь найти нужных исполнителей для своей новой комедии — «Горестный плут» (в прокате — «Осенний марафон»). Пробы начались 24 мая во 2-м павильоне киностудии, и за эти дни на них побывали многие известные актеры и актрисы. Так, на роль «горестного плута» Бузыкина пробовались: Александр Калягин (24 мая), Леонид Куравлев (26 мая), на роль его любовницы: Елена Прудникова (26 мая), Елена Коренева. 29 мая перед взором режиссера предстали те, кто впоследствии и сыграет эти роли: Марина Неелова и Олег Басилашвили. Последнему эта роль досталась практически случайно. Вот как он сам вспоминает об этом:
«Моим ангелом-хранителем была ассистент режиссера по подбору актеров Елена Судакова. Эта женщина, с которой мы не были даже знакомы, почему-то считала, что я обязательно должен играть эту роль. Мне кажется, сам Данелия даже и не помышлял о вызове меня на пробы. Но она тайком позвонила, сказав, что Данелия ждет. А Георгию Николаевичу ничего не сказала, рассчитывая, что у того очень мягкий характер и обидеть приехавшего из Ленинграда молодого артиста он просто не сможет. Так и произошло.
Я вошел в кабинет Данелия и сказал, что приехал на кинопробы. По всем законам он должен был мне ответить: «А я вас не вызывал!» Он, понимая, что поставит меня таким образом в неловкое положение, сказал: «Да, да, конечно, мы вас ждем». И была устроена кинопроба чуть ли не в кабинете. После пробы меня и утвердили на главную роль…»
30 мая балерина Майя Плисецкая все-таки вылетела в Аргентину. Как мы помним, несколько дней назад ее настигла резкая боль в спине, после чего врач прописал ей постельный режим. Однако балерину ждали в Аргентине, где она должна была участвовать в открытии чемпионата мира по футболу. Поэтому она приложила все силы к тому, чтобы встать на ноги. По ее же словам: «Мой муж (Родион Щедрин. — Ф. Р.) сидел на телефоне. Нужен гениальный специалист. Катя Максимова, только что тяжко переболевшая с той же спиной, дала ему телефон Владимира Ивановича Лучкова. Он ей здорово помог. Созвонившись, Щедрин привез Лучкова к нам домой. Он произвел отличное впечатление. «Через два дня вы полетите, а теперь начнем лечение…»
Что он только со мной не делал. Взаправду полегчало, и я, похрамывая, отправилась на другой конец земли…»
В тот же день Леонид Брежнев отправился с официальным визитом в Чехословакию. Причем видок у него был еще тот: как мы помним, два дня назад, во время охоты на кабанов, он умудрился дважды разбить себе прикладом бровь и переносицу, поэтому лицо у него выглядело как после драки. Коллеги по Политбюро пытались уговорить генсека отложить поездку на потом (дескать, с такой физиономией надо дома сидеть), но Брежнев их не послушал. И не в силу своего упрямства, а совсем по иной причине. Дело в том, что поездка-то была не официальной, а скорее личной. До Брежнева дошли слухи, что его лучший друг Густав Гусак, у которого недавно в автомобильной катастрофе погибла жена, впал в депрессию и «запил горькую», а вывести его из этого состояния мог только друг Леонид. Поэтому и речи не могло идти о том, чтобы перенести поездку — Гусак к тому времени мог вообще спиться.
Вспоминает В. Медведев: «По дороге в самолете Брежнев рассказывал сопровождавшим его лицам о состоянии Гусака. Слов не помню, но помню интонацию — сочувствие, желание помочь. Такого, что вот, мол, он нас всех подводит, — не было, нет.
В аэропорту Брежнева встречал, как и положено, Густав Гусак со свитой. Мне бросилось в глаза, что он постарел, как-то сгорбился, лицо потускнело. Очки с сильными диоптриями придавали ему беспомощный вид. Он и прежде видел плохо, но тут еще стал ходить как-то неуверенно, мелкими шажками, медленно и осторожно, опустив голову, глядя себе под ноги.
Внешне все было как всегда. При подъезде к резиденции в Пражском Граде советскую делегацию приветствовало много народа. Войска, почетный караул. После торжества во дворце Пражского Града все вместе вошли в резиденцию, где в специальной комнате советская делегация во главе с Генеральным секретарем сфотографировалась вместе с Гусаком. Справа — представительские апартаменты, слева — личные апартаменты Брежнева и его ближайшего окружения. Прежде всего хозяин с высоким гостем удалялись в одну из представительских комнат, беседовали, пили чай или кофе, могли выпить и что-нибудь покрепче, и через полчаса хозяин провожал гостя в его комнаты, чтобы тот отдохнул с дороги. Они прощались до встречи.
На этот раз беседа длилась всего несколько минут, Брежнев очень быстро распрощался с Гусаком. Оба знали о предстоящей неизбежной беседе на неприятнейшую тему, оба чувствовали себя скованно, неловко. Внешне, для посторонних, это было незаметно — те же поцелуи, объятия, но я, как человек опытный, хорошо знавший их обоих, видел всю искусственность короткой беседы, они даже не смотрели друг другу в глаза. Предстоящая беседа тяготила обоих…»
На следующий день с утра Брежнев отправился знакомиться с Прагой. Ехать он должен был не один, а вместе с Гусаком, который должен был поджидать его вместе со свитой возле входа на одной из станций метрополитена (гость хотел осмотреть пражское метро). Однако когда процессия остановилась в условленном месте и Брежнев вышел из машины, он увидел, что его друг… совершенно пьян. Гусака держал под локоть его телохранитель, иначе лидер чехословацких коммунистов наверняка бы рухнул на землю. Однако Брежнев сделал вид, что все нормально. Он обнял Гусака, расцеловал его и, взяв за другой локоть, повел в метро. Как вспоминает все тот же В. Медведев: «Представьте себе двух целующихся, обнимающихся коммунистических лидеров. Один совершенно пьян, у другого — разбиты бровь и переносица… По программе нужно было проехать в метро одну остановку. Когда стали спускаться по ступенькам, Гусак едва не упал, и Брежнев попросил, чтобы мы помогли ему. Я пошел рядом с Гусаком, незаметно придерживая его за руку с одной стороны, с другой вел своего шефа мой знакомый чех. Я чувствовал, как моему коллеге неудобно смотреть нам в глаза, улучив момент, он виновато-оправдательно шепнул мне: