Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если это все знали стражи, почему дали Густофу остаться?
— Они не знали. В том и дело, — они понизили голоса, ведь были ближе к ручью. Вико стоял у воды и смотрел на ручей так, словно еще не видел воду в природе. — Они узнали потом, когда нашли письма от барона среди вещей, которые Густофу пришлось бы оставить. Там была и информация о защите Кассафорте, которую он хотел передать императору, но не смог, — Эмилия остановила Петро, чтобы он не шагал дальше. — Пока Густоф не пропал, никто не знал о шпионе среди них. И никто не знает, как он выглядит.
— Ты шутишь, — потрясенно сказал Петро. — Кто-то должен был.
Эмилия покачала головой. Она взволнованно рассказывала историю, словно впервые поняла, что они были на грани важного открытия.
— Нет. Принц Берто вел замкнутую жизнь за два года до попытки переворота. Многие стражи, которые совершили ошибку и помогали ему, были изгнаны, когда его приговорили, или убежали из страны. Никто не остался из тех, кто помнил, как выглядит Густоф.
— Будто призрак, — ошеломленно сказал Петро. Хоть Эмилия бодро рассказывала о знаменитом шпионе, он не верил в это. — Будто он прятался от слуг за гобеленами.
— Но что это все значит? — Эмили говорила под нос. — Это что-то значит. Но что?
Вико посмотрел на Петро, когда они подошли. Его руки были в белой пыли.
— Что у тебя на пальцах? — спросил Петро.
Вико пожал плечами и вытер ладони об рубаху.
— Слуги моего дяди говорят, что пить из ручья не гигиенично, — сообщил он. — Говорят, простолюдины справляют нужду в реки, потому что не знают, как пользоваться горшками.
Петро был рад, что Эмилия отвлеклась на свои мысли, потому что эти слова разозлили бы ее.
— Ах, но, ваше высочество, видите, как близко мы к горам? Вверх по течению нет деревень, так что тут вода — чистый талый снег.
Вико поверил, поднял бутылку и сделал большой глоток, вытер рот рукавом.
— Ваше высочество? — Петро удивился, что Эмилия так к нему обратилась. — Как выглядит ваш дядя?
— Не знаете? — спросил Вико, сидя на коленях.
— Я ни разу, кхм, не имела чести быть на аудиенции с ним, — сказала Эмилия. — Он высокий? Низкий?
— Ни высокий, ни низкий.
— Он полный? Худой?
Вико пожал плечами.
— Где-то между.
— Волосы светлые? Темные? Постой, — сказала Эмилия, когда Вико открыл рот. — Угадаю. Где-то между, — он кивнул и отвернулся, она нахмурилась. — Когда ты видел его в последний раз?
— О, мне тогда было три, наверное, — Вико, несмотря на юность, ожидал какую-то реакцию на свой ответ, потому что сразу же продолжил. — Мой дядя говорит, что многие великие люди росли в изоляции, это укрепляет характер. Он посылает мне письма каждый месяц, дают указания и напоминает о моем родстве с ним.
— Как мило, — буркнула Эмилия. Даже она уже не так презирала мальчика. Она сняла сумку с плеча и опустила ее на землю. Скованными движениями она сняла плащ и бросила на камень, стала развязывать тунику.
Ее голова пропала, она стянула одежду через голову. Петро поразился, увидев под туникой молочно-белую кожу. У нее не было ничего под туникой, кроме полоски ткани, обвивающей грудь, чтобы, видимо, не мешала атлетическим упражнениям, и полоска почти не оставляла ничего для воображения. Он невольно смотрел на плоский живот девушки и идеальный изгиб талии.
— Ого, — пролепетал Петро. Он отвел взгляд, но понял, что снова смотрел на нее. Когда он отыскал ее глаза, он захотел броситься в мелкий ручей и утопиться. — Н-нельзя так делать, — сказал он ей.
— Как? — она без смущения разглядывала свой синяк. — Мне не нужно перевязывать рану, но лямка сумки тревожит синяк. Может, стоит подложить ткань, — она посмотрела на застывшего Петро и покачала головой. — Что с тобой такое?
— Ты голая, — он поразился тому, что нужно было объяснять ей. Вико вдруг заинтересовался, встал и посмотрел.
— Вентимилла, — Эмилия покачала головой. Она не прикрылась, а склонилась и стала рыться в сумке, позволяя Петро видеть ее грудь над полоской ткани. Он зажмурился, а потом развернулся, чтобы не смотреть. — Я не голая. И ты уже видел животы раньше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Не… — Петро взмахнул руками, пытаясь убедить ее убрать этот вид. Он не знал, что пытался сказать. Он ощущал только жар лица, словно склонился к печи отца. — Не так!
— Ты бы недолго прожил стражем, — сухо отметила она. — Мы постоянно видим друг друга. В палатке стражи носят меньше, мужчины и женщины, и никто ничего не говорит.
— Я не страж, — Петро звучал сдавленно.
— Это просто тело. Все видели голые тела раньше.
— Я — нет, — сказал Вико. Только когда он заговорил, Петро вспомнил, что он был там. Он опустил ладонь на голову принца и развернул его, они оба отвернулись от Эмилии.
— Я не знала, что ты такой нежный, Вентимилла. Ты краснеешь, как девственница-казаррина в брачную ночь.
— Нет, — Петро пытался из возмущенного фальцета сделать его обычный тенор. — Не краснею, не нежный и не казаррина.
— Но он сильно краснеет, — сказал Вико. Он оглянулся, заставляя Петро развернуть его. — Я не краснею.
— О, ты в том возрасте, когда части тела смущают, да, Вентимилла? — его злило, что Эмилия так снисходительно говорила о нем, ведь она не угадывала. — Это пройдет.
— Дело не в этом, — он пытался предупредить ее тоном, что нужно прекратить.
— Тогда в чем?
— Просто… это…
— Думаю, ты ему нравишься, — сообщил Вико, но Петро едва мог поверить его словам. Его рот раскрылся, он уставился на маленького принца.
— Что, прости? — спросила Эмилия. Теперь Петро не мог смотреть на нее.
— Он мне так сказал. Так было! — сказал Вико, когда Петро хмуро посмотрел на него.
— Что значит, нравлюсь? — Петро ощутил ладонь на руке. Он боролся, когда она попыталась его развернуть. — Вентимилла, что происходит?
— Отстань, — прорычал Петро. Он не доверял языку. Он смутился, горячие слезы выступили на глазах. Ком подступил к горлу. Он не знал, что заставило старейшине Катарре послать его в путь. Это казалось наказанием, когда она объявила об этом, но все произошедшее было куда серьезнее наказания. Даже сейчас, хоть он страдал из-за ошибки, которую совершил на окраине Кассафорте, кто-то где-то решил, что его нужно было унизить и на личном уровне. Он не помнил, чтобы сделал в жизни что-то настолько ужасное, чтобы заслужить такое наказание. Разве он совершал нечто ужасное? — Что? — Петро боролся, но Эмилия была сильнее него и развернула его.
— Боги, — она посмотрела на его красное лицо. — Я тебе нравлюсь? Как девушка?
— Да, нравишься, — голос Петро словно звучал через гравий. — Это так ужасно? Ты — девушка. Я — парень. И я думал…
Он хотел сказать, что думал, что заслужил ее дружбу, но Эмилия закончила за него.
— Я на четыре года тебя старше! — ее смех, к счастью, был потрясенным, а не с презрением.
Она была так близко к нему, что он мог смотреть только на нее. Пока он не смотрел, она смогла повязать ткань поверх лопатки и под рукой, чтобы меньше задевать лямкой синяк. Она все еще была обнажена сильнее, чем Петро находил приличным. Он смотрел в ее глаза, ведь ниже было опасно.
— У моих родителей разница в возрасте больше.
— Это не кажется большим разрывом, когда ты старше. Но для нас четыре года — вечность, — она смутилась из-за своего ответа до этого и заняла позу серьезнее. Она почти виновато прошла к камню и подняла тунику. — Прости, Вентимилла. Мне жаль, — она прикрылась и пыталась извиниться. — Я думала, тебе нравилась та девушка, с которой ты путешествовал.
Петро был потрясен.
— Элеттра Лепорис? Нет! — он показывал симпатию к Элеттре? Эмилия едва видела их вместе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Уверена, ты ей нравишься.
Ему словно предлагали утешительный приз после публичного унижения на соревновании в инсуле.
— Не говори так. Зачем ты это говоришь? — спросил он. Он вдруг вспомнил поцелуй Элеттры в щеку при расставании и изумление Эмилии после этого. Она, наверное, думала… или Элеттра хотела… нет, все это его путало, и он не мог думать.