– уже через десять минут Полозков закончил допрос, отпустил хулигана и сам куда-то вышел, капитан остался один.
Танцор Леонтьев не обманул – он действительно добрался до Петровки довольно быстро. В кабинет вошел высокий светловолосый молодой человек. Мрачно взглянул на Егорова, сказал:
– Моя фамилия Леонтьев. Вы меня вызывали?
– Да, вызывал, – ответил Егоров. – Садитесь. Нам предстоит долгий и серьезный разговор.
– Наверное, серьезный, – заметил артист. – Если вы начали мной интересоваться…
– А вы откуда знаете, что мы вами интересуемся?
– Неважно откуда. Знаю, и все.
– Допустим. И вы, конечно, хотите знать почему. Объясняю. Я расследую смерть певицы из вашего театра, Виолетты Леонидовой. И я выяснил, что вы были с ней знакомы, бывали у нее дома. Вы это подтверждаете?
– Ах, вот в чем дело! – воскликнул танцор. – Смерть Леонидовой… Да, я был знаком с Виолеттой Игоревной, был у нее дома. Хотя наше знакомство было довольно поверхностным.
– Вы знали, что она собирает старинные украшения?
– Это все в театре знали, она не делала из этого секрета, часто надевала эти украшения – и на репетиции, и на спектакли, если это не противоречило сценическому образу.
– Вы знали, что у нее имелась не одна-две вещи, а целая коллекция очень дорогих украшений?
– Ну, в общем, представлял.
– А где она хранит свою коллекцию, знали?
– Где хранит? Нет, откуда? Я в ее квартире дальше гостиной не ступал. А что, вы меня подозреваете, что я…
Игорь Леонтьев только сейчас осознал, в чем именно его подозревает капитан. Его глаза возмущенно вспыхнули, он подобрался.
– Вы считаете, что я мог убить Виолетту Игоревну? – сердито произнес он. – Убить, а еще ограбить?
– Что ж, у меня были основания так думать, – ответил капитан. – Вот что вы скажете про этот вот документ?
И он выложил на стол перед артистом квитанцию о сдаче жемчужных серег, принесенную ювелиром Краузе. Леонтьев, не скрывая брезгливости, взглянул на эту бумажку, прочитал… Вдруг его лицо изменилось – он осознал значение этой квитанции.
– Интересный документ, правда? – спросил Егоров, который внимательно наблюдал за реакцией фигуранта дела. – Этот документ мне сегодня принес заведующий ювелирным магазином на Якиманке. Не далее как сегодня утром, в одиннадцатом часу, к нему пришел молодой человек и сдал на комиссию жемчужные серьги. Я пока не знаю достоверно происхождение этих серег, но подозреваю, что они из коллекции Виолетты Леонидовой. Из той коллекции, которая была украдена. Скажите, что вы делали сегодня между десятью и одиннадцатью часами?
– На работе, конечно, был, – быстро ответил танцовщик, но затем поправился: – То есть нет, на работу я пришел чуть позже… В половине десятого я ушел из дома и пошел на работу пешком. По дороге я обычно захожу на Арбат, смотрю книги, которые продаются там на книжном развале. Там иногда встречаются очень интересные вещи. Вот и сегодня я зашел на Арбат.
– А во сколько вы пришли на работу?
– Примерно в половине двенадцатого.
– Ну что ж, если вы действительно пришли в театр в половине двенадцатого, то ничто не мешало вам часом раньше побывать на Якиманке, чтобы сдать некие жемчужные серьги. Скажите, вы никому не одалживали свой паспорт?
– Сегодня? Нет, конечно.
– Меня интересует не только сегодняшний день. Вообще отдавали когда-либо кому-то паспорт?
– Конечно, сдавал в паспортный стол, для прописки…
– Когда это было?
– Когда? Три года назад, когда мы получили новую квартиру.
– Нет, меня интересует недавнее время. И не паспортистка в паспортном столе, не какой-то представитель власти, а частное лицо. Какой-нибудь ваш знакомый, товарищ… Не было такого?
– Нет, не было! С чего бы я стал кому-то давать свой паспорт?
– Случаются такие ситуации… А где сейчас находится ваш паспорт?
– Здесь, со мной. Без паспорта меня бы не впустили к вам.
– Покажите его, пожалуйста.
Артист достал документ и подал капитану. Егоров развернул паспорт и стал внимательно сличать данные с теми, которые были обозначены в квитанции. Затем вернул паспорт артисту.
– Все сходится, – сказал он. – Так вы уверены, что не сдавали сегодня золотые серьги с жемчугом в скупку?
– Нет, конечно, не сдавал!
– А у вас есть такие серьги?
– Нет, конечно! Откуда? У нас нет таких денег.
– Однако жемчужные украшения у вас есть, – напомнил Егоров. – Ведь правда?
Леонтьев открыл было рот, чтобы произнести знакомое «Нет, конечно!», но замялся. А Егоров между тем продолжал:
– Жемчужная брошь, Леонтьев! Вы купили это украшение в Париже, купили, чтобы подарить своей жене. Может, вы там и серьги купили? А теперь решили от них избавиться…
Капитан сам не верил в то, что Леонтьев купил в Париже серьги времен Екатерины Великой. Он говорил все это, просто чтобы привести подследственного в замешательство – а если тот врет, поймать его на вранье и заставить сказать правду. Это была известная тактика, Егоров не раз ею пользовался. И эта тактика сработала: Леонтьев смутился и произнес:
– Да, я купил Свете брошь. Самую дешевую вещь, которая была в том магазине. А золотые серьги с жемчугом… Нет, такое мне не по карману.
– А откуда вы взяли валюту на покупку броши?
– Вы и про валюту знаете… Да, у меня было с собой немного денег. Откуда – не скажу.
– В благородство играете, Леонтьев? Только учтите – эти игры могут вам дорого обойтись. Я могу предъявить вам обвинение в осуществлении незаконных валютных операций. Знаете об этом?
– Догадываюсь, – буркнул артист. – Может, вы для этого меня и пригласили? А все эти слова про убийство Леонидовой – только предлог?
– Нет, Леонтьев, не предлог, – Егоров покачал головой. – И речь идет не только о Леонидовой. Скажите, вы знали артиста кино Бориса Соколова?
– Да. Мы несколько раз встречались в Доме кино.
– А у него дома вы бывали?
– Дома? Нет, никогда не был. У нас было поверхностное знакомство.
– А дирижера Аркадия Воскресенского вы знали?
– Да, с Аркадием Юрьевичем мы довольно часто встречались. И у него дома я бывал, если это вас интересует.
– Интересует, не сомневайтесь. Вы знали, какую коллекцию он собирает?
– Коллекцию? Разве он что-то собирал?
– А разве он никогда не разговаривал с вами о старинных монетах? Не показывал их?
– Ах да, монеты! Да, такое было. Как-то раз он показал мне динарий эпохи Траяна, а в другой раз – греческий обол. Вещи были редкие, мне было интересно, и я… Постойте, но ведь Воскресенский был убит! И Соколов, я слышал, тоже мертв. Так что – вы считаете, что их тоже я убил?!
Теперь Леонтьев был не просто удивлен – он был ошарашен, изумлен и не мог и слова сказать