Читать интересную книгу Полководцы Древней Руси - Андрей Сахаров

Если сильного правителя не удавалось ни купить, ни одолеть чужим оружием, империя прибегала к политической и экономической блокаде, разрывала жизненно важные для его страны торговые связи, окружала кольцом враждебных народов и душила.

Только немногим правителям, таким, как русские князья Олег и Игорь, удавалось силой сбить византийские замки…

Дипломатическими делами ведал первый министр императора — великий логофет, что само по себе свидетельствовало, какое важное значение придается дипломатии. Сотни опытных чиновников, в том числе переводчики со всех языков, плели паутину интриг, составляли хитроумные наказы послам. Многочисленные купцы и миссионеры неустанно следили за союзниками и врагами, искали болевые точки на теле стран, где их принимали радушно и миролюбиво.

Византийскими послами обычно назначались самые знатные люди. Нередко перед дипломатическими поездками им специально давались громкие и почетные титулы, долженствующие поднять их авторитет в глазах иноземных правителей и внушить доверие. А для приема иноземных послов был разработан сложный и тщательно продуманный ритуал. Варваров встречали на границе.

Под видом заботы об их безопасности приставляли многочисленных соглядатаев. В столицу их везли по самой длинной и неудобной дороге, чтобы внушить мысль о трудности военного похода на Константинополь. Послов помещали в особые дворцы, постоянно окруженные стражей, и месяцами держали на положении не то пленников, не то почетных гостей. Послов из стран, в союзе с которыми империя была заинтересована, старались очаровать лаской и подчеркнутым уважением, водили по улицам столицы, показывали великолепные дворцы и храмы, многолюдные торговые площади, огненные триеры в гавани, могучие крепостные стены и башни; перед послами стройными рядами маршировали полки, казавшиеся бесчисленными. Откуда могли знать послы, что одни и те же воины неоднократно проходят перед ними, меняя одежду, знамена и оружие?

Посольский церемониал венчался оглушающе пышными приемами в императорском дворце, богатыми дарами, торжественными проводами с распущенными знаменами и трубачами. Ослепленные и подавленные величием империи, послы уезжали, увозя с собой неизгладимые впечатления. Расходы окупались политическими выгодами…

Но проходили столетия, и отлаженный механизм дипломатической службы Византийской империи начал давать перебои. Империю окружали уже не варварские племена, воинственные, но раздробленные и допускавшие поэтому полную свободу для коварных дипломатических комбинаций, а сильные государства.

Правитель Болгарского царства Симеон, вырвавшийся из византийского почетного плена, сам начал наступление на империю, угрожал даже Константинополю.[21] Ни огромная дань, на которую согласились императоры Лев и Роман, ни унизительные послания константинопольского патриарха Николая Мистика, написанные не чернилами, а слезами, не остановили болгарского натиска. Оставалось надеяться только на чудо, и чудо произошло: царь Симеон умер, не довершив разгрома Византии, как намеревался сделать. Его сын Петр, по прозвищу Короткий, вялый и нерешительный правитель, поспешил заключить мир с императором и женился на его внучке* принцессе Марии.[22] А потом внутренние смуты и набеги венгров и печенегов ослабили Болгарию, что открывало для империи долгожданные возможности вмешаться в болгарские дела. Но Болгария ослабела не настолько, чтобы ее можно было сломить усилиями дипломатов. Не дипломатии здесь принадлежало решающее слово, а оружию, и никто из советников императора не брался предсказать, на чьей стороне окажется военное счастье…

Неудачей закончились неоднократные попытки византийской дипломатии подчинить Русь, новое государство, раскинувшееся от Варяжского моря до устья Борисфена.[23] Торговая блокада водного пути «из варяг в греки», в котором была кровно заинтересована Русь, разорвана победоносными морскими походами киевских князей. Не привели к вовлечению Руси в орбиту византийской политики и высшие почести, оказанные архонтессе руссов Ольге. Священник Григорий тщетно метался среди недоверчивых руссов, стараясь распространить христианскую веру и открыть дорогу греческим миссионерам, но не преуспел в задуманном. А недавний хазарский поход князя Святослава окончательно показал, что Русь пошла своим, неподвластным и нежелательным Византии путем. Бесплодными оказались хитросплетения опытнейших дипломатов великого логофета, искавших лазейки к сердцу воинственного князя…

До последнего времени Византийская империя успешно использовала в своих целях кочевые народы, населявшие причерноморские степи по соседству с херсонской фемой: печенегов, хазар, торков, аланов. Взаимоотношения с кочевыми народами сложились в сложную систему, звенья которой переплелись между собой, удерживая в равновесии соседние страны. Как фигурам на шахматной доске, каждому из кочевых народов была уготовлена своя роль в политической игре.

Печенегов толкали на войну с руссами, потому что руссы не могли начинать дальних походов, если с печенегами у них не было мира. Как только войско руссов покидало свою страну, печенеги начинали опустошительные набеги. Печенегов же можно было направить на дунайских болгар, чтобы сделать тех сговорчивее.

А на самих печенегов была возможность давить конными тысячами хазарского царя, которые вторгались в Печенегию, угоняя стада и захватывая пленников. Если же чаша весов начинала колебаться, уместно было кинуть на нее торков, которые боялись печенегов, но при случае могли и сами нанести им немалый урон.

А если бы хазары повернули коней в сторону, невыгодную императору, то на них можно было двинуть гузов, воинственный кочевой народ. И аланы, хоть считались вассалами хазарского царя, тоже были способны причинить хазарам большой вред и убыток, если подарками и лестью пробудить честолюбие аланских правителей.

Все народы Причерноморья оказывались завязанными в один клубок, а кончик нити находился в византийских руках…

Однако неожиданный и дерзкий поход князя Святослава разрубил важнейшее звено в цепи, которой византийская дипломатия долго и старательно опутывала кочевые народы, и цепь византийского влияния грозила распасться окончательно. Случилось это именно тогда, когда чужие послушные сабли были особенно нужны Византии: столкновение с Болгарией казалось неизбежным после позорного изгнания болгарского посольства ныне царствовавшим императором Никифором Фокой.

Император уже сожалел о собственной несдержанности, оскорбившей болгарского царя. Болгарских послов, приехавших в Константинополь за прежней данью, следовало обласкать и успокоить, а он приказал своим придворным отхлестать послов по щекам и вдобавок обозвал всех болгар бедным и гнусным народом, кричал как пьяный скиф в харчевне: «Пойдите и скажите вашему архонту, одетому в кожух и грызущему сырые шкуры, что сильный и великий государь сам придет с войском в его землю, чтобы он, рожденный рабом, научился называть императоров своими господами, а не требовать дани, как с невольников!»

Но пригрозить легко, а осуществить угрозу гораздо труднее. Войско императора Никифора Фоки вторглось в пограничные болгарские земли, разрушило несколько крепостей и остановилось перед Гимейскими горами,[24] которые отделяли греческую Фракию от внутренних областей Болгарии. Дремучие леса, ущелья, опасные скользкие тропы, горные потоки и заоблачные перевалы преградили путь. Предостерегающе мигали на голых вершинах сигнальные костры болгарской стражи. Император не решился углубиться в горные лабиринты, где в прошлые времена нашло гибель не одно и не два византийских войска, и возвратился в Константинополь. Он только раздразнил смирного царя Петра и посеял у него опасные иллюзии своей силы. Это было плохо, совсем плохо. Нужно ли удивляться радости Никифора Фоки, когда херсонский вельможа Калокир посвятил его в тайну переговоров с могучим князем руссов Святославом?

В союзе с русскими император Никифор Фока увидел возможность тройной игры, столь привлекательной для византийской дипломатии: увести опасного князя на Дунай, подальше от херсонской фемы, жемчужины императорской короны; столкнуть лбами две самые опасные для Византии державы — Русь и Болгарию, чтобы они взаимно обессилели в войне; направить печенегов на Русь, покинутую войском и беззащитную, а самому тем временем прибрать к рукам Болгарию.

Если бы мог предвидеть хитроумный Никифор Фока, к каким неожиданным и губительным для империи последствиям приведет эта игра, он без промедления отдал бы Калокира в руки палачей, а не осыпал милостями. Если бы он мог тогда проникнуть в тайные планы коварного херсонца, замыслившего взойти на императорский троп и избравшего средством достижения своей вероломной цели русские мечи…