связи с нынешним распорядителем двора, двадцатитрехлетним евнухом с накладными усами и бородой. Могу заверить падких до скандалов афинян, что царице-матери идет семидесятый год и она равнодушна к плотским утехам. К тому же она всегда предпочитала власть, как и ее предшественница Атосса. Думаю, молодая Аместрис могла пофлиртовать с евнухом, но это был другой мир, ныне уже ушедший.
Тот ушедший мир был для нас прекрасным. В частности, та зима в Персеполе, когда все казалось достижимым. Все, кроме комфорта. Дворцы оставались недостроенными. Собственно, о городе говорить не приходилось: здесь стояли только лачуги ремесленников и новенький комплекс зданий вокруг сокровищницы Дария. Его кладовые, парадные залы, портики и служебные помещения временно заняли чиновники канцелярии.
Мы с Мардонием разделили маленькую, душную и холодную комнатушку в Зимнем дворце. Поскольку женская половина дворца была рассчитана на относительно скромную коллекцию жен и наложниц Дария, первое повеление Ксеркса как Великого Царя относилось к архитекторам. Им надлежало расширить женские помещения в сторону сокровищницы. В конце концов первоначальную сокровищницу пришлось снести, чтобы разместить новый гарем.
Как-то днем меня вызвал Ксеркс.
— Пошли посмотрим гробницу твоего тезки, — сказал он.
Верхом мы проехали значительное расстояние до гробницы Кира Великого. Маленькая известняковая усыпальница на высоком фундаменте имела портик с тонкими колоннами. Каменная дверь была покрыта резьбой под дерево. За дверью на золотом ложе лежал Кир Великий.
Хотя обслуживающий гробницу маг явно был поклонником демонов, ради нас он затянул гимн Мудрому Господу. Кстати, этот служитель живет в домике рядом с гробницей и раз в месяц приносит в жертву духу Кира коня — древний арийский обычай, не одобряемый Зороастром.
Ксеркс велел магу открыть гробницу. Вместе мы вошли в затхлое помещение, где на золотом ложе лежало залитое воском тело Кира. Рядом стоял золотой стол, заваленный драгоценностями, оружием, одеждами. Они сверкали в неровном свете факела, который держал Ксеркс.
Должен сказать, при виде великого человека, умершего более полувека назад, я испытал сложное чувство. На Кире были алые шаровары и мантия, вся покрытая золотыми бляхами. Чтобы скрыть рану от варварского топора, мантию натянули до подбородка. Ксеркс стянул ее, открыв темную пустоту на месте шеи.
— Ему перерубили позвоночник, — сказал он. — Не таким уж он был красавцем, а?
— Он был уже старик, — прошептал я.
Если не считать сероватой кожи, Кир поистине казался спящим, и я не хотел будить его. Я трепетал. Ксеркс же держался как ни в чем не бывало.
— Я бы предпочел, чтобы меня забальзамировали египтяне. — Он очень скептически отнесся к бальзамировщикам Кира. — Цвет никуда не годится. И запах. — Ксеркс втянул носом воздух и скорчил гримасу, но я чуял только специальные мази. — Спи спокойно, Кир Ахеменид! — Он шутливо отсалютовал основателю империи. — Ты заслужил отдых. Завидую тебе.
Я никогда точно не знал, когда Ксеркс шутит, а когда нет.
Ксеркс устроил себе резиденцию во дворце, известном как Дариева Пристройка, хотя его полностью выстроил Ксеркс, будучи еще наследником. Каллий говорит, будто этот изящный дворец сейчас копирует Фидий. Желаю ему успеха. Пристройка была первым в мире строением, имеющим с каждой из четырех сторон по портику. Демокрит сомневается, что это так. Я бы тоже сомневался, проводи я дни с философами.
Вскоре после визита в гробницу Кира Ксеркс вызвал меня официально. В вестибюле Пристройки меня встретил Аспамитр. Он был, как всегда, любезен и услужлив. Благодаря Аспамитру наглость и грубость чиновников канцелярии исчезла, по сути дела, за одну ночь. Чиновники стали услужливыми и угодливыми почти на год. Да, через год они снова были наглыми и грубыми. Такова, однако, природа чиновников, не говоря уж о евнухах.
Меня провели мимо письменных столов, поставленных рядами между ярко оштукатуренными деревянными колоннами, — это самый дешевый способ строить колонны; к тому же штукатурку легче раскрашивать, чем камень. Говорят, Фидий собирается сделать свои колонны из чистого мрамора. Если он поддастся этой глупости, я предрекаю Афинам опустошение казны. Даже гранитные колонны в главных зданиях Персеполя до сих пор не оплачены.
Жаровни с углями распространяли по комнате Ксеркса уютное тепло, а от фимиама на двух бронзовых треножниках стоял надоедливый дым. Но фимиам всегда вызывал у меня головную боль — несомненно, в связи с тем, что сопровождает поклонение демонам. Зороастр обличал употребление сандалового дерева и ладана, так как это священные благовония служителей демонов. Хотя наши Великие Цари исповедовали веру в Мудрого Господа, другим они позволяли считать себя земными богами. Мне не нравилось это противоречие. Но легче повернуть солнце вспять, чем изменить протокол персидского двора.
Ксеркс сидел за столиком в комнате без окон. На мгновение в свете лампады он предстал перед моим раболепным взглядом живой копией Дария. Я пал ниц. Аспамитр, быстро перечислив мои имена и титулы, выскользнул.
— Встань, Кир Спитама!
Это был голос прежнего Ксеркса. Я встал и, как положено, уставился в пол.
— Царский друг может смотреть на своего друга. По крайней мере наедине.
Я поднял на него глаза, он смотрел на меня. Он улыбнулся, я тоже. Но все было не так, как раньше, и прошлого уже не вернуть. Он был царь царей.
— До отъезда в Египет я должен придумать себе жизнеописание. — Ксеркс сразу приступил к делу. — А значит, у меня мало времени. Я хочу, чтобы ты помог мне написать текст.
— Что в мире желает знать царь царей?
Пододвинувшись ко мне, Ксеркс постучал по связке папирусов:
— Это единственная копия жизнеописания Кира, больше в книгохранилище нет. Видишь, она почти изорвана. Очевидно, он не собирался ее переписывать. Текст не изменялся с года моего рождения. Кстати, обо мне там упомянуто. Все равно нам нужно переписать это как можно лучше.
Я взглянул на эламский текст:
— Язык очень устаревший.
— Тем лучше. Я хочу, чтобы все звучало, как у Дария, который говорил, как Камбиз, а Камбиз говорил, как Кир, который подражал индийским царям, и так далее, до самого начала, когда бы и где бы оно ни было.
Помнится, я подумал, что, хотя Дарий неизменно считал своим предшественником лже-Бардью, Ксеркс никогда о нем не упоминал.
Великий Царь и я три дня и три ночи сочиняли его официальное жизнеописание. Закончив, мы разослали копии во все города империи как осязаемое выражение воли и характера монарха. Вначале Ксеркс описал своих предков, их деяния и стремления. Последнее имело особое значение, потому что личные заветы Великого Царя могли использоваться в любом суде для дополнения к официальному своду законов.
Работали мы так: Ксеркс говорил, что бы он хотел написать. Затем я вносил свои