— Пусть между нами не будет неприязни. — Он улыбнулся, и на его левой щеке образовалась ямочка, отчего он внезапно показался странно похожим на ребенка, в то время как его голос прозвучал неприятно. — Ты никогда не спрашивала себя, почему я хотел сыграть с тобой в «Клык и Жало»?
— Потому что хотели обыграть меня. Но у Вас этого не выйдет. — Она положила свою свободную руку поверх его руки, в которой он держал ее ладонь. Для стороннего наблюдателя этот жест покажется дружелюбным, но Айрекс почувствовал, как она ущипнула его за нерв, заставляя пальцы разжаться. — Очень милый вечер. Моя благодарность равняется любезности, которую Вы мне оказали.
Улыбка покинула его лицо. Но позади Кестрел и Арина стояла, с нетерпением дожидаясь своей очереди, леди Фарис, поэтому Кестрел проворно отступила в сторону и позволила женщине приблизиться к Айрексу и сообщить ему о своем сожалении, что к празднеству не смог присоединиться ее муж.
Рабыня в платье прислуги предложила Кестрел вина и провела девушку на открытую террасу с небольшим фонтаном и тепличными цветами. За перегородкой из черного дерева играли музыканты, а гости приветствовали друг друга. Некоторые завязывали разговор там же, где стояли, другие отходили для тихой беседы к каменным скамейкам вокруг фонтана.
Кестрел обернулась и увидела Арина.
Его глаза были покрыты пленкой ярости, ладони сжаты в кулаки.
— Арин, — начала Кестрел, обеспокоенная, но взгляд Арина метнулся и остановился на какой-то точке в противоположной части комнаты.
— Там твои друзья, — произнес он.
Она проследила за его взглядом и увидела Джесс и Ронана, которые смеялись над чем-то, что сказал Беникс.
— Отпусти меня, — сказал Арин.
— Что? — переспросила Кестрел, хотя, собственно говоря, в помещении больше ни у кого не было свиты. Рабы, которые ходили между гостями, служили в качестве прислуги и принадлежали Айрексу.
— Иди к своим друзьям. Я не хочу здесь больше оставаться. Отправь меня на кухни.
Она глубоко вдохнула и кивнула. Арин развернулся на каблуках и вышел.
Кестрел тут же ощутила одиночество. Она не была к этому готова. Однако, когда она спросила себя, чего ожидала, перед ее мысленным взором встал образ того, как они с Арином вместе сидят на скамейке.
Кестрел подняла взгляд к стеклянной крыше — пирамиде фиолетового неба. Она увидела острый серп месяца и вспомнила, как Инэй советовала научиться принимать то, что изменить нельзя.
Она прошла через помещение к своим друзьям.
*
За ужином Кестрел ела мало, а пила еще меньше, хоть Ронан, который сидел справа от нее, старательно пополнял ее тарелку и бокал. Девушка была рада, когда унесли последнюю смену блюд и все перешли в соседнюю бальную залу: она начала чувствовать себя за столом, будто в заточении, а болтовню Ронана было слишком легко предсказать. Кестрел предпочитала слушать музыку. Даже в толпе она сможет получить удовольствие от танцевальной мелодии, которую играл флейтист. Она подумала, что Арин бы тоже ею насладился, если бы был здесь.
— Кестрел. — Ронан прикоснулся к ее длинной серьге, качнув ее. — Ты витаешь в облаках. Что так захватило твои мысли?
— Ничего, — ответила она и почувствовала облегчение, когда к ним подошел Беникс и потребовал, чтобы Ронан выручил его.
— Близняшки Рауль, — умоляюще произнес Беникс, бросая взгляд в сторону сестер, которые были точной копией друг друга. — Одна не станет танцевать без другой, Ронан, поэтому, если не возражаешь…
Ронан казался раздраженным.
— Что? — спросил Беникс. Переведя взгляд с Ронана на Кестрел, он пренебрежительно взмахнул рукой. — Мы втроем старые друзья. Кестрел может отпустить тебя на один танец.
Кестрел точно не стала бы возражать. Но она изобразила нерешительность, будто одновременно и согласна, и немного против, хотя на самом деле ей было все равно. Она сказала юношам, что найдет Джесс и укромный уголок, где они смогут обменяться сплетнями.
— Только один танец, — сказал Ронан Бениксу, и они прошли по зале к близнецам. Начался танец, но Кестрел не стала искать Джесс. Она выбрала себе стул в тени и села, прислушиваясь с закрытыми глазами к звукам флейты.
— Леди Кестрел? — произнес встревоженный голос.
Кестрел открыла глаза и увидела девушку, на которой было одеяние прислуги-геранки.
— Да?
— Пожалуйста, не пройдете ли Вы за мной? Возникла неприятность с Вашей свитой.
Кестрел встала.
— Что произошло?
— Он кое-что украл.
Кестрел поспешила покинуть залу, желая, чтобы прислужница передвигалась по вилле расторопнее. Должно быть, произошла ошибка. Арин был умен и слишком хитер, чтобы сделать что-то настолько опасное. Он не мог не знать, что происходило с геранцами-ворами.
Девушка провела Кестрел в библиотеку. Там собрались несколько мужчин: двое сенаторов, державших Арина за плечи, и Айрекс, лицо которого при виде Кестрел осветилось таким торжеством, будто он только что вытянул выигрышную карточку «Клыка и Жала».
— Леди Кестрел, — произнес он, — кого Вы привели в мой дом?
Кестрел взглянула на Арина, который упорно на нее не смотрел.
— Он не стал бы красть.
Она услышала в своем голосе отчаянные нотки.
Должно быть, Айрекс тоже их услышал. Он улыбнулся.
— Мы видели, — сообщил один из сенаторов. — Он пытался спрятать за пазухой вот это.
Он кивнул на книгу, которая лежала на полу.
Нет. Обвинение не могло быть истинным. Ни один раб не стал бы рисковать поркой, чтобы украсть книгу. Кестрел заставила себя собраться с мыслями.
— Вы позволите? — спросила она Айрекса, указывая на книгу подбородком.
Мужчина приглашающим жестом взмахнул рукой.
Кестрел наклонилась, чтобы поднять книгу, и Арин встретился с ней взглядом.
Ее сердце пропустило удар. Лицо Арина было искажено страданием.
Кестрел осмотрела закрытую книгу с кожаным переплетом. Она узнала заголовок: это был распространенный сборник геранской поэзии. В ее домашней библиотеке также было одно издание. Кестрел непонимающе держала книгу в руках, не видя в ней ничего, что стоило бы риска кражи, особенно отсюда, из библиотеки Айрекса, когда целям Арин могла бы послужить ее собственная.
В ее голове раздался шепот догадки. Она вспомнила вопрос, который Арин задал в экипаже. «Куда мы направляемся?» В его голосе прозвучало недоверие. Однако он знал, к кому они ехали. Сейчас Кестрел спросила себя: неужели в пролетавшем за окном пейзаже он узнал что-то, чего не узнала она? Мог ли его вопрос быть на самом деле не вопросом, а непроизвольными словами кого-то, на кого обрушилось внезапное понимание?