права. В его распоряжении, с апреля по август 1905 года, было пять месяцев, за которые он ничего не сумел предпринять, — ясно, что будь ему предоставлены вторые пять месяцев, армия по-прежнему продолжала бы бездействовать на сыпингайских позициях. Это, конечно, не был полководец, с которым русская армия могла бы выйти на победную дорогу.
Отрицательной величиной явился маньчжурский Пфуль — Харкевич — посредственный историк и еще более посредственный стратег, автор удивительного плана войны «под Барклая». Генерал Каульбарс имеет право на признательность энергичным подавлением смуты. Командующим армией он был посредственным, и то же можно сказать о Бильдерлинге. Большинство командиров корпусов и начальников дивизий были бесцветны и ничем себя не проявили. Совсем слабы Случевский, Засулич, Соболев, Фок; совершенно немыслим генерал Чичагов.
Из немногих отличившихся на первое место надо поставить генерала Гриппенберга. Он показал характер, достойный полководца. Человек с безупречной боевой репутацией, любивший свою армию и свое военное дело, он не смог вынести профанации победы. И характерным признаком упадочности той эпохи является осуждение, которое встретил поступок Гриппенберга в слишком многих военных кругах. Решительно стал на точку зрения Гриппенберга М. И. Драгомиров.
Хорошо себя зарекомендовал генерал Штакельберг. В первом своем деле при Вафангоу он был плох, но затем очень быстро выправился и при Сандепу действовал блестяще, выказав незаурядную силу воли. Яркую фигуру представлял и другой герой Сандепу — генерал Церпицкий. Следует отметить генерала Зарубаева, хорошего арьергардного начальника. Выдвинулся благодаря своему отличному начальнику штаба генералу Мартынову командир III Сибирского корпуса Н. И. Иванов, человек весьма ограниченного кругозора, не имевший данных стать полководцем. В штабах трех маньчжурских армий мы встречаем генерала Эверта, Рузского, Флуга и М. В. Алексеева, а в штабе наместника — генерала Жилинского, с которым нам, к сожалению, еще придется иметь дело.
Блестящую репутацию создали себе командиры полков — 18-го стрелкового — полковник Юденич, 1-го Сибирского — полковник Леш и 24-го Сибирского — полковник Лечицкий.
Всего было мобилизовано и отправлено на Дальний Восток, считая с гарнизоном Порт-Артура, 23 000 офицеров и 1 250 000 нижних чинов, из коих свыше трех четвертей приняло участие в военных действиях.
Из 870 000 человек, находившихся в строю маньчжурских армий, убыль составила 6593 офицера и 222 591 нижний чин. Чисто бюрократическая и ненаучная система статистики (где умершие от ран и болезней показаны в одной графе, очевидно, просто как «списанные с довольствия», а раненые и больные значатся в общей графе «эвакуированных») позволяет нам распределить потери по категориям лишь в круглых цифрах. Убито и умерло от ран: 1100 офицеров, 29 000 нижних чинов, ранено: 4000 офицеров и 95 000 нижних чинов. С гарнизоном Порт-Артура кровавые потери составят убитыми и умершими от ран: 1300 офицеров, 36 000 нижних чинов; ранеными: 4000 офицеров и 119 000 нижних чинов.
Бросается в глаза огромное количество «исключенных за физической негодностью» — 52 340 человек — четвертая часть всей убыли. Это личный состав трех дивизий или убыль от большого сражения. Людей отрывали от семьи и занятий, одевали, снаряжали, довольствовали, везли на край света и там убеждались, что они не годны к службе! Их лечили, свидетельствовали, браковали, отправляли назад. И это тогда, когда на одноколейной Сибирской дороге приходилось дорожить каждым местом. Одно довольствие этой инвалидной армии поглотило несметные деньги. Виновны воинские присутствия, небрежно относившиеся к ответственнейшему делу пополнения; еще более виновны центральные органы военного ведомства, требовавшие от местных органов излишнюю спешность. Корень же зла — милютинский Устав 1874 года с его антигосударственными «льготами по семейному положению» и абсурдной системой жеребьевки, благодаря которым армия засорялась физически негодным элементом. Мы видели причины, по которым в строй действовавших войск были поставлены «бородачи» — запасные старших сроков. Продолжив срок пребывания в запасе, генерал Банковский в свое время не озаботился ввести различные категории, разряды запаса, а спешка, с которой велась мобилизация первых четырех европейских корпусов, затрудняла отбор.
При всей своей тяжеловесности и отсутствии боевого задора эти запасные долг свой перед Родиной выполнили честно. В наскоро импровизированных псевдосибирских корпусах Казанского округа, сплошь состоявших из запасных, вначале случались неустойки, но качество их по мере обстрелянности повышалось с каждым сражением. 54-я дивизия — «орловские рысаки Ляояна» — геройски прикрывает отступление своей армии под Мукденом.
Высокое качество личного состава русской армии в эту тяжелую годину ярко сказывается в том, что весною 1905 года из полков, оставшихся в России, отправилось на войну добровольцами 40 000 солдат. Они знали, на что шли; слухи о кровавых потерях и жестоких поражениях не поколебали их сердец. Будь вместо Линевича Гурко, вместо Куропаткина — Скобелев, чего бы они не сделали с такими войсками!
Еще рельефнее сказывается доблесть войск ничтожным количеством пленных. Почти все 27 000 пленных маньчжурских армий — жертвы мукденского хаоса, за который войска совершенно не ответственны (наоборот, можно лишь удивляться сравнительно незначительному числу пленных в сравнении с огромным кровавым уроном этого жестокого поражения). В десятидневном сражении на Шахэ мы потеряли 44 000 убитыми и ранеными, но японцы взяли всего 500 пленных (1 процент всех потерь). В сражении при Ляояне все трофеи армии генерала Оку, лишившейся 7500 человек убитыми и ранеными, составили 13 пленных русских рядовых — какое еще нужно свидетельство геройским полкам 1-й и 9-й Сибирских дивизий?
Остальные пленные: 23 000 защитников Порт-Артура — остатки сухопутного гарнизона, 5000 сахалинских вояк, 11 000 моряков трех наших тихоокеанских эскадр, несколько тысяч замертво подобранных на полях сражений.
Нами потеряно в боях 158 орудий, а взято 16 (14 на Путиловской сопке, а 2 — дань, взятая с японцев за Мукденскую победу Елецким полком). Японцами взято два знаменных древка, но лент и полотнищ они не получили. Ни одного знамени нами потеряно не было.
Многочисленны и прекрасны подвиги русской пехоты. Вспомним, как заслужил свое георгиевское знамя 11-й Сибирский стрелковый полк под Тюренченом, вспомним 5-й полк, схватившийся со всей армией Оку на Цзиньчжоу, в бою, где три русских батальона пригвоздили к месту три японские дивизии на весь день. Геройский полк, помимо всей неприятельской армии, боролся еще с неприятельским флотом. О стойкость Барнаульского полка разбился порыв неприятеля при Дашичао, зарайцы под Ляояном гнали штыками японскую гвардию четыре версты без передышки… Иностранные агенты, видевшие нашу пехоту (и сами японцы), отзываются о ней с величайшим уважением.
Нашей пехоте пришлось переучиваться под огнем. Сибирские полки уже к началу ляоянских боев усвоили новую тактику, прибывающим из Европы приходилось расплачиваться за рутину в первых своих боях. Чрезвычайно вредила привычка старших начальников командовать ротами и батальонами, забывая про полки и дивизии.
Конница действовала в общем очень слабо. Она была