Читать интересную книгу Как я стал кинозвездой - Хаим Оливер

Поздно вечером прибыл Маэстро. От него жутко несло спиртным. Он отечески обнял меня, и мама тут же угостила его нашим домашним вином. После него заявился Бобби Гитарист. Лорелея слегка нахмурилась и, наверно, прогнала бы его, но, когда Бобби сказал: «Я пришел, мадам, поздравить вас с потрясающим успехом вашего сына» — и галантно поцеловал ей руку, она растаяла и с чарующей улыбкой пригласила его в гостиную.

Бобби был в городе знаменитостью, и курицы опять закудахтали, стали умолять его сыграть и спеть, он на это сказал:

— Только вместе с виновником торжества!

И все завопили:

— Рэнч! Спой! Пусть споет Рэнч!

У меня от голода уже темнело в глазах и петь не было никакой охоты, но ничего не поделаешь: Фальстаф учил меня, что артист — покорный слуга публики и должен служить ей, даже когда у него болит зуб или он подыхает с голоду. Пришлось исполнить эту идиотскую серенаду:

В эту тихую ночьЖдать тебя мне невмочь,О Эвридика!..

Маэстро и Бобби аккомпанировали мне на гитаре, так что получилось неплохо. Только опять на верхнем «си» голос у меня сорвался, и оба они нахмурились — в точности как композитор в Софии. Остальные ничего не заметили — им ведь медведь на ухо наступил! — захлопали, заорали:

— Браво, Рэнч! Ты прославишь наш край, как Николай Гяуров прославил Родопы!

Опять зазвонил телефон, мама сняла трубку:

— Алло?.. Кто?.. — И вдруг побелела, потом позеленела, потом покраснела, потом посинела. Голос у нее сорвался так же, как у меня на верхнем «си», но она все же сумела произнести: — Товарищ Гренчаров?.. Ох, простите, не сразу вас узнала… Я в таком волнении… Спасибо, большое спасибо! Постараемся оправдать доверие. Вы же знаете, мы на все готовы ради развития нашего края… Да, да, непременно побываем у вас, в самое ближайшее время! Но вы окажете мне большую честь, если тоже заглянете к нам…

Она положила трубку и от счастья целую вечность не могла выговорить ни слова. Даже не сдержала слез, и они черными ручейками потекли с накрашенных ресниц по щекам…

Бобби Гитарист шепнул мне на ухо:

— Знаешь, какой это Гренчаров? Большая Шишка, отец ковбоя Жоржа. Видно, еще не пронюхал, кто ему квартиру разгромил.

Придя в себя от пережитого волнения, мама вновь обрела свой розовый цвет и громогласно оповестила гостей:

— Друзья! Счастливая новость уже известна руководителям города. Завтра о ней узнают во всей стране, а в недалеком будущем и во всех уголках нашей мирной планеты.

— Ура! — крикнул Маэстро.

— Ураааа! — подхватили остальные гости.

Один лишь папа молчал. Почесывал в затылке и печально качая головой.

Тут пришел почтальон, принес телеграмму. Мама, вне себя от переполнявшего ее счастья, пригласила его в комнату, угостила кексом, пересказала вкратце содержание фильма, а когда он ушел, раскрыла телеграмму. И улыбка застыла у нее на лице.

— Что случилось? — встревожился папа.

— Ничего, ничего, — пробормотала мама. — Это из деревни, от твоего отца…

— Когда же новость успела до него долететь? — удивленно закудахтали куры и стали расходиться, причем каждая норовила погладить меня по головке и чмокнуть в губы: «Боже, какая душка!»

Павлин я, а не душка! Глупый, расфуфыренный павлин!

Когда последние гости ушли, я лег спать. Но, конечно, слышал, как шепчутся мама с папой в соседней комнате.

Мама. Твой старик совсем из ума выжил!

Папа. Почему? Что в телеграмме?

Мама. Что?! Слушай! «Бросьте свои глупости зпт искалечите мне внука тчк Не смейте менять имя иначе пеняйте себя тчк Энчо Маринов». Он угрожает!.. Мне, которая отдала вам свою молодость и готова отдать жизнь ради его внука! О боже-е-е!

Она расплакалась, и я мысленно увидел, как стекают по щекам черные ручейки.

Вскоре после этого папа на цыпочках, в одних носках, вошел ко мне, принес огромный бутерброд с маслом и ветчиной. Полумертвый от усталости и голода, я проглотил бутерброд за двадцать две секунды — мировой рекорд по съеданию бутербродов. Папа молча смотрел, как я жадно ем, и печально покачивал головой.

— Ты счастлив, сынок? — спросил он.

— Не знаю, папа, — ответил я. — Но только неохота мне быть павлином.

Он вздохнул, как автомобильная шина, когда откручиваешь вентиль.

— Мне тоже не хочется, чтобы ты был павлином, сынок… И дедушка Энчо тоже не хочет этого… — Помолчал и добавил: — Ничего, сынок, ничего… Любая буря рано или поздно кончается, и наступает ясная погода. Надо лишь набраться терпения.

Он ушел. На цыпочках и в одних носках.

Уже засыпая, я подумал о том, что, хотя столько людей поздравили меня, даже сам товарищ Гренчаров позвонил по телефону, мои друзья обо мне и не вспомнили. Ни Кики, ни Милена с третьей парты, ни Черный Компьютер не дали знать о себе.

Черный Компьютер!.. Что он поделывает в эту минуту? Как себя чувствует? Жив ли? А Машина?.. И тут я вдруг вспомнил о законе сохранения энергии… Черт возьми, надо же наконец понять его до тонкости! Не поленился, встал, вынул из шкафа толстенную энциклопедию — из тех, какие таскал на голове, чтобы выработать изящную походку, и раскрыл на букве «Э» — Энергия. Нашел там про этот закон, по-настоящему он называется закон сохранения и превращения энергии и занимает четыре страницы. Сон мигом улетучился, и я углубился в чтение. Там полно формул, имен, исторических фактов, я почти ничего не понимал, — настоящая паутина, и я запутался в ней, как муха…

Но одну важную вещь все-таки понял:

энергия не возникает из ничего и не исчезает бесследно, поэтому Вечный двигатель не будет работать вечно, он не может двигаться, не получая откуда-либо энергию и не тратя ее.

Усвоив эту истину, я понял также, что этот закон нельзя изменить — в отличие от осы, которой удается разорвать паутину… Разве только я в один прекрасный день не стану вторым Эйнштейном.

Додумавшись до этого, я сел и написал письмо дедушке Энчо. Вот оно:

Дорогой дедушка!

Не волнуйся за меня, я жив-здоров, хотя скоро сделаюсь киноартистом. Играть я буду не Георгия Димитрова, а весельчака Тоби, но это ничего. Имя я менять не буду, хоть мама и зовет меня Рэнчом Марине ром с ударением на Ма.

А теперь о законе сохранения энергии. Имей в виду, что нарушить его невозможно, потому что это закон природы. Можешь ты нарушить чередование дня и ночи? Или помешать ребенку вырасти в мужчину или женщину? Не можешь. Это не то что человеческие законы, про которые говорится: «Нужда и закон ломит». Конечно, у нас сейчас дома закон — это мама» я подчиняюсь ей и поэтому действительно похож на муху в паутине. Но если подопрет, я этот закон сломаю. Обещаю тебе!

Если б ты знал, дедушка, как мне хочется погостить у тебя, помочь тебе с мини-трактором, поливать вместе с тобой огород и бахчу, поиграть с Груйчо и Пройчо, которые, ты пишешь, стали ростом с буйвола, полазать по Зеленому утесу. Но ничего не поделаешь, я теперь вроде графа Монте-Кристо, которого заточили в подземную тюрьму, — ты читал роман Александра Дюма? И в кино тоже показывали.

Потрясная картина! Поцелуй бабушку и знай, что я все время вспоминаю тебя!

Твой любящий внук Энчо Маринов.

Дописав письмо, я от волнения еще долго не мог заснуть, не давала покоя одна мысль: вот я пообещал дедушке, что если подопрет, то я отменю мамин закон. А если я не выполню своего обещания?

7. Затишье после бури

На следующее утро я проспал допоздна. Разбудила меня Лорелея, говорившая в соседней комнате по телефону:

— Поймите меня, доктор, эти семь-восемь дней для нас решающие. Посылать его сейчас в школу — значит погубить ребенка. Как что с ним? Меня беспокоит его голос. Он похрипывает, а голос ему сейчас нужен, как никогда! Умоляю вас, доктор, загляните к нам! Пожалуйста! — Положила трубку и проворчала: — Ох эти доктора! Болтают о врачебной этике, а даже близким людям не хотят протянуть руку помощи.

Потом вошла ко мне и сдернула с меня одеяло:

— Вставай, вставай! Нам лениться некогда. В десять у тебя урок с Бобби Гитаристом, затем приезжает Фальстаф.

Заставила меня принять ванну и, конечно, не забыла напялить мне на голову резиновую шапочку, чтоб не попортилась завивка.

Одеваясь, я посмотрел на себя в зеркало. Ни волосинки на щеках! Когда же я, наконец, стану по-настоящему взрослым? Наверно, я потому такой безвольный павлин и всем позволяю собой вертеть, что у меня еще не растет борода, хотя пушок под носом все-таки наметился…

На завтрак мне дали немного творога и чашку чая — естественно, я остался голодным. Почтальон принес семь поздравительных телеграмм, мама опять угостила его кексом, а я тайком передал ему свое письмо к дедушке и попросил опустить на почте. Телеграммы были от разных родичей, которым Лорелея накануне звонила, они желали мне дальнейших творческих успехов на поприще кино, театра, телевидения и радио. А вот от моих друзей по-прежнему ни слова…