Посреди поляны, перед пещерой, сидело на цветном ковре несколько человек. Звенигору подвели к ним. Они с интересом осмотрели его богатую одежду и оружие, которое воины положили перед ними на ковёр.
— Кто ты? — обратился к Звенигоре чернобородый мужчина средних лет, судя по одежде и оружию главный здесь.
— Сначала развяжите, — мрачно сказал Звенигора, чувствуя, как немеют туго затянутые руки.
Чернобородый кивнул охране, и кто-то кинжалом разрезал верёвки.
— Кроме того, я хотел бы знать, к кому я попал и на каком основании меня задержали.
— Эфенди, у тебя, очевидно, аллах отнял разум! — повысил голос Чернобородый. — Твоё время спрашивать прошло. Теперь отвечай, кто ты? Как твоё имя?
— Я невольник, — ответил Звенигора. — Запорожский казак.
— О! — Чернобородый многозначительно поднял указательный палец. — Я же сказал, что эфенди со страха утратил разум или насмехается над нами. Но хитрит он напрасно! Ведь его имя выбито на этом оружии, которое отобрали у него мои воины. Не так ли, достопочтенный эфенди Ферхад?
— Я не Ферхад… — начал было Звенигора, но Чернобородый перебил его:
— Сказки нам не рассказывай! Уж если ты вздумал дурить нас, Ферхад, то придумай что-нибудь более похожее. Какой же простак поверит тебе, что у беглеца-невольника будет в распоряжении чистокровный конь, дорогое оружие, прекрасный наряд да в придачу туго набитый динарами и курушами63 кошелёк?
«Что ему ответишь? — подумал Звенигора. — Что я убил Ферхада и забрал его вещи? Но кто знает, как посмотрит на это Чернобородый… Не прикажет ли повесить за убийство?.. Однако настаивать на своём, не объясняя, откуда у меня вещи и оружие Ферхада, тоже опасно… Куда ни кинь, всюду клин… Лучше говорить правду!»
— Я убил Ферхада и воспользовался его вещами, — сказал Звенигора. — И если вы хотите судить меня, то судите за мою вину, а не за чужую.
— Это что-то новое, — насмешливо промолвил Чернобородый и обратился к своим помощникам: — Как, друзья, поверим ему на этот раз?
— Я поверю ему только после того, как он окажется в петле, собака! — выкрикнул рябой великан, что руководил нападением на дороге. Он зло взглянул на Звенигору опухшим после стычки глазом.
— Я тоже не верю, — вставил один из тех, что сидели на ковре рядом с Чернобородым. — Мы все слышали о жестокости Ферхада. Теперь узнали о его лживости… Я предлагаю допросить его с огнём. Посмотрим, что запоёт спахия, когда станцует босыми ногами на раскалённой жаровне…
— Да! Да! — закивали головами остальные. — Допросить с огнём!
Звенигора побледнел.
Чернобородый хлопнул в ладоши — к нему подбежал молодой воин, что стоял вблизи на часах.
— Принеси жаровню!
Вскоре принесли жаровню с горящими углями и кузнечными принадлежностями — клещи, молоток, широкую железную полосу. К жаровне подошёл великан с подбитым глазом, положил железную полосу в жар.
— Ну, сейчас Ахмет Змея заставит его заговорить! Он развяжет ему язык! — послышались голоса.
Звенигора рванулся из крепких рук стражи, но его ударили чем-то тяжёлым по голове, а на шею накинули петлю аркана
«Ну вот, — подумал, — попался как кур в ощип. Попробуй теперь, освободись!»
— Начинай! — приказал Чернобородый.
Звенигору подтянули арканом к жаровне.
— Стойте, стойте! — закричал он. — Клянусь, я не Ферхад! Я запорожец! Невольник!..
— Прижгите его! Он быстро запоёт по-другому! — выкрикнул кто-то из свиты Чернобородого.
Ахмет Змея схватил клещами раскалённую полосу и приблизил её к ногам Звенигоры. На лице кузнеца, почерневшем от въевшейся копоти, на миг промелькнула растерянность.
Ему впервые приходилось пытать человека, и он не освоился ещё со своей новой обязанностью. Но за ним следили властные взгляды Чернобородого и других главарей отряда: они заставляли, приказывали. И кузнец, зажмурив глаза, медленно приближал раскалённое железо к живому человеческому телу…
Но тут раздался пронзительный крик. Клещи дрогнули, и полоса упала на землю.
Через толпу воинов прорвался оборванный, замурзанный мальчонка, изо всех сил оттолкнул Ахмета Змею и упал на ноги Звенигоры.
— Не троньте! — крикнул он. — За что вы его?
Это был Яцько. Голубые глаза мальчика с ужасом смотрели на раскалённое железо. Левой рукой он обхватил ноги Звенигоры, а правую поднял, словно защищаясь от удара.
Ахмет Змея, устыдившись своего слабодушия, поднял над пареньком здоровенный кулак. Но Чернобородый остановил его:
— Подожди. Подними этого оборвыша. Кто он такой?
Паренька поставили на ноги. Яцько быстро затараторил:
— Да посмотрите сами — это невольник! Мой друг Арсен Звенигора! Он был невольником Гамид-бея и убежал от него. Взгляните на его руки и ноги, на них ещё следы кандалов!..
Он, вспомнив, как это сделал Ферхад, быстро поднял рукав Звенигоры. Все увидели багровые следы выше запястья. Переглянулись. Чернобородый воскликнул:
— Гнев аллаха на ваши головы! Что все это значит?..
— Только то, атаман, что ты чуть не ошибся, приказав испытать меня огнём, — ответил Звенигора, поняв, что от пыток спасён. — Этот мальчик — пастух Ферхада. Он может рассказать, как я убил его хозяина.
Но ни Яцьку, ни самому Звенигоре больше не пришлось защищать себя. На поляне вдруг поднялся шум, раздались крики, и к Чернобородому подъехал всадник в сером джеббе и голубой чалме, затенявшей лицо. Он спрыгнул на землю и поздоровался:
— Салям!
— Салям! Пусть бережёт тебя аллах, Бекир! — поднялся Чернобородый. — Какие новости?
— Мы перехватили посланца Гамид-бея к паше. Гамид-бей просит для охраны своего замка отряд всадников. А пока вооружил слуг, усилил охрану и не высовывает носа из своей берлоги. Мне удалось заслать в замок под видом прислуги одну женщину, которая передала, что моя дочка Ираз там, да продлит её дни аллах! Она сообщила также, что сегодня ночью сбросит из окна восточной башни камень, к которому будет привязана верёвочная лестница…
— Это же чудесно, Бекир! Считай, что замок в наших руках. Уже сегодня мы рассчитаемся с проклятым Гамид-беем!.. Ты оказал мне великую услугу, друг! Даром что всего лишь неделю в отряде!
— Мне понятна твоя радость, Мустафа, ведь нас объединяет общая ненависть к нашему врагу. Но радоваться преждевременно. Гамид-бей хитёр как лиса, а стены его замка высоки. Только милость аллаха сможет помочь нам овладеть замком Аксу!
— Пусть славится его имя! — набожно сложил руки Мустафа Чернобородый. — Ты, Бекир, иди отдохни перед походом, а мы подготовимся. Но прежде закончим дело с этими людьми, называющими себя невольниками.