и от обычных винтовок подойдут. Да только напрасно всё это, — неожиданно закончил он.
— Как это напрасно? — растерялся урядник.
— А так. Не дадут моим задумкам ходу.
— Чего это не дадут? — снова не понял толстяк.
— Для этого в столицу ехать надо да особой комиссии всё показывать. А для того в той комиссии надо покровителей найти. А иначе ещё на пороге по шее надают, — грустно усмехнулся Мишка.
— Это верно, — нехотя согласился урядник.
— Ну и ладно. Ишь чего удумал, в столицу ехать, — неожиданно заворчала Глафира.
— Да кто меня туда пустит, — отмахнулся Мишка, про себя добавив: «Без намордника».
— А давай ты свои задумки тут сделаешь? — вдруг предложил урядник. — Для нас. Для полиции. В депо я договорюсь. Бог с ней, с комиссией. Нам бы тут своих людей сберечь. Заодно и узнаем, как задумки твои работать станут. А мастерская в участке и так твоя. Без тебя туда и не суётся никто, — закончил толстяк со странной усмешкой.
— А чего так? — не понял парень. — Ключи вроде у дежурного есть.
— Так майор наш там и не был никогда. Неинтересно ему. Я не хожу, потому как в твоём деле ни уха ни рыла не смыслю. А остальные не рискуют. Знают, что у тебя там в особом порядке всё уложено и кроме тебя самого в тех механизмах и разобраться некому. Да и неправильно это — в чужое хозяйство без спросу лезть. Так что мастерская та за тобой и числится.
— Ну и хорошо. Вот на ноги встану, и попробуем, — чуть подумав, решительно кивнул парень.
* * *
С того разговора прошло три с половиной недели. Синяки сошли, и рана на лбу почти зажила. Остался лишь свежий широкий шрам, пересекавший лицо парня от уголка левой брови к краю волосяного покрова справа. Кто и как умудрился так выстрелить, Мишке выяснить не удалось. Озверевшим казакам было не до таких мелочей. После того как отёки пропали, Мишка первым делом кинулся проверять зрение.
На его удачу, всё прошло без последствий. Хотя голова иногда крепко болела, но по заверению врача, со временем и это должно было пройти. А в самих болях ничего удивительного не было. Как ни крути, а после такой контузии вообще мозги могли через уши выскочить. Если б были. Именно так Мишка про себя и закончил этот разговор. И вот теперь, стоя перед верстаком в своей мастерской, он пытался сделать из дерьма конфетку.
А если быть точным, переделать стандартный карабин в полуавтоматическую винтовку. Одну единицу стандартного оружия ему выделил из своих запасов урядник, пообещав всемерную помощь. Он даже отыскал где-то кучу готовых пружин разного диаметра и длины. Выточить скользящий затвор было несложно. Гораздо сложнее оказалось сделать затворную коробку и фиксатор.
За образец парень решил взять пистолетный затвор из своего прошлого. Простой, надёжный как молоток, а главное, не длинный. Возни было много. Всё приходилось подгонять вручную. Благо оставленные Саввой инструменты для подобных дел вполне подходили. Аккуратно проточив боковой паз, Мишка отложил в сторону надфиль и, раскрутив тиски, принялся примерять затвор к коробке. Тихо лязгнув, тот мягко встал на место.
— Наконец-то, — радостно выдохнул парень и, потянувшись, задумчиво посмотрел на печку.
Пить в мастерской чай перед началом работы стало для него чем-то вроде ритуала. Но едва он успел зачерпнуть воды из небольшого ведра, как на лестнице загрохотали шаги. Кто-то спускался так, что рисковал свернуть себе шею. Моментально насторожившись, Мишка отставил кружку и шагнул к двери. В ту же секунду на пороге возник молоденький рядовой. Мишка знал его. Это был Ленкин сосед, так что, едва разглядев растерянные глаза парня, Мишка понял: что-то случилось.
— Говори, — разом осевшим голосом приказал он.
— Ленку твою хунхузы убили. Она с нашей Светкой по ягоду пошла, вот их обеих и… — голос полицейского дрогнул, и он замолчал, пытаясь справиться с эмоциями.
— Где? — последовал короткий вопрос.
— У болота. За серым ручьём. Миша, я с тобой пойду.
— Ты на службе, приятель. А Танюшка где? — вдруг вспомнил Мишка про дочку любовницы.
— Так у нас, — развёл полицейский руками. — С нашими малыми играет. Что ж теперь с ней станет-то, Мишка? Ленка ж сирота круглая. И у Танюшки, выходит, теперь нет никого.
— Я есть, — отрезал Мишка и, развернувшись, внимательно осмотрел мастерскую.
«Печка закрыта, на верстаке всё пусть так и лежит. Потом разберусь. Лампу погасить, и в деревню». Спустя три минуты он быстрым шагом двигался в сторону Ленкиного дома. Попадавшиеся навстречу прохожие здоровались и, остановившись, провожали его сочувственными взглядами. В посёлке скрыть что-то было практически невозможно. Так что их с Ленкой отношения были, что называется, достоянием общественности. Но самому Мишке на это было наплевать, а Ленка, будучи вдовой, имела некоторые права, которых у мужних жён отродясь не бывало. Да и сами обыватели к подобным вещам относились с пониманием.
Проходя мимо своих ворот, Мишка на мгновение притормозил и, чуть подумав, решительно толкнул калитку. Быстро обойдя дом и все хозяйственные постройки, он понял, что тётка уже куда-то унеслась, и, махнув рукой, отправился дальше.
В соседнюю деревню он вошёл спустя ещё полчаса. Не заходя в дом погибшей вдовы, он дошёл до дома полицейского и, постучав в калитку, окликнул хозяев.
Вышедшая на стук усталая, ещё не старая женщина, увидев его, только тихо всхлипнула и распахнула калитку. Войдя, Мишка коротко поклонился и, вздохнув, спросил:
— Танюшка у вас?
— Здесь, — кивнула женщина, утирая глаза кончиком платка.
— Я забрать её пришёл, — решительно заявил Мишка.
— Неужто примешь сироту? — ахнула женщина.
— Я и сам сирота. А девчонка не объест. Вырастим, — отрезал парень.
— Приведу, — испуганно кивнула женщина.
Чего она вдруг испугалась, Мишка так и не понял. Спустя некоторое время, женщина за руку вывела весело улыбающуюся девчушку пяти лет. Подхватив её на руки, парень погладил девочку по голове и, улыбнувшись одними губами, тихо спросил:
— Пойдёшь ко мне жить, Танюша?
— А мамка?
— А она на соседнюю станцию поехала. Вот я за тобой и пришёл, — выкрутился Мишка, не зная, как сообщить такой малышке, что её матери больше нет. — Так что, пойдёшь?
— Пойду, — подумав, кивнула малышка.
— Вот и слава богу, — выдохнул парень с неожиданным облегчением.
Кивнув женщине, он развернулся и с ребёнком на руках вышел на улицу. Покосившись на Ленкин дом, он так и не смог заставить себя войти туда сейчас. Слишком свежи ещё были воспоминания. Вернувшись к своему дому, он прошёл во двор и, опустив девочку на землю, с улыбкой предложил:
— Ну, входи. Теперь это и твой дом.
Но