Читать интересную книгу Конан "Классическая сага" - Роберт Говард

Казалось, прекрасная маска спала с ее лица: глаза дико блеснули, лицо исказилось гримасой, пальцы, впившись в бороду, с силой вырвали добрую пригоршню волос. Но эта демонстрация нечеловеческой силы была еще не самым страшным.

Ольмек вскочил и зарычал как медведь, колотя кулаками по столу:

— Шлюха! Ведьма! Дьяволица! Техултли следовало убить тебя еще пятьдесят лет назад! Сгинь! Слишком долго я тебя терпел. Белая девушка моя! Убирайся отсюда, не то зарежу!

Княгиня расхохоталась и швырнула ему в лицо окровавленный клок бороды. Смех ее был безжалостен, словно звон стали.

— Когда-то ты говорил по-другому, Ольмек. Когда ты был молод, я слышала от тебя признания в любви. Да, много лет назад ты был моим возлюбленным и спал в моих объятиях под цветком черного лотоса. И с тех пор в моих руках цепь, и на этой цепи — ты, раб! Ты знаешь, что не в состоянии противиться мне. Ты знаешь, что мне достаточно поглядеть тебе в глаза тем взглядом, которому меня обучил стигийский жрец, и вся твоя воля улетучится. Помнишь ту ночь под черным лотосом? Цветок раскачивался, хотя колыхал его не земной ветер. Чувствуешь снова тот аромат, что окутал тебя и сделал моим рабом? Бороться со мной бесполезно. Ты до сих пор в моей власти, как в ту ночь, Ольмек, князь Ксухотла, и пребудешь в моей власти до конца жизни!

Голос ее снизился до шепота и походил сейчас на журчание родника во мраке. Она склонилась над князем, развела пальцы и коснулась его могучей груди. Глаза Ольмека затуманились, руки бессильно обвисли.

С безжалостной улыбкой Таскела поднесла золотой флакон к губам князя.

— Пей!

Он, не раздумывая, подчинился. И сейчас же туман в его глазах сменился пониманием и ужасом. Он открыл рот, но не издал ни звука. Спустя минуту он упал.

Это вывело Валерию из оцепенения. Она бросилась к двери, но Таскела опередила ее воистину тигриным прыжком. Валерия ударила ее кулаком — такой удар свалил бы с ног любого мужчину. Но Таскела сумела плавно уклониться и схватила ее за руку. Потом она перехватила и левую руку аквилонки и легко связала ее запястья шелковым шнурком.

И тогда Валерия поняла, что ее стыд из-за поражения в схватке с Ольмеком ничто в сравнении с теперешним. Женщин она презирала — и вот нашлась же такая, которая делает с ней, что хочет! Она не сопротивлялась, когда Таскела усадила ее на кресло и привязала к нему, протянув шнур между колен.

Равнодушно переступив через тело князя, Таскела подошла к бронзовым воротам и открыла их. За створками был коридор.

— Дорога эта, — в первый раз обратилась она к Валерии, — ведет в комнату, которая служила когда-то камерой пыток. Когда мы отступали в западную часть города, то большинство инструментов забрали с собой, но одно устройство пришлось оставить — оно было слишком тяжелым и громоздким. А сейчас, думаю, оно пригодится как нельзя лучше.

Ольмек все понял и в глазах его блеснул ужас. Таскела приблизилась и схватила его за волосы:

— Ты какое-то время будешь неподвижен. Но ты будешь слышать, думать и чувствовать — о да, ты все будешь чувствовать.

И пошла к дверям, легко увлекая за собой могучее тяжкое тело — у Валерии чуть глаза на лоб не вылезли. Княгиня скрылась в коридоре и через некоторое время послышался лязг железа.

Валерия пробормотала проклятье и попыталась освободиться. Тщетно — шнур был слишком прочным.

Таскела вернулась одна, а из камеры пыток донесся придушенный стон. Двери она притворила, а засов не задвинула — привычки были не свойственны ей, как и другие человеческие черты.

Валерия в оцепенении глядела на женщину, в чьих руках — она прекрасно это понимала — была ее судьба.

Таскела поглядела ей в глаза.

— Великая честь ожидает тебя, — сказала она. — Ты избрана, чтобы вернуть Таскеле юность. Ты удивлена? Да, я знаю, что выгляжу молодо, но по жилам моим распространяется леденящий холод старости — я пережила это уже тысячу раз. Я стара, я так стара, что не помню своего детства. Но некогда я была юной девушкой и меня любил жрец из Стигии. Он подарил мне секрет вечной молодости и бессмертия. Потом он умер — должно быть, от яда. Я жила в своем дворце над озером Зуад, и годы пролетали мимо меня. Потом меня возжелал король Стигии и народ поднял бунт — вот мы и попали в эти края. Ольмек называет меня княгиней, но во мне нет царственной крови. Я выше, чем королева — я Таскела, и твоя цветущая молодость вернет мне мою!

У Валерии язык отнялся. За всем этим таилась какая-то жуткая загадка

— самая страшная из всех, с которыми она сталкивалась до сих пор.

Колдунья развязала аквилонку и подняла ее на ноги. Но не страх перед силой, заключенной в руках княгини, превратил Валерию в безвольную куклу.

Это сделали горящие, колдовские, зловещие глаза Таскелы.

7. ТОТ, КТО ПРИХОДИТ ИЗ ТЬМЫ

— Чтоб я кушита вот так увидел!

Конан с любопытством глядел на человека, привязанного к железному колесу.

— Какого черта ты делаешь на этой штуке?

Мычание было ему ответом. Тогда Конан вырвал кляп изо рта узника и тот закричал от страха, потому что железный шар упал вниз и почти коснулся его широкой груди.

— Осторожней, во имя Сета! — простонал Ольмек.

— С чего бы это? — спросил Конан. — Или ты думаешь, что твоя судьба меня интересует? Было бы у меня время, я бы посидел и посмотрел, как этот кусок железа выдавит из тебя кишки. Но я тороплюсь. Где Валерия?

— Освободи меня! — просил Ольмек. — Я все скажу!

— Сперва скажи.

— Ни за что! — князь стиснул массивные челюсти.

— Хорошо, — сказал Конан и уселся на ближайшую скамью. — Я сам ее найду после того, как тебя придавит. Думаю, что дело пойдет быстрее, если я мечом прочищу тебе ухо, — добавил он и протянул оружие к голове Ольмека.

— Подожди! — слова посыпались из князя как зерно из мешка. — Таскела похитила ее у меня. Я всегда был только игрушкой в ее руках…

— Таскела? — Конан сплюнул. — Эта жалкая…

— Нет-нет! — прохрипел Ольмек. — Дело хуже, чем ты думаешь. Таскела очень старая — ей много сотен лет. Она продлевает свою жизнь и возвращает молодость, принося в жертву красивых молодых женщин. Вот почему их так мало в нашем роду. Она вытянет из Валерии жизненную силу и вновь расцветает…

— Ворота заперты? — спросил Конан, пробуя большим пальцем остроту меча.

— Да! Но я знаю, как пройти в Техултли. Эта дорога известна лишь мне и Таскеле, но она думает, что я беспомощен, а тебя нет в живых. Освободи меня, и, клянусь, я помогу тебе освободить Валерию. Без моей помощи тебе не справиться, даже если бы ты пыткой вырвал у меня все секреты, то не сумел бы ими воспользоваться. Освободи меня! Мы подберемся к Таскеле и убьем ее раньше, чем она успеет напустить свои чары. Довольно будет и ножа в спину. Я бы сам давно это сделал, но боялся, что без ее помощи ксоталанцы нас одолеют. И ей нужна была моя помощь, потому что она и позволила мне жить. Теперь один из нас должен умереть. Клянусь, расправимся с ведьмой, и вы с Валерией уйдете от нас с миром. Народ подчинится мне, когда не станет Таскелы.

Конан нагнулся и перерезал путы, удерживающие князя. Тот осторожно выскользнул из-под огромного шара и встал на ноги, мотая головой, словно бык и осыпая всех проклятиями. Оба они, встав плечом к плечу, были олицетворенной мужественностью. Ольмек был так де высок, как Конан, и даже более массивен, но было в нем все же что-то звериное, отталкивающее и киммериец рядом с ним выглядел куда как благородно.

Конана можно было причислить к цвету человечества, Ольмека — к цвету его первобытной побочной ветви.

— Веди! — приказал Конан. — И все время держись впереди меня: веры тебе не больше чем быку, которого тянут за хвост.

И Ольмек пошел, расчесывая пятерней свою спутанную бороду. Он был уверен, что Таскела закрыла ворота, поэтому и направился в одну из комнат на границе Техултли.

— Тайне этой полвека, — говорил он на ходу. — Наш клан не знал ее, а ксоталанцы тем более. Этот тайный ход сделал сам Техултли, а рабов, помогавших ему, убил. Он опасался, что любовь Таскелы легко может перейти в ненависть и она однажды закроет перед ним ворота. Но Таскела открыла тайный ход и заперла его, когда вождь бежал после неудачной вылазки. Ксоталанцы схватили его и казнили. А я узнал об этом, потому что следил за ней.

Он надавил золотое украшение на стене и одна из плит упала, открыв идущие вверх ступени.

— Лестница эта устроена прямо в стене, — говорил Ольмек, — Она ведет в башню на крыше, а оттуда винтовые лестницы спускаются в разные залы. Поспешим!

— Только после тебя, дружище! — ответил Конан весело и взмахнул мечом. Ольмек пожал плечами и стал подниматься, Конан отстал на полшага.

Они все поднимались, и киммериец понял — уровень верхнего этажа пройден. Оба оказались в цилиндрической башне. Через большие окна были видны другие купола и башенки Ксухотла.