недоумение было на лице у всех троих.
— Выступление, ну, спеть можно?
— Как городские шуты и трубадуры? Ха! — презрительно окинул меня взглядом братец Ло. — Дело дворянина — защищать Отечество, а не плясать на потеху публике.
— Плясать я не могу, да и не умею, но спеть пару хороших песен в состоянии, — не обращая на него внимания, сказал я.
— Ну, конечно можешь, — не очень уверенно произнес Ларион, — но какие песни? Как та?
— Как та и не только, — улыбнулся я. — Гитара есть?
— У тебя сломана рука, — заметила Лукина.
Вместо ответа я снял ее с повязки, разбинтовал и повращав кистью под немое удивление, удовлетворенно кивнул.
— Вито, — очнулась женщина, — немедленно завяжи повязки обратно! Тебе нельзя снимать их! — Она сейчас напоминала мою маму, когда я хотел пойти зимой в капюшоне. Руки в боки, сурово сведенный брови и потешно — строгое лицо. В груди кольнула игла.
— Да, да, конечно, — помахал разбинтованной рукой я. — Так есть гитара?
— Найдется, — улыбнулся мужчина. — Лари, собери всех на заднем дворе. Там хорошее место. Вито, пойдем за гитарой.
— Ларион! — воскликнула Лукина в негодовании. — Ему покой нужен! Да и куда на ночь глядя? Все спят уже небось.
— Спят, так спят. А на счет покоя, — мужчина усмехнулся, — где этот покой и где Вито?
***
Ло сидела перед зеркалом в ночной рубашке и задумчиво расчесывала волосы. Вито… Это странное имя, непривычное для слуха мавитанца не давало ей покоя. Сегодня при их встрече он открылся ей с совершенной новой стороны и показался каким — то… печальным. Да, именно таким. Словно за броней словоохотливости, балагурства и несерьезности скрывается молчаливый и несчастный маленький мальчик. Она не была в этом уверена, все — таки ментальный дар у нее слабее, чем у матери. Может, ей просто показалось и Вито на самом деле просто очень веселый парень. Но это тянущее чувство под ложечкой, когда он попрощался…
За дверью послышался невнятный шум. Потом кто — то словно поскребся и тихо произнес:
— Сестра, ты спишь?
«Лари» — если бы Ло знала, что такое фейспалм, он бы его непременно сделала. А так она просто закатила глаза, решив не отвечать.
— Ну, спишь, так спишь, — пробормотал он, и, Ло нахмурилась, начал копаться в замке, будто пытаясь открыть его.
— О, только не снова, — прошептала девушка, вставая и громко спрашивая: — Кто там?
— А, сестра! — в голосе Лари явственно слышались панические нотки. — Я просто желал пожелать тебе спокойной ночи!
— Тогда оставь в покое замок. В прошлый раз, когда ты пытался его открыть, его заклинило и отцу пришлось выбивать дверь.
— Да я чего, я так, просто…
— Просто иди. Спокойной ночи, — Ло взяла со столика ключ, подошла к двери и вставила его в замочную скважину. За дверью послышалось недовольное бурчание.
— Шагай, брат — изврат. Иначе по приезду все расскажу маме!
— Уже ухожу!
Ло постояла пару минут, прислушиваясь к тишине и пытаясь уловить в ней прерывистое сопение.
— Хм, и вправду, ушел.
Брат Ло был старше ее на год. И с самого детства у него к сестре было особое отношение. Никакие войн, ссор и конфликтов на серьезной почве у них никогда не было. А все потому, что Лари был конченным сестролюбом. Он буквально боготворил свою младшую сестру, до четырнадцати заявляя, что никто, кроме него, не имеет права брать ее в жены. Сначала родители относились к этому со снисхождением, но с каждым годом снисхождение превращалось в тревогу — парень растет, а вот его характер и идеи не меняются. Все также он говорит, что женится на Ло, а сама девочка жалуется, что старший брат не дает ей покоя, постоянно следуя за ней по пятам. Чаша терпения была переполнена, когда Лари взломав замок в комнату Ло, улегся с ней в одной кровати. Какой скандал тогда был… Как же отец был зол, а как кричала мама. Лари всыпали плетей, провели разъяснительную беседу, и он присмирел. Но целей не изменил, но хотя бы стал говорить о них реже.
— М — м–м, — собиравшаяся было ложиться девушка, обратила внимание на странно яркий свет из окна. Подойдя к нему и отодвинув шторку, с удивлением обнаружила десяток светляков, зависших над беседкой, у которой, к слову, толпились люди.
— Хм, что это? — тут ее взгляд зацепился за необычайно высокую фигуру и в животе запорхали бабочки. — Вито?
Он стоял на ступеньках беседки, с гитарой и что — то говорил Лариону. Левая рука его уже была разбинтована, нога тоже.
Ларион кивнул и отошел, оставив парня наедине с людьми. Вот он поднялся в беседку, сел на стул стоящий там же и заговорил. Ло спохватилась и открыла окно, став с любопытством взирать на происходящее.
— Итак, господа, простите, что отвлек вас от дел, — произнес он громко, перекрывая гомон тут же затихшей толпы. — Но это не займет много времени. Этим небольшим концертом я бы хотел выразить благодарность вам за то, что приняли меня и выходили. Спасибо я скажу песнями. Надеюсь вам понравится. И пропадает в миллионах навек, когда — то самый дорогой человек…[1]
Песня, тихая, нежная, под робкую музыку захватила Ло с первых мгновений, как и всех зрителей. Она была не местной, но на местном языке.
— Итак, господа, простите, что отвлек вас от дел, — произнес он громко, перекрывая гомон тут же затихшей толпы. — Но это не займет много времени. Этим небольшим концертом я бы хотел выразить благодарность вам за то, что приняли меня и выходили. Спасибо я скажу песнями. Надеюсь, вам понравится.
Он сел на стул, аккуратно проведя по струнам, словно слушая, как звучит инструмент.
— И пропадает в миллионах навек, когда — то самый дорогой человек…[1]
Песня, тихая, нежная, под робкую музыку захватила Ло с первых мгновений, как и всех зрителей. Она была не местной, но на местном языке.
— Задержи дыхание на миг, ощути, какая глубина, в моей голове идёт война… — дыхание Ло перехватило, она буквально забыла как дышать.
— И пропадает в