госпиталя в Петербурге 30 июня 1876 года
Марк Натансон, начавший еще в 1875 году работу по созданию новой революционной организации, в апреле-мае 1876 года образовал небольшой кружок из близких к нему людей. Состав кружка не совсем ясен из-за недостатка источников, но, видимо, туда входили многие из будущих членов-учредителей «Земли и воли» – Ольга Натансон (жена Марка), А. Д. Оболешев и другие[364]. Вошел туда и Зунделевич, который по приглашению Натансона поздней весной 1876 года (скорее всего, в мае) вернулся в Россию для продолжения революционной деятельности[365].
«Натансоновцы» в лице самого Натансона, Зунделевича и, возможно, еще кого-то из своих членов приняли активное участие в подготовке и осуществлении одного из наиболее удачных и ярких революционных предприятий середины 1870-х годов – побеге Петра Кропоткина.
Заметим: в этом деле участвовало и много бывших «чайковцев» (тоже одновременно связанных с Натансоном), а также и лиц, не входивших тогда ни в какие революционные группы. Неформальным куратором этого побега, знавшим все его детали, был сам Натансон, а непосредственным, так сказать, «полевым» организатором стал известный врач-ортопед О. Э. Веймар, человек большой решительности и храбрости, ни к какому радикальному кружку не примыкавший[366].
Арестованный в Петербурге еще 22 марта 1874 года[367] как видный «чайковец», Кропоткин после содержания в различных тюрьмах в связи с болезнью 24 мая 1876 года был переведен в арестантское отделение Николаевского военного госпиталя, которое находилось в специальном здании, отделенном от самой лечебницы[368]. Общий план побега был разработан самим Кропоткиным, а Натансон и Веймар уже проработали все конкретные действия для его осуществления. Кропоткин предполагал во время прогулки во дворе убежать от караульного солдата, выбежать через открытые ворота на мостовую, откуда его бы немедленно увезла прочь заранее подготовленная карета со «своими» кучером и седоком[369].
Более месяца шли приготовления к побегу. Участниками этого дела было немало людей: одни должны были быть сигнальщиками, другие – лицами, отвлекающими часовых и городовых, третьи – наблюдателями, стоявшими на близлежащих улицах и следящими за безопасностью маршрута, четвертые обязаны были ждать беглеца на специальной квартире. Веймар, который собирался быть седоком в пролетке во время побега, на деньги бывших «чайковцев» купил быстроходную лошадь – рысака Варвара, перед этим бравшего призы на бегах на ипподроме. Бывший «чайковец» А. К. Левашев, хорошо управлявшийся с лошадьми, должен был стать кучером.
В качестве наблюдательного пункта была снята квартира в доме около корпуса, где содержался Кропоткин. Там поселились два человека – М. П. Лешерн фон Герцфельд и Э. Э. Веймар (брат организатора побега), которые из окон могли видеть все окрестности как на ладони. А наблюдатели на улицах, согласно плану, условными сигналами сообщали друг другу и обитателям квартиры, насколько свободен путь для проезда экипажа с беглецом[370]. И главная роль тут отводилась именно Зунделевичу.
Наибольшую опасность для побега представляли собой возы с дровами, часто проезжавшие по переулку, где должна была во весь опор мчаться карета с Веймаром и Кропоткиным. Задачей Зунделевича было нейтрализовать эту угрозу. Он сидел на лавке на перекрестке улиц с картузом, наполненным вишнями. Когда дорога была свободна, Зунделевич ел вишни (или просто брал их в рот), а при появлении препятствий – прекращал свою трапезу[371].
Сигнал к побегу подавал сам Кропоткин, сняв шапку во время прогулки. В ответ Лешерн фон Герцфельд должна была, в случае благоприятного развития событий, запустить из окна своей квартиры детский красный воздушный шар – но при этом не выпуская его из рук, так как в случае ухудшения ситуации шар надо было немедленно спустить вниз. Побег был намечен на 29 июня 1876 года, но сорвался по неожиданной причине – все детские шары в этот день были распроданы. Кроме того, неожиданно на одной из улиц появились и возы с дровами, что делало бегство невозможным.
Побег перенесли на следующий день, одновременно изменив сигнал для Кропоткина о полной готовности – из снятой заговорщиками квартиры вместо запуска шара должна была слышаться мелодия известного в те годы композитора А. Контского. Играть ее должен был Эдуард Веймар – хороший скрипач. Сестра жены брата Кропоткина С. С. Лаврова на свидании передала ему с часами записку о перемене диспозиции[372].
И со второй попытки, 30 июня около 5 часов вечера, побег блестяще удался. Кропоткин во время прогулки снял шапку, послышалась мелодия Контского, и будущий теоретик анархизма, быстро выбежав за ворота, сел в приготовленную заранее карету. Часового у ворот и городового на улице умело отвлекли от их обязанностей участники предприятия, а Зунделевич с другими наблюдателями проследили, чтобы улицы были свободны от возов и других пролеток.
Экипаж с Кропоткиным и Веймаром, ведомый прекрасным кучером с быстроходной лошадью, мгновенно исчез из виду. Попытка организовать его преследование не удалась, поскольку все извозчики в округе были наняты радикалами (самоназвание тогдашних социалистов и революционеров), да и тягаться с Варваром было бы сложно для обычных лошадей Петербурга. Кропоткин, прожив пару дней в городе на специальной квартире, а затем – одну-две недели на даче Веймара, в июле 1876 года перебрался за границу[373].
Создание общества «Земля и воля», его программные и организационные основы, место Зунделевича в нем
Кружок Натансона постепенно разрастался, преобразовавшись в октябре 1876 года в общество «Земля и воля». Его программа в общих чертах была намечена тогда же, но в окончательной редакции принята только в мае 1878 года. Ее главные положения сводились к следующим тезисам:
1) ликвидация собственности на землю и передача ее в пользование крестьянам в том количестве, которое они могут обработать своим трудом; при этом землевольцы были убеждены, что две трети сельского населения России захотят, чтобы землей заведовала крестьянская община (то есть она выступала только в роли регулятора земельных отношений и речь о коллективном хозяйстве на ее основе в ближайшей повестке дня не стояла);
2) общинное самоуправление на местах; причем каждый союз общин сам определяет, какую часть функций он отдаст тому правительству, которое все же образуется в стране для их нужд;
3) свобода совести и вероисповедания;
4) содействие отпадению от России тех территорий, которые желают от нее отделиться – Польши, Украины, Кавказа[374].
Стоит сразу сказать, что второй пункт носил полуанархистский характер и ни в коей мере не означал признания землевольцами ценности демократических и парламентских учреждений, считавшихся опасными и вредными, поскольку они могут привести к господству нарождающейся буржуазии, разорению и пролетаризации крестьянства, разрушению общины и т. п.