Читать интересную книгу Свидетели Цусимы - Джон Вествуд

3-я эскадра была отдана под. командование контр-адмирала Небогатова. Таким образом, когда она догнала 2-ю и они объединились, то в сумме имели четырех адмиралов: Рожественского и контр-адмиралов Фелькерзама, Небогатова и Энквиста. Последний командовал крейсерами, а Фелькерзам — вторым отрядом броненосцев. В отличие от японских адмиралов, которые все участвовали в настоящих военных действиях на море, ни один из этих четверых не командовал эскадрой или отрядом или был хотя бы флаг-офицером в условиях войны. Трое из них командовали артиллерийским учебным заведением, а четвертый был только командиром старого учебного судна-фрегата для стажировки курсантов.

Небогатов позднее описал, как он попал в командующие 3-й эскадрой: «При своем вступлении на службу во флот, я себе поставил за правило никуда не проситься и ни от каких назначений не отказываться. В 1904 году я был в Черном море, командовал учебным артиллерийским и минным отрядами. В один прекрасный день в сентябре месяце приглашает меня главный командир Черноморского флота, адмирал Чухнин и говорит:

— Я получил телеграмму от управляющего Министерством. Для вас, контр-адмирал Небогатов, имеется новое назначение, поэтому прошу немедленно прибыть в Петербург.

Конечно я собрался на следующий день, приехал и стал заниматься тем делом, которое мне было поручено. Это дело требовало различных обсуждений и знакомства с офицерским составом. Мне помогали в этом деле капитан Кросс и лейтенант Сергеев. Потом, в ноябре месяце, начались разговоры, что нужно послать в помощь адмиралу Рожественскому 3-ю эскадру.

3-я эскадра начала готовиться. Я продолжал заниматься своим делом.

В один прекрасный день меня из Главного Морского штаба вызвали и говорят, что Управляющий Министерством приглашает прибыть сейчас к нему. Прихожу к нему в кабинет. Там заседает большая комиссия под председательством самого Управляющего Министерством и главного командира Кронштадтского порта, адмирала Бирилева и всех техников. Оказывается, они рассуждали о том, кому поручить снаряжение этой эскадры.

Адмирал Авелан обращается ко мне и говорит:

— У нас еще нет командующего эскадрой. Хоть вы и заняты другим делом, я думаю, вы, как никто другой, справитесь и поможете адмиралу Бирилеву при вооружении этих судов.

Конечно такое предложение было для меня лестно. Почему бы не помочь? Вскоре я поехал с адмиралом Бирилевым в Либаву.

На судах работа была в полном разгаре: часть броненосца «Николай I» была сломана, мачты «Владимира Мономаха» были снесены. Я скоро вошел в дело и стал помогать и снабжать эскадру и транспорты. Затем начали кампанию. Начальника эскадры не назначают, в силу этого мне пришлось поднять флаг. Теперь, не помню точного числа, но, должно быть, дней за пять до ухода, будучи в Либаве, я получил телеграмму: «Немедленно отправиться в Петербург для сдачи эскадры вновь назначенному адмиралу Данилевсому». Я стал собирать свои чемоданы. Через два часа получаю телеграмму, что Данилевский отказывается, и все остается по-старому. Работы тут было еще на 4—5 дней.

Состояние судов я знал превосходно, так как три года служил помощником адмирала Рожественского. Но я считаю, что исполнил в точности и блестящим образом ту задачу, которую поставило передо мной министерство. Когда я вышел отсюда со своим отрядом, мне было предписано идти на соединение с эскадрой Рожественского. В скором времени я привел эскадру в отличном состоянии и сдал ее».

С исторической точки зрения интересен тот факт, что 3-ю эскадру намеревались экипировать аэростатами наблюдения. Похоже, это было следствием раздутой газетчиками кампании, считавшими воздушные шары новым победоносным оружием, способным ошеломить «желтых мартышек» и повернуть ход войны в другую сторону.

Миллионер Строганов заплатил за немецкое судно, приобретенное как будущее депо для воздушных шаров. Небогатов, может быть, и не блиставший в военном отношении, но имевший большую долю здравого смысла, впоследствии рассказал, как он поступил с этим судном: «Пошло это судно с нами из Либавы помимо моего желания. «Русь» — был пароход, купленный у германского коммерческого флота и оборудованный под воздухоплавательный парк. Когда я узнал, что он идет, я ознакомился с этим пароходом и увидел, что его котлы никуда не годятся. На один котел пришлось поставить 250 заплат.

Затем я желал ознакомиться, что это за воздухоплавательный парк. Мне сказали, что есть два способа добывания газа: химический и электролитический. Прежде чем взять «Русь» с собой, я попросил продемонстрировать мне шар в действии. Я отдал это распоряжение часов в 5 вечера, а в 8 часов ко мне с этого парохода явился заведующий воздухоплавательным снаряжением, полковник, и говорит:

— Мы не можем.

— Почему же?

— У нас неисправно...

— Как же вы на войну собираетесь?

— Да вот машина сломалась, электролитическим способом наполнить шар нельзя, потому что у нас динамомашина не соответствует паровому двигателю.

— Ведь есть еще химический способ, — говорю я.

— Химическим способом очень опасно, у нас три дня назад двоим лицо опалило. Унос большие запасы газа, так что мы боялись весь корабль сжечь.

«Зачем я такое судно потащу с собою», — подумал я. Доложил об этом соответствующему начальству и просил избавить меня от этого судна, которое было и не пароходом и не парком. Начальство, однако, убедило меня:

— Необходимо взять. Что же общественное мнение скажет? Берите уж.

— Ну ладно возьму. Попадет ко мне в руки —распоряжусь как следует.

Я вышел из Либавы, дошел до Скагена. Оказывается, холодильники на «Руси» были забиты деревянными пробками. Я составил комиссию и немедленно отправил судно в Либаву, где оно стоит и теперь».

Итак, в феврале 1905 г. небогатовская коллекция «подняла паруса» и вышла в море. Корабли прошли Суэцким каналом и совершили достаточно быстрый переход, пройдя Сингапур через три недели после того, как главная эскадра Рожественского пришла в Камрань Бэй. Японцы в это время в Париже энергично протестовали, заявляя, что предоставление русским гавани в Индокитае — нарушение французского нейтралитета. Если не считать периодических выходов в море для засвидетельствования почтения французским крейсерам, работы командам было немного. Офицеры, впрочем, скоро нашли себе развлечения.

Вспоминает в своем дневнике капитан Егорьев: «Единственным развлечением для всех, кто мог, была охота. Многие, кто сделался «охотником», никогда ружья в руках не держали и не знали другой почвы, кроме нашего уличного асфальта или булыжника. Большинство охотников вооружались с головы до пят; четыре человека иногда брали с собой 16 винтовок.

Рассказы этих спортсменов (как и их вооружение) были легендарны. Фактически же их добычей были две козы и один павлин. Блеяние козла принималось ими зарев ягуара, лиса превращалась в тигра, рабочие буйволы заставляли спасаться на деревьях, а за убитого их теленка аннамиты получили 25 рублей. С одного миноносца даже стреляли из пушек по стаду этих плывущих рабочих буйволов (хотя у них в ноздрях были видны кольца), но, к счастью, в них не попали.

20 апреля. Боевые корабли снова подняли якоря. Причина нашего отхода пока не ясна, но можно предположить, что это результат известия, будто нашу гавань собирается навестить французский крейсер. Если французы найдут нас на якоре, они вынуждены будут ради оберегаемого ими нейтралитета «просить нас выйти вон». Но теперь, встретив нас около 8 утра в море, они поприветствовали нашего адмирала и даже любезно сообщили ему, что везли для него телеграмму, но передали ее на «Алмаз», оставшийся в гавани. Французы немного помедлили и убедились своими глазами, что адмирал Рожественский не нарушает их нейтралитета, а крейсирует в море.

24 апреля. Были обрадованы новостью, что отряд Небогатова благополучно прошел Сингапур в ночь с 21 на 22 апреля. Сингапур от нас в 700 милях, так что большинство из нас думают, что радостное событие — встреча двух соединений — произойдет 26-го...

25 апреля. «Жемчуг», «Рион» и «Днепр» были отправлены на встречу с приближающимся отрядом. Того же дня три немецких угольщика и старый «Мессаджери» из Сайгона прибыли в Камрань Бэй.

Последний пришел с грузом, в котором вся эскадра имела страшную нужду, —12 000 пар ботинок для наших команд.

Они уже давно износили свои ботинки, как и свои босые ступни, в этой нескончаемой борьбе с углем.

26 апреля. Утром мы уже собирались поднять якорь, когда вновь заявился французский крейсер «Гишен» и своим присутствием намекнул, что гостеприимству в нейтральных водах пришел конец. Грузовые суда, опекаемые «Алмазом», снялись раньше. В 10 ч. снялись и остальные суда и построились в две кильватерные линии. Только мы тронулись, как получили первую радиовесточку от «Владимира Мономаха». Всеобщей радости не было границ, ведь мы теперь выросли и вместе можем рассчитывать на успех!