безумия напуганная, неспособная что-либо сделать — неспособная защитить своего ребенка. Когда же все это прекратится? Когда жизнь вернется в нормальное русло?
Пока достаточно выжить.
И где Хасан? Остальные? Патрули? Она хотела, чтобы они все вернулись, чтобы все были в безопасности.
Она снова посмотрела на небо, но уже наступила ночь. Дайджаку могли быть прямо над ними, и джиане не узнают, пока не станет слишком поздно.
Новый страх охватил Яс. Она оглядела пещеру и увидела все еще горящие костры, зажженные фонари, мерцающие факелы.
— Дин! Сорин! — позвала Яс. Плачущие Люди в одно мгновение оказались рядом с ней. — Дайджаку увидят свет от костров и узнают, где мы находимся. Позовите всех, кто может помочь, и погасите все огни.
Благослови их боги, Плачущие Люди не колебались. Через несколько мгновений половина мужчин уже двигалась. Они побежали вниз к лагерю и вскоре уже тушили костры и задували фонари, но Яс показалось, что они двигались как в замедленной съемке. Каждая секунда длилась минуту, каждая минута — час. И все это время бомбы продолжали падать.
Медленно, слишком медленно на пещеру опускалась темнота. Даже несмотря на то, что в ушах Яс звенело от бомбежки, она слышала, как колотится ее собственное сердце, прерывистое дыхание людей вокруг нее, сопение, крики. Даже мужчины, возвращающиеся к своим семьям после тушения пожаров, казалось, производили столько шума, словно их было в три раза больше.
Хасана по-прежнему нет. Патрулей по-прежнему нет.
Так что Яс сидела в темноте, держа на руках своего ребенка, с этим ужасным страхом внутри, что все снова пошло не так. И бомбы все еще падали.
14
Эндж
Киесун
Эндж хотела убить Гаро. Это все, что она знала. Особенно, если он скажет еще хоть одно слово.
— Это пустая трата времени, — в тысячный раз повторил Гаро, и Эндж потребовались все ее силы, чтобы не обращать на него внимания. Было достаточно плохо и без его стенаний, пока они пробирались через руины Киесуна. Прошло три месяца с тех пор, как эгрилы разбомбили ее дом, превратив его почти в ничто, и у нее все еще было больно в сердце, когда она видела, что натворили эти ублюдки. Три месяца с тех пор, как они были вынуждены бежать в горы. Три месяца с тех пор, как Дрен… Эндж перевела дыхание. Три гребаных месяца. Ей казалось, что это было вчера. Ей казалось, что это было целую жизнь назад.
Иногда ей казалось, что она умерла вместе с ним. Иногда она жалела, что не умерла вместе с ним.
Особенно теперь, когда она застряла здесь с чертовым Гаро. Боги, должно быть, действительно ее ненавидят.
Он пнул небольшой камень, лежавший у него на пути:
— Я имею в виду, разве у нас нет более важных дел?
Эндж резко повернулась к нему, сжав кулаки, и Гаро отступил на шаг, увидев выражение ее лица.
— Это важно.
Даже тогда этот идиот все еще не понял.
— Я думал, мейгорцы приближаются. Я думал, мы должны подготовить для них все.
— Твою мать, Гаро. То, что тебе дали нагрудную пластину и меч, не значит, что ты солдат.
Они оба были одеты в разномастную броню, подобранную здесь и там, по большей части с мертвых Черепов. Они покрасили белые пластины смесью ржавчины и охры, чтобы слиться с горами — и чтобы никто на самом деле не принял их за Черепа. У Гаро на бедре висел скимитар Эгрила, в то время как у Эндж был более короткий клинок Шулка, который подарил ей сам Хасан.
— Во-первых, — сказала она, — у Хасана есть другие люди, которые готовятся к встрече с мейгорцами — его Шулка и несколько Плачущих Людей Яс. Это люди, которые знают, что делают. Вот почему они охраняют ворота на вершине чертовой горы, а мы нет. Во-вторых, ты чертовски хорошо знаешь, почему мы здесь, и это не потому, что ты — просто одно большой, стонущее пустое место. Мы должны искать брошенное оружие. Таким образом, мы сможем быть уверены, что у каждого будет чем сражаться, когда появятся наши друзья. И — возможно — мы найдем что-нибудь, что сможем поменять на еду. — Эндж выплюнула изо рта привкус пепла. — Я думаю, это в некотором роде важно. А ты?
У Гаро хватило порядочности, по крайней мере, отвести взгляд. На мгновение он выглядел таким глупым шестнадцатилетним подростком, каким и был. Даже его пушистая борода не могла этого скрыть.
— Я не забыл. Просто... — Он пнул еще один камень. — Просто... здесь ничего нет. Только руины и сгоревшие дома. Мне не нравится здесь находиться.
— Повзрослей, а? — Эндж отправилась в путь, не дожидаясь Гаро, разозленная тем, что почти согласилась с ним. Ей тут тоже не нравилось. В Киесуне было слишком много болезненных воспоминаний. Слишком много напоминаний о том, что она потеряла. Слишком много призраков преследовали их повсюду. Но приказ есть приказ. — У нас есть работа, которую нужно выполнить.
— Сколько нам еще здесь оставаться? — Голос Гаро эхом разнесся по руинам.
Эндж снова повернулась к нему.
— Говори потише, мать твою, — прошипела она. — Достаточно того, что мне приходится слушать твои стоны. Ты еще добьешься, чтобы нас убили.
У него хватило наглости рассмеяться:
— Кто собирается нас убить? Ты сама сказала, что Черепа ушли.
— Блядь, ты действительно такой тупой? То, что они ушли, не означает, что они не вернутся — или что они уже не вернулись. — Она ткнула пальцем в его нагрудную пластину. — Вот почему мы вышли одетыми и со сталью на бедрах. Мы еще не избавились от Черепов. Война все еще продолжается. Лучше быть в безопасности, чем мертвым, и все такое, а?
— Извини. — Он понизил голос и пригнулся.
Эндж глубоко вздохнула. Гаро не виноват, что он был глуп. Он не виноват, что не был Дреном.
— Послушай, мы останемся здесь, пока не найдем достаточно мечей, чтобы наполнить наши мешки, или несколько монет, или что-нибудь еще, что, по мнению Плачущих Людей, может чего-то стоить. Это не тяжелая работа, ее просто нужно сделать. Так что будь счастлив. Если только ты не хочешь пойти и сказать Хасану, что, по-твоему, ты слишком хорош для того, о чем он тебя попросил, — или, еще лучше, ты можешь сказать это Яс.
Услышав это, Гаро отступил