Читать интересную книгу Резидент свидетельствует - Елисей Синицын

— Рад встретить русского человека в туманном Альбионе, — затем, показав на газетный листок, он возбужденно прочитал мне, что прошедшей ночью немцы обстреляли Лондон каким-то новым оружием типа крылатых ракет. Мне сразу вспомнились те страшные взрывы, которые мы слышали в нашей гостинице. — Мы опасаемся, — сказал мне польский офицер, — что немцы могут применить такое оружие и на фронтах войны.

В ответ я рассказал ему о взрывах в Лондоне минувшей ночью.

Затем я полюбопытствовал, спросив его, почему он признал меня за русского, ведь спрашивал я его на польском, грамматически правильном, языке, и откуда он сам так хорошо знает русский язык. Назвав себя Тадеушем Плесецким, офицер рассказал, что отец у него поляк, а мать русская. До войны он много лет работал секретарем военного атташе Польши в Советском Союзе и поэтому в моем разговоре с ним на моем неплохом польском языке уловил интонацию произношения, свойственную только русским.

— Польские слова вы произносите жестче и тверже, чем мы, поляки, — подметил он.

Когда мы возвратились из города в гостиницу, нас встретил там лейтенант воздушных сил Англии и сообщил, что через два часа он увезет нас на аэродром. К этому времени мы должны быть готовы. Когда в назначенное время мы спустились в холл гостиницы, там собралось уже около тридцати человек. Это были те люди, кто должен был лететь в Швецию. Лейтенант достал из походной сумки лист бумаги и начал перекличку. Все были в сборе, сели в автобус и поехали в неизвестность.

На аэродроме другой англичанин, в чине капитана, кратко пояснил, что в Стокгольм полетят два самолета с интервалом в час времени. Пассажиры должны сами решить, на каком самолете лететь. Далее он сказал, что полет будет проходить в течение примерно четырех часов через зону, контролируемую немецкой авиацией — район Северного моря и территории Норвегии, оккупированной немцами.

— В этой связи, — сказал он, — вам нужно снять с себя верхнюю одежду и положить в карман пальто записку с указанием фамилии и имени владельца. Вместо этого вы оденете на себя комбинезон, пробковый жилет и поверх всего парашют — на тот крайний случай, если придется выбрасываться из самолета. Таких случаев у нас не было, но инструкция существует и ее надо выполнять. Когда подниметесь на высоту семь тысяч метров, обязательно наденьте кислородные маски, — повелительным тоном произнес капитан.

После всего сказанного я заметил, что присутствующих охватила тревога, они обмякли, сжались. Взглянув на жену, увидел и на ее лице щемящую грусть. Она вопросительно смотрела на меня широко открытыми глазами, как бы спрашивая, что делать? По правде говоря, тяжелое настроение пассажиров, и в первую очередь жены (сын не понимал, что происходит), овладело и мной. Волнение и беспокойство стало массовым. Стояли как окаменелые, только несколько человек заняли в очередь на первый рейс. Жена тихо спросила:

— На какой самолет нам становиться в очередь?

Я и сам не знал, однако ответил, что, наверное, лучше лететь первым рейсом. Ведь его могут заметить с опозданием и в погоню не полетят, а второй рейс они уже будут поджидать. Жена возразила:

— Если проскочит первый самолет, то вряд ли немцы будут думать, что вслед за первым полетит второй.

Это был разумный ответ. Но она с неохотой согласилась на первый.

Судьба, однако, пощадила нас. Когда подошла очередь получать амуницию, то оказалось, что комбинезона малого размера для сына нет. Капитан предложил лететь нам вторым рейсом, а за это время сыну подберут на складе подходящий размер. Мы вышли из очереди, оделись и отошли в сторону.

После взлета первого самолета опять встали в очередь. Переодевание прошло довольно спокойно. Самолет вскоре поднялся в воздух и взял курс на восток. Примерно через час штурман предложил надеть кислородные маски, поскольку самолет поднялся на предельную высоту. Для нас это означало, что мы вошли в опасную зону. Время перелета этой зоны тянулось томительно долго, и когда штурман вышел с улыбающимся лицом, всем стало ясно — мы в безопасности. Раздался невольный крик радости. Штурман объявил, что самолет уже находится над шведской территорией и через час будем на стокгольмском аэродроме.

С самолета сошли словно вновь родившимися, веселыми, радостными. Но сзади раздался какой-то странный шум. Обернувшись, я заметил, что нас обгоняют санитары с тележками, на которых лежат окровавленные люди. На мой вопрос — что случилось? — один из них скороговоркой ответил, что на самолет, недавно прилетевший из Англии, напали два немецких истребителя и обстреляли его. В результате был убит штурман и два пассажира, а трое тяжело ранены. В это время к нам подошел молодой человек и по-русски сказал, что он разыскивает семью из трех человек, которая должна была прилететь из Англии. Убедившись, что это мы, он стал обнимать нас и сказал, что он здесь по поручению посла Советского Союза Александры Михайловны Коллонтай.[21] В справочной аэродрома ему сообщили, что самолет подвергся нападению немцев и поврежден, имеются жертвы и среди пассажиров. Когда этот самолет приземлился, он вместе с врачами и санитарами «скорой помощи» бросился к нему, но дверь была прострелена и не открывалась. Ее взломали. Когда вошли, то увидели раненых, убитых и живых, но в глубоком шоке, пассажиров. Он тут же стал разыскивать мужчину, женщину и ребенка.

— К счастью, — сказал он, — вас там не оказалось.

Стокгольм

С аэродрома мы благополучно прибыли в гостиницу. Номер был заранее заказан. Придя в себя от длинного и тяжелого пути, мы благодарили судьбу, что за короткое время она дважды спасла нас.

На следующий день я пришел в советское посольство.

Секретарь Александры Михайловны Коллонтай, жена атташе посольства, сразу провела меня в кабинет. На ходу она предупредила, чтобы я не задерживался у посла, поскольку Коллонтай плохо себя чувствует. Когда вошел в просторный кабинет, то за столом увидел небольшую, сутуловатую старую женщину с лицом, покрытым крупными морщинами. Она сидела на высоком стуле, а рядом с ней стояла коляска, на которой она передвигалась. Ее левая рука неподвижно лежала на столе, а правой она перебирала какие-то бумаги. Я много слышал об Александре Михайловне, о ее уме, красоте, необыкновенном революционном прошлом и бурной жизни. Теперь только яркие молодые глаза напоминали о ее былой красоте. Когда я поздоровался, она улыбнулась половиной рта. С первых же слов я сообщил Коллонтай, что являюсь работником внешней разведки НКВД. Прислан сюда в качестве заместителя резидента под прикрытием первого секретаря посольства. Время моего пребывания в Стокгольме будет зависеть от того, когда будет подписан договор о перемирии с Финляндией, после чего я выеду в Хельсинки к месту своей работы.

— Таким образом, — сказал я, — основным направлением моей работы в Швеции будет наблюдение и освещение ситуации, складывающейся в Финляндии на этапе войны с ней. Руководство НКВД просит вас оказывать мне в этом деле посильную помощь.

Когда Александра Михайловна услышала, что основной моей целью является работа в пользу скорейшего вывода Финляндии из войны, ее лицо оживилось, морщины разгладились, и она стала приветливей ко мне, чем в начале встречи.

— Что касается моей работы по посольству, то чем больше вы меня загрузите, тем больше обрету я связей среди шведов, которые могут пригодиться нам в будущем.

Мне показалось, что Коллонтай сделала движение, чтобы встать, но паралич левой ноги помешал ей это сделать. Она только огорченно задвигалась на стуле и уже не дребезжащим голосом, а твердо сказала, что рада знакомству со мной и готова оказать мне помощь для быстрейшего моего вхождения в социальные слои общества, которые меня будут интересовать. Она с горечью заметила, что прошлые представители моей службы игнорировали ее попытки оказать им помощь, и это не пошло на пользу их работе.

А. М. К оллонтай

Далее я рассказал Коллонтай, что незадолго до «зимней войны» я был послан в Финляндию резидентом и по указанию Молотова должен был немедленно информировать его в случае положительного ответа финнов на ноту-ультиматум от 26 ноября 1939 года. Это ее заинтересовало, и Коллонтай стала расспрашивать меня дальше.

В конце беседы она сказала, что многолетний консул посольства Владимир Мартынович Смирнов уходит на пенсию, оставаясь на постоянное жительство в Швеции. Посол предложила мне стать советским консулом в Швеции. До начала работы в посольстве она дала мне пятидневный отпуск, чтобы Смирнов ознакомил меня с условиями консульской службы в Швеции и, заодно, познакомил бы и со столицей Швеции — Стокгольмом.

— Для вашего сведения скажу, что Владимир Мартынович старый большевик. Он член РСДРП с 1900 года. Его главной работой в партии было обеспечение безопасности Владимира Ильича Ленина и его соратников при поездках их на Запад через Финляндию и Швецию на съезды, конференции, совещания и т. д. Он являлся главным организатором по пересылке нелегальной литературы и оружия с Запада в Петербург.