Читать интересную книгу 7 историй для девочек - Лидия Чарская

В тот самый день, когда адмирал проявил такую невероятную забывчивость, король Карл IX пригласил герцога Гиза и Генриха Наваррского поужинать втроем. Закончив ужин, Карл увел их к себе в комнату, где стал показывать и объяснять им хитрый механизм волчьего капкана, изобретенный им самим, как вдруг прервал себя, спросив:

– Не собирается ли адмирал зайти ко мне сегодня вечером? Кто его видел сегодня днем и может мне сказать, как он себя чувствует?

– Я, – ответил Генрих, – и если ваше величество беспокоитесь о его здоровье, то могу вас утешить: я видел его сегодня два раза – в шесть утра и в семь вечера.

Король, глядевший до этого рассеянно, вдруг с острым любопытством остановил взгляд на своем зяте и сказал:

– Ай, ай, Анрио! Вы встали сегодня что-то уж слишком рано для новобрачного.

– Да, сир, – ответил Беарнец, – но мне хотелось узнать у всеведущего адмирала, не едет ли кое-кто из дворян, которых я жду.

– Еще дворяне! В день свадьбы их было уже восемьсот, и каждый день все едут новые – уж не собираетесь ли вы оккупировать Париж? – смеясь, спросил король.

Герцог Гиз нахмурил брови.

– Сир, – возразил Беарнец, – ходят слухи о походе во Фландрию, поэтому я и собираю к себе из своей области и из соседних всех, кто, по моему мнению, может быть полезен вашему величеству.

Герцог Гиз, вспомнив ночной разговор Беарнца с Маргаритой о каком-то плане, стал слушать более внимательно.

– Ладно, ладно! – ответил король с хищной улыбкой. – Чем больше будет их, тем лучше; созывайте, созывайте, Генрих. Но каковы эти дворяне? Надеюсь, люди храбрые?

– Не знаю, сир, сравняются ли в храбрости мои дворяне с дворянами вашего величества, герцога Анжуйского или месье Гиза, но я их знаю и уверен, что они себя покажут.

– А вы ждете еще многих?

– Человек десять-двенадцать.

– Как их зовут?

– Сейчас не припомню, кроме одного, которого рекомендовал мне Телиньи как образованного дворянина, по имени де Ла Моль; не могу уверять…

– Де Ла Моль! Уж это не провансалец ли – Лерак де Ла Моль? – заметил король, хорошо знавший генеалогию французского дворянства.

– Совершенно верно, сир; как видите, я хожу за людьми даже в Прованс.

– А я, – ответил с насмешливой улыбкой герцог Гиз, – хожу еще дальше его величества короля Наваррского и дохожу до самого Пьемонта, чтобы собрать всех тамошних верных католиков.

– Католиков ли или протестантов – мне безразлично, были бы лишь храбры, – возразил король.

Эти слова, соединившие католиков и протестантов в одно целое, король произнес с видом такого беспристрастия, что сам герцог Гиз был озадачен.

– Ваше величество, уж не о наших ли фламандцах идет речь? – спросил адмирал, который, пользуясь недавно дарованным ему королевским разрешением являться без доклада, входил в комнату короля и слышал последние его слова.

– А-а! Вот и отец мой адмирал! – воскликнул Карл IX, раскрывая объятия. – Стоит заговорить о войне, дворянах, храбрецах – и он тут как тут, его тянет как магнитом. Мой наваррский зять и мой кузен Гиз ждут подкреплений для вашей армии. Вот о чем шел разговор.

– И подкрепления идут, – сказал адмирал.

– У вас есть свежие вести, адмирал? – спросил Беарнец.

– Да, мой сын, в частности – о Ла Моле; вчера он был в Орлеане, а завтра или послезавтра будет в Париже.

– Чудеса! Господин адмирал просто колдун, – заметил Гиз. – Ему известно, что делается за тридцать или сорок миль от него! Я очень хотел бы знать так же достоверно, что происходит или что произошло под Орлеаном.

Колиньи совершенно спокойно отнесся к этому выпаду герцога Гиза, явно намекавшего на смерть своего отца, Франсуа де Гиза, убитого под Орлеаном гугенотом Польтро де Мере, и, как подозревали, по наущению адмирала.

– Месье, – ответил адмирал холодно, с достоинством, – я бываю колдуном всегда, когда хочу знать точно все, что имеет значение для дел короля или моих лично. Час тому назад прибыл из Орлеана мой курьер, он ехал на перекладных почтовых лошадях и благодаря этому проехал за один день тридцать две мили; а месье де Ла Моль едет верхом на собственной лошади, делая по десяти миль в день, – следовательно, он прибудет только двадцать четвертого. Вот и все колдовство.

– Браво, отец, – воскликнул Карл IX, – хорошо сказано! Пусть знают эти юноши, что не одни годы, но и мудрость убелила вашу бороду и голову. Давайте отпустим их болтать об их турнирах и любовных похождениях, а сами побеседуем вдвоем о наших военных предприятиях. При хорошем советнике и король становится хорошим, отец. Ступайте, господа, мне надо поговорить с адмиралом.

Молодые люди вышли – первым король Наваррский, а за ним герцог Гиз, но, выйдя за дверь, они холодно раскланялись и пошли каждый в свою сторону.

Колиньи с некоторой тревогой посмотрел им вслед: всякий раз, когда сходились эти два ненавистных друг другу человека, он опасался какой-нибудь вспышки между ними. Карл IX угадал мысль адмирала, подошел к нему и, взяв его под руку, сказал:

– Будьте покойны, отец; для того чтобы держать их в страхе и повиновении, существую я. Я стал настоящим королем с того дня, как моя мать перестала быть королевой, а она перестала быть королевой с того дня, как Колиньи стал мне отцом.

– Что вы, сир! – воскликнул адмирал. – Ведь королева Екатерина…

– Старая склочница! С ней никакой мир невозможен. Эти оголтелые итальянские католики понимают только одно – всех резать. Я же, наоборот, хочу умиротворения, и даже больше – хочу поддержать приверженцев нового исповедания. Все остальные чересчур распущенны, отец, они меня позорят своей любовной грязью и своим беспутством. Хочешь, я буду говорить с тобой честно, – продолжал Карл IX, все больше отдаваясь порыву откровенности. – Я не доверяю ни одному человеку из окружающих меня, за исключением новых моих друзей. Честолюбие Тавана мне очень подозрительно; Вьейвиль любит только хорошее вино и продаст своего короля за бочку мальвазии; Монморанси ничего не хочет знать, кроме охоты, и проводит все время в обществе собак и соколов; граф Рец – испанец, Гизы – лотарингцы. Да простит мне бог, но мне сдается, что во всей Франции только три честных француза – я, мой наваррский зять да ты. Но я прикован к трону и не могу командовать армией; самое большее, что мне позволено, – это поохотиться в Сен-Жермене и в Рамбулье. Мой наваррский зять слишком юн и малоопытен; кроме того, его отца, короля Антуана, всегда губили женщины, и мне сдается, что Генрих унаследовал эту слабость своего отца. Нет никого, кроме тебя, отец, – ты смел, как Цезарь, и мудр, как Платон. Я не знаю, как мне поступить: оставить ли тебя здесь советником при мне или послать туда главнокомандующим. Если ты будешь моим советником – кому командовать? Если командовать будешь ты – кто будет мне советником?

– Сир, сначала надо победить, а после победы будет и совет.

– Ты так думаешь, отец? Ну что же, хорошо – будь по-твоему. В понедельник ты отправишься во Фландрию, а я поеду в Амбуаз.

– Ваше величество уезжает из Парижа?

– Да… Я устал от этого шума, от всех этих торжеств. Я не деятель, я мечтатель. Я родился поэтом, а не королем. Ты организуешь нечто вроде совета, который и будет править, пока ты будешь на войне; а поскольку моя мать не войдет в него, все пойдет хорошо. А я уже оповестил Ронсара, чтоб он приехал в Амбуаз, и там вдвоем, вдали от шума, от дрянных людей, в тени лесов, на берегу реки, под тихий говор ручейков, мы будем беседовать о божественных вещах, это единственное утешение в суете мирской. Вот послушай мои стихи – предложение Ронсару быть моим гостем в Амбуазе; я сочинил их сегодня утром.

Колиньи усмехнулся. Карл IX провел рукою по гладкому желтоватому, как будто из слоновой кости, лбу и начал декламировать, немного нараспев, свои стихи:

Ронсар, когда с тобой в разлуке мы живем,Ты забываешь вдруг о короле своем.Но я и вдалеке ценю твой дивный гений,И продолжаю брать уроки песнопений,И снова шлю тебе ряд опытов своих,Чтоб вызвать на ответ твой прихотливый стих.

Подумай, не пора ль закончить летний отдых?Уместно ли весь век копаться в огородах?Нет, должен ты спешить на королевский зовВо имя радостных, ликующих стихов!..Когда не навестишь меня ты в Амбуазе,Я не прощу тебе такое безобразье!..

– Браво, сир, браво! – сказал Колиньи. – Я, правда, больше смыслю в военном деле, чем в поэзии, но, как мне кажется, эти стихи не уступят лучшим стихам Ронсара, Дира и самого канцлера Франции – Мишеля де л’Опиталь.

– Ах, отец, – воскликнул Карл IX, – если бы ты оказался прав! Поверь, что звание поэта меня прельщает более всего; и как я говорил недавно своему учителю поэзии:

Искусство дивное поэмы составлять,Пожалуй, потрудней искусства управлять.Поэтам и царям господь венки вручает,Но царь их носит сам, поэт – других венчает.Твой дух и без меня величьем осиян,А мне величие дает мой гордый сан.

Мы ищем, я и ты, к богам путей открытых,Но я подобье их, Ронсар, ты фаворит их!Ведь лира власть тебе над душами дала,А мне – увы и ах! – подвластны лишь тела!Власть эта такова, что в древности едва лиТираны лютые подобной обладали…

– Сир, мне хорошо известно, что ваше величество ведет беседы с музами, – сказал Колиньи, – но я не знал, что они стали для вас главными советниками.