Всего этого нельзя понять, пока не увидишь своими глазами смерть родителя. И чтобы понять вообще, что такое смерть, надо хоть раз увидеть ее, увидеть, как „душа отлетает“ и остается бренное тело. Все это я не то чтобы поняла тогда, но ощутила, что это прошло через мое сердце, оставив там след.
И тело увезли. Подъехал белый автомобиль к самым дверям дачи, — все вышли. Сняли шапки и те, кто стоял на улице, у крыльца. Я стояла в дверях, кто-то накинул на меня пальто, меня всю колотило. Кто-то обнял за плечи, — это оказался Н. А. Булганин. Машина захлопнула дверцы и поехала. Я уткнулась лицом в грудь Николаю Александровичу и наконец разревелась. Он тоже плакал и гладил меня по голове. Все постояли еще в дверях, потом стали расходиться.
…Было часов 5 утра. Я пошла в кухню. В коридоре послышались громкие рыдания, — это сестра, проявлявшая здесь же, в ванной комнате, кардиограмму, громко плакала, — она так плакала, как будто погибла сразу вся ее семья… „Вот, заперлась и плачет — уже давно“, — сказали мне.
Все как-то неосознанно ждали, сидя в столовой, одного: скоро, в шесть часов утра, по радио объявят весть о том, что мы уже знали. Но всем нужно было это услышать, как будто бы без этого мы не могли поверить. И вот, наконец, шесть часов. И медленный, медленный голос Левитана или кого-то другого, похожего на Левитана, — голос, который всегда сообщал нечто важное. И тут все поняли: да, это правда, это случилось. И все снова заплакали — мужчины, женщины, все… И я ревела, и мне было хорошо, что я не одна и что все эти люди понимают, что случилось, и плачут со мной вместе.
Здесь все было неподдельно и искренне, и никто ни перед кем не демонстрировал ни своей скорби, ни своей верности. Все знали друг друга много лет. Все знали и меня, и то, что я была плохой дочерью, и то, что отец мой был плохим отцом, и то, что отец все-таки любил меня, а я любила его.
Никто здесь не считал его ни богом, ни сверхчеловеком, ни гением, ни злодеем, — его любили и уважали за самые обыкновенные человеческие качества, о которых прислуга судит всегда безошибочно»642.
Рыдала вся страна. Людям было не то что жалко Сталина, они чувствовали — кончилась эпоха, кончилось очень трудное, даже мучительно трудное, трагическое великое время. Он ушел, а они остались. И им надо жить без него, осмыслить свою жизнь, которая уже тоже становилась историей.
Шестого марта утром в Колонный зал Дома союзов, где стоял гроб с телом Сталина, пришли руководители страны. Сталин лежал в своем старом кителе генералиссимуса, который по случаю почистили и подшили обтрепанные рукава. Зал был пуст, лишь несколько человек да распорядители скорбной церемонии растворялись в его пространстве. Распорядители устанавливали возле гроба венки. Неподалеку от гроба стояла группа членов Политбюро — Маленков, Берия, Хрущев, Молотов, Каганович, Микоян. Громко рыдал Хрущев, остальные грустно молчали643.
К тому времени уже был проведен пленум ЦК, председателем Совета министров стал Маленков, заместителями — Берия, Молотов, Булганин, Каганович. Хрущев остался секретарем ЦК и членом Президиума ЦК. Берия получил в кураторство МВД СССР, объединившее МГБ и МВД.
Однако Маленков, оставаясь секретарем ЦК, председательствовал и на заседаниях Президиума ЦК, то есть был главным. «Молодых» выдвиженцев, Брежнева, Пегова, Пономаренко, вывели из Секретариата ЦК.[49]
Брежнев получил маленький пост — заместителя начальника Главного политического управления Военного министерства (курировал Военно-морской флот). Это было падение с высот. Как вспоминала Виктория Петровна Брежнева, жена Леонида Ильича, после пленума Брежнев, Аристов, Пономаренко собрались у них в квартире, из которой рабочие хозяйственного управления ЦК уже выносили мебель, и, сидя на полу на газетах, пили водку, не зная, что будет с ними завтра, арестуют или нет.
Триумвират наследников, Маленков, Берия, Хрущев, также, как когда-то другой триумвират, Каменев, Зиновьев, Сталин, начал управлять страной.
Девятого марта саркофаг с телом Сталина установили в мавзолее рядом с саркофагом Ленина.
Глава восемьдесят третья
После Сталина. Победа и катастрофа. Опыт, который еще не осмыслен
История распада триумвирата выходит за рамки этой книги. Напомним, что Берия был арестован 26 июня 1953 года и расстрелян в декабре того же года. Маленков был уволен с поста премьера в феврале 1953 года, а руководителем СССР стал первый секретарь ЦК КПСС Хрущев.
Двадцать пятого февраля 1956 года Хрущев выступил на XX съезде КПСС с докладом «О культе личности и его последствиях», в котором Сталин изображался диктатором, инициатором репрессий, виновным в поражениях Красной армии в начальный период войны, назван трусом, организатором послевоенных «дел».
Тридцать первого октября 1961 года саркофаг с телом Сталина был ночью удален из мавзолея и захоронен возле Кремлевской стены; памятник на могиле установили лишь в 1970 году.
В общественном сознании сегодня прочно укоренилось, что борьбу с «культом личности» начал Хрущев, и это считается его главным достижением на пути к демократизации Советского Союза. На самом же деле все не так.
Первыми изменять сталинскую политику стали Маленков и Берия. Уже 10 марта 1953 года на заседании Президиума ЦК Маленков, касаясь советской печати, заявил: «Считаем обязательным прекратить политику культа личности». Только вчера он выступал на траурном митинге на трибуне мавзолея перед гробом вождя, а на следующий день у него поворачивается язык говорить такие кощунственные речи! Но сказал — и ничего не случилось.
Новые руководители хотели скорее выйти из сталинской тени. Еще 20 февраля, при обсуждении вопроса о плачевном состоянии животноводства, Сталин предложил увеличить налоги на деревню на 40 миллиардов рублей. Он явно считал деревню безграничным ресурсом, тогда как положение на селе было близко к катастрофическому. Маленков знал об этом лучше всех: он курировал сельское хозяйство. Уровень экономического давления на деревню (сельхозналог) с 1940 по 1951 год вырос в пять раз644. Вместе с тем к 1952 году советские люди питались лучше, чем в 1940 году. Хотя за продуктами стояли очереди, а магазинов было мало, люди не голодали. Однако государственные финансы не выдерживали огромных расходов. Надо было пересматривать всю бюджетную политику и более того — сокращать расходы в Восточной Европе, на армию, ядерные исследования, ВПК в целом и тяжелую промышленность.
Требование Маленкова «прекратить политику культа личности» хотя внешне и относилось к области пропаганды, но в основе своей было нацелено на пересмотр всей политики. Это означало, что финансовая система находилась на грани краха. При этом магазины и колхозные рынки были завалены продуктами, а 1 апреля 1953 года произошло шестое после войны снижение розничных цен, что дало населению 53 миллиарда рублей экономии только за один год. Дело в том, что наряду с ростом промышленности шла деградация сельского хозяйства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});