Неделю спустя, когда в Петрограде политические страсти, порождённые событиями 3–4 июля, несколько поутихли, председатель сейма К. Маннер и его заместитель В. Иокинен, оба социал-демократы, направили Временному правительству послание, предельно просто и коротко названное ими – «Адрес». В нём же, не скрывая иронии, так объяснили причины появления закона «Об осуществлении верховной власти». Мол, депутаты утвердили его, только внемля настоятельному призыву съезда Советов. Одобрившему решение Чрезвычайного съезда социал-демократической партии Финляндии и принявшему единогласно повторившую его содержание резолюцию.
«Всероссийский съезд представителей Советов рабочих и солдатских депутатов, – информировали Маннер и Иокинен социалистов России, – изъявил свою готовность поддерживать и требовать для Финляндии права полного самоопределения вплоть до политической независимости. Следовательно, русская революционная демократия, не терпящая сама угнетений, благородно взяла под своё покровительство упования нашего народа на достижение политической самостоятельности.
Однако названный съезд представителей полагал, что разрешение финляндского вопроса во всём его объёме может быть одобрено со стороны России лишь Всероссийским Учредительным собранием. Непосредственное же практическое значение должно признать затем обстоятельством, что съезд представителей, предлагая Временному правительству безотлагательно принять необходимые меры к осуществлению полного самоуправления Финляндии, требовал признания прав сейма издавать и окончательно утверждать все касающиеся Финляндии законы, за исключением внешних сношений и военного законодательства и управления, а равно решать вопросы о созыве и роспуске сейма, а также признания права Финляндии самостоятельно определять свою исполнительную власть.
В соответствии с сим сейм в принятом им ныне законе ограничился лишь установлением тех прав финского народа и народного представительства, безотлагательное признание и введение в действие коих необходимо в видах осуществления полного самоуправления Финляндии».93
И сам закон, и разъяснение причин его принятия продемонстрировали наметившуюся крайне опасную тенденцию. Слишком щедро разбрасываемые необдуманные обещания власти– предоставить всем народам право на самоопределение вплоть до полной независимости, как бы предрешённое преобразование России из страны унитарной в федерацию – оборачивались страшной реальностью, неизбежным распадом.
Только тогда Временное правительство опомнилось. Хоть и с запозданием, только 18(31) июля, но всё же жёстко откликнулось на появившийся закон Великого Княжества. Объявило «манифестом» о роспуске сейма. Немедленном, с того же дня. Мотивировало своё столь неожиданно твёрдое решение ничем иным, как заботой о соблюдении законности.
«Временное правительство, – напоминал «манифест», – всенародно приняв присягу о сохранении им прав народа державы российской, не может поступиться ими до решения Учредительного собрания. Продолжая почитать своим долгом и своею заботою охрану и развитие прав внутренней самостоятельности Финляндии согласно манифесту от 7(20) марта с.г., им изданному, Временное правительство в то же время не может признать за финляндским сеймом право самочинно предвосхитить волю будущего российского учредительного собрания и упразднить уполномочия российской власти в делах финляндского законодательства и управления…
Повелев посему произвести новые выборы в кратчайший срок, 1 и 2 октября нового стиля, текущего года, Временное правительство признало за благо созванный им 22 марта (4 апреля) с.г. очередной сейм распустить и назначить созыв нового сейма не позднее 1 ноября сего года».94
Тем власти не ограничились. Вслед за «манифестом» последовал ещё один официальный акт. Постановление: «Заслушав доклад финляндского генерал-губернатора М.А. Стаховича и имея в виду, что ведётся усиленная агитация в пользу незаконного созыва сейма, Временное правительство уполномочило финляндского генерал-губернатора никоим образом не допустить явного пренебрежения интересами России, нарушения государственного порядка и не остановиться в случае надобности ни перед какими мерами для восстановления такового».97 Заявление вице-премьера Н.В. Некрасова, вышедшего из кадетской партии ради того, чтобы вернуться во власть: «В финляндском вопросе правительство по-прежнему будет стоять на строго конституционной точке зрения и никакого умаления суверенных прав России не допустит».96
Но чем настойчивее Временное правительство пыталось показать свою твёрдость, тем большее возникало ощущение его слабости, неуверенности. Сделав огромные, ничем не вызванные, а потому странные, даже преступные уступки Центральной Раде, оно постаралось оправдаться в глазах граждан, пойдя на неоправданные крайние меры по отношению к финскому сейму.
Действительно, правительство признало автономную Украину, да ещё и в неопределённых, расплывчатых границах, без учёта мнения населения края, разрешило создать украинскую армию. Допустило тем и «пренебрежение интересами России, нарушение государственного порядка», и «умаление суверенных прав России. Когда же в Гельсингфорсе вознамерились всего лишь сами установить срок созыва собственного, вполне законного сейма, в Петрограде почему-то возмутились, обрушились на Великое Княжество запретами, обещаниями наказания. И вызвали тем новую волну критики со стороны оппозиции. Прежде всего, кадетов, уже не раз выступавших со своим особым взглядом на решение национального вопроса.
На своём очередном, 9-ом, съезде, открывшемся в Москве 23 июля (5 августа), они естественно попытались, прежде чем принимать какие-либо решения, разобраться в ситуации, сложившейся в стране после провала наступления Юго-Западного фронта, солдатского выступления в Петрограде и падения первого коалиционного правительства. Оценка же оказалась однозначно отрицательной. Выражаемой одним-единственным словом – «хаос» Во всяком случае, именно так выразился лидер партии П.Н. Милюков.
Хаос в армии, – констатировал он, – хаос во внешней политике, хаос в промышленности, хаос в национальном вопросе, вызванный признанием Украинской Рады… К этому можно прибавить хаос на путях сообщения… Только усилиями наших товарищей, Шингарёва и его заместителя, не вышел наружу хаос финансов, и усилиями того же Шингарёва отсрочен хаос в области продовольствия».
Причину столь безотрадного положения старый политик и историк увидел в порочности политики и Временного правительства, и премьера. Отсутствия у них социальной ответственности. «Вы помните, – обратился к собравшимся Милюков, – эту сцену с солдатом, который сказал Керенскому: «Зачем земля и свобода, если я должен умереть?» И потом упал в обморок от крика Керенского: «Молчать, когда говорит министр!»? Вот в этой сцене сказался трагический конфликт государственной необходимости с теми несовершенными средствами, какими пыталось удовлетворить эту потребность Временное правительство второго состава. И, конечно, для всех было ясно, что победил солдат, а не Керенский».97
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});