Дед издалека развел руками, демонстрируя мне беспомощность. Мы оба с ним знали, что юноша в «вольво» никуда не приедет по обеим дорогам. По верхней он упрется в «цементную трубу», где бесславно почил наш «уазик», а по нижней...
Теперь наползающая прозрачная стена стала заметна и без бинокля. Когда лучи сиреневого светила пробивались сквозь грязные тучи, стена все сильнее походила на притершееся к земле северное сияние. И накатывалась гораздо быстрее, чем раньше. Пожалуй у нас оставалось гораздо меньше времени, чем полтора часа.
Спортсмен на «вольво» свернул на нижнюю дорогу.
Вместе с Жаном повернула в гору спортивная семья с двумя мальчиками, и еще несколько человек. Дед что-то кричал им вдогонку, ему злобно ответил широкий мужчина в майке. Элеонора прижималась к Зиновию.
Меня не покидала уверенность, что настоящая опасность нас ждет не внутри обглоданного дома номер четыре и даже не из-под земли. Что-то витало там, за шлагбаумом, в тени соснового бора. Оно видело нас всех.
Я облизал пересохший рот и мысленно приказал себе расслабиться. Затем тронул калитку, прошел между улыбчивыми гномами и потянулся к бронзовому кольцу. Дверь действительно была отперта и едва заметно покачивалась. Из глубины донесся отчетливый детский голос. Или всхлип. Девчонка была здесь, и была жива. Я уже знал, что по сравнению с перекошенной Элеонорой эта прокурорская дочка — настоящий инвалид. Она передвигалась на коляске.
— Стой, погоди, — попросил Комар.
Он вытащил пистолет и, не глядя мне в глаза, вытирал ладонь о штанину. На прыщавом виске напарника билась жилка и наливались мутные капли пота. В глубине дома что-то стукнуло. Валентин охнул и отпрянул назад. Кажется, он уже жалел, что пошел с нами, Земля еще раз мелко задрожала. По фундаменту в обе стороны от крыльца побежали трещины. Это было совсем не похоже на утренние разрывы; приходилось признать, что под нами действительно что-то растет. Разбухает. Проклевывается.
Я обернулся к Березовой аллее. Немногочисленные жители поселка стояли там, где мы их оставили напряженно пялились на нас. Мне впервые пришло в голову, что людей слишком мало. Мне не хотелось думать о том, сколько домов засосало в бетонную трясину вместе с хозяевами. Еще меньше мне хотелось думать о том, что будет, если бетонные поганки вновь перейдут в наступление.
— Лексей Саныч! — позвал я нашего многомудрого физика; мне он казался самым уравновешенным. — Не ждите нас, постарайтесь найти подвал. Большой сухой подвал, где все смогут отсидеться...
— В подвал? Это еще зачем? — гневно воспылал забытый депутат Мартынюк. Брюнетка, послушно держась за его спиной, семенила с раздутым портфелем под мышкой.
— Боже мой, за что нам это? — прошептала костлявая женщина в джинсах, прячась под рукой мужа.
Я распахнул дверь, но не успел увидеть, что находится внутри, потому что позади, на горке, закричали протяжно и дико. Никогда до этого я не слышал, чтобы люди издавали такие звуки, хотя насмотрелся в ментовке немало. Комара подкинуло на месте, щелкнул затвор «Макарова».
Над домиком вахтеров, на уровне фонарей, плыли розовые шары. Строго по ранжиру, первый — самый большой, метров пять в диаметре, затем — скромнее и скромнее, точно утоньшающийся хвостик головастика или разнокалиберные бусы. Расстояние между шарами составляло метра три, не было никаких веревок но совершенно очевидно, что существовала связь. Вслед за первой «вереницей бус» показалась вторая, гораздо дальше, над лесом. Она плыла почти параллельно первой; такое впечатление, что шары гнало ветром, но наших лиц не касалось ни малейшее дунодуновение. Напротив, жара стала еще сильнее; уже не как в предбаннике, а как в самой настоящей парилке.
Лысый Жан Сергеевич, упираясь ногой в порог, обеими руками дергал пассажирскую дверцу своего «мерса». Спортивный папа в «адидасе» забрался в машину с другой стороны и пытался помогать изнутри. Мамаша в спортивном костюме трусила к ним с двумя пятилитровыми канистрами воды. Двое их сыновей, погодки с рыжими чубами, подпрыгивали возле помятого капота, выгребая из разбитых фар стеклянную крошку. Рядом с «мерседесом» остановилась «десятка», из нее выглянул мужик в майке. Очевидно, предлагал Жану ехать кортежем. Его блондинистая жена находу пихала в открытый багажник какие-то сумки. Там были еще две женщины, но их я не рассмотрел. Тридцатью метрами ниже щуплый парень, владелец заклинившей «шестерки», размахивал тросом и кричал мужику в «десятке», видимо, умолял взять его на буксир.
Шары напали молниеносно.
Головной продолжал неспешный полет к таинственной цели, а «хвост» резко дернулся в сторону и вниз, описав крюк метров в двадцать. Пожалуй, это был первый посторонний резкий звук с тех пор, как мы потеряли «уазик». И, скорее всего, я этот звук еще долго не забуду. Стрекочущий свист, сухой, как змеиное пение.
Предпоследний шар отрезал головы рыжим мальчишкам. Не просто отрезал, но забрал их с собой. Мальчики даже не сразу повалились, несколько секунд так и покачивались перед капотом, заливая асфальт вокруг себя кровью. Попадая на раскаленное дорожное покрытие, кровь тут же вскипала пузырями и испарялась.
Головы мальчиков исчезли. Хвост розовой «гирлянды», не снижая скорости, пронесся над землей и настиг блондинку в красном. Она как раз разгибалась, захлопывая багажник своей белой «десятки», ее муж что-то раздраженно втолковывал ей, высунувшись с водительского места.
Увидев, что стало с ее детьми, спортивная мамаша в синем «адидасе» сжала кулаки, одновременно набирая полную грудь воздуха для крика, а другие женщины уже орали на пределе связок. Пузатые канистры «Росинки» неторопливо разлетались от мамаши в разные стороны.
— Прячьтесь! Ложись! — неожиданно басовитым голосом протрубил Дед и, цепко ухватив за локоть Элеонору, метнулся к ближайшему дому.
Комар зарычал, вскинул руку и пошел, стреляя на ходу.
Мы были слишком далеко.
Спортивная мамаша в «адидасе» упала на колени, ударилась лицом и поползла, подтягиваясь на руках, навстречу черным дымящимся ручейкам, стекающим по горячему асфальту. Ее канистры шлепнулись на землю; одна подпрыгнула и покатилась, а другая порвалась, и тут...
И тут я впервые увидел, как вода каменеет на лету.
Валентин бежал впереди меня, сдергивая с плеча ружье. Обезглавленный труп блондинки в красном рухнул на багажник «десятки», стекла и белая крыша седана разом покрылись горошком из кровавых капель. Ее рыхлый муж пулей вылетел из своего кресла, споткнулся, упал и повалил подвернувшегося Мартынюка, который застыл, как столб, хватая ртом воздух.
Подруга Мартынюка бежала, зажимая ладонями уши и нелепо закидывая назад лодыжки. Кожаный портфель валялся на дороге. Мужчина в майке стоял на коленях над безголовым трупом жены и беззвучно разевал рот. Мартынюк полз по обочине, быстро оглядываясь в небо. Три или четыре женщины, одна за другой, прыгали через канаву.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});