Вчитываясь в переписку посадничьей семьи, мы за строками берестяных писем хорошо разглядели, чем жили и как богатели вершители судеб Новгородской республики. Земля, владение землей, эксплуатация крестьян — вот основа благополучия и власти новгородского боярства. В грамотах Мишиничей-Онцифоровичей нет ни слова о заморских товарах, пот-ому что торговля в боярском хозяйстве не играла определяющей роли. Но за строками берестяных писем мы можем увидеть и иную картину — Новгород, одиноко стоящий посреди обширной равнины, лишенной или почти лишенной других центров городской жизни. Вся эта необъятная территория служила основой одному городу, который и года не просуществовал бы, будучи оторванным от своей сельскохозяйственной округи.
Если отдельную боярскую усадьбу можно сравнить с сотами громадного улья, а все городское посадничье хозяйство — с ульем, то боярский Новгород — это чудовищных размеров пасека, соты которой непрерывно наполнялись медом, собранным с бескрайних полей и лугов Новгородской земли. Новгород не мыслим только в пределах его городских валов. Поэтому, обращаясь к другому образу и сравнивая расцвет культуры Новгорода, его историческую роль в судьбах России, его военные успехи с видимой отовсюду зеленой кроной могучего дерева, мы будем помнить, что это дерево собирало соки со всех концов Новгородской земли.
Письма Онцифора
Этих писем два. Одно, получившее номер 354, найден последним в сезоне 1958 года. Другое — грамота № 358 — первым в сезоне 1959 года. Они могли быть найдены в один день — так близко друг к другу пролежали они шестьсот лет в земле, — если бы не необходимость прекращать раскопки на зиму. Мы просто прочтем их, чтобы поближе познакомиться со, знаменитым государственным деятелем и реформатором боярской республики. Ведь в письмах человека так или иначе отражается его характер, а характер Онцифора" Лукивича всегда будет интересовать историков
Грамота № 354 сохранилась целиком. Она исписана с обеих сторон. Содержание письма не уместилось в восьми строках, и Онцифор Лукинич, перевернув лист бересты, дописал конец своего послания на оборотной стороне.
«Челомбитие ко госпожи матери от Онсифора...»
Онцифор бьет челом своей матери, вдове погибшего на Двине Луки. Мы не знаем ее имени.
«...Вели Нестерю рубль скопити да ;ити к Июрлю к су-кладнику...»
Мать Онцифора должна приказать какому-то Нестору «скопить» рубль. Рублем в XIV веке была значительная сумма денег. Если выразить ее в серебре, то это будет примерно 170 граммов. Нестору нужно было собрать эту сумму и идти к Юрию. У Онцифора был сын Юрий, но при жизни Онцифора он, по-видимому, оставался еще маленьким мальчиком: ведь впервые как самостоятельный деятель новгородской истории он упоминается только в 1376 году. Впрочем, уже в следующем слове письма Юрий называется «суклад-ником». Такой термин в древней Руси означал мастера, делающего сталь. Вероятнее, однако, другое толкование этого слова. Приставка «су» могла быть идентичной приставке «съ». Например «суклетником» назывался сожитель по келий, но также грамотно можно 'было передать это понятие в форме «съклетник». Если такое сопоставление правильно,- то- в письме Онцифора имеется ,в виду его «съкладник» Юрий, то есть совладелец какого-то земельного угодья, в котором Он-цифору и Юрию принадлежали разные участки, «жеребьи».
«...Молися ем, чтобы конь купил. Да иди с Обросием к Степану, жеребий возмя, или возмет рубль, купи и другий конь...».
Онцифору, находящемуся где-то вдали от Новгорода, нужно, чтобы в его отсутствие были куплены два коня. Одного Нестор должен купить за рубль при помощи Онцифорова складника Юрия, а второго сама мать вместе с Обросием пусть купит у Степана за другой рубль или за какой-то жребий. Поскольку так назывался земельный участок в долевом землевладении, можно думать, что Степан был еще одним складником Онцифора.
«Да прошай у Юрия полтини, да купи соли с Обрысием...»
Снова упоминается Юрий, на этот раз как возможный кредитор. У него нужно попросить денег на покупку соли. И снова назван Обро-сий, который, по-видимому, был новгородским ключником Онцифора.
«...А михи и серебра не добудеть до пути, пошли с Нестером сим...».
В этой короткой фразе несколько интересных деталей. Во-первых, становится очень ясным термин «скопить рубль», употребляемый в начале письма. Дело в том, что во времена Онцифора, в XIV веке, новгородцы не пользовались монетами. Чеканить монету в Новгороде начали лишь в 1420 году. Крупную торговлю, в которой денежные суммы исчислялись рублями, тогда обслуживали тяжелые слитки серебра узаконенного веса. А вот каким образом новгородцы выходили из положения, когда нужно 'было сделать мелкую покупку, историки и нумизматы спорят до сегодняшнего дня. Что употреблялось взамен мелкой монеты — один из самых сложных вопросов истории русских денег XIII—ХДУ веков. Понятно, что когда мы встретились с выражением «скопить рубль», мы встретились и с этим сложным вопросом. Ведь «скопить» рубль можно лишь из чего-то, что заменяло монеты в ту пору, когда их еще не чеканили. Оказывается, скопить рубль можно было и серебром, и мехами. Вероятно, серебро было в виде обломкоз украшений и утвари или ненужных вещей, а мехов нужно было собрать на равноценную сумму.
Если эти деньги не удастся собрать «до пути», то есть до установления зимнего или летнего пути, то, когда дороги наладятся, пусть их привезет Нестор. Нужно полагать, что на тот случай, если деньги будут собраны раньше, Онцифор надеется получить их одновременно с конями и солью, ожидая к себе Обросия. Очевидно, что письмо написано в распутицу, весной или осенью, когда дороги .раскисли от грязи и стали непроезжими для обоза. А что Онцифор ждет к себе обоз из Новгорода, видно из следующих слов его письма:
«...Да пошли 2 кози корякулю пятен, полъсти, веретища, михи и мед-ведно...»
Ну, разумеется, письмо написано осенью. Онцифор просит мать прислать ему теплые зимние вещи. Пусть мать отправит к нему «мед-ведно» — медвежью шкуру, «михи» — меха, «веретища» — какие-то одежды, мать сама знает какие, «полъсти» — войлочные' ковры. И — самое трудное место в письме !— «2 -кози корякулю пятен».
На первый взгляд, это место письма как будто вполне понятно: «две кожи пятнистого каракуля». Однако такое толкование сразу же натолкнулось на препятствие. Хорошо известное всем слово «каракуль», то есть дорогой мех среднеазиатского барашка, происходит от местности Каракуль возле Бухары и по своему значению, казалось бы, призвано стоять в нашем письме рядом с мехами, медвежьей шкурой и войлочными коврами. Однако в русском языке такого слова нет до очень позднего времени. Его не найти, например, в словаре В. И. Даля. А в языках народов Средней Азии, знающей каракулеводство с X века, каракуль назывался иначе. Может быть, слово «каракуль» в теперешнем значении употреблялось в русском языке изредка и в более раннее время,, даже в XIV веке, но подтвердить это предположение нечем.
Возможно другое объяснение. В русском языке «каракулой» называется караковая, то есть темно-гнедая, почти вороная лошадь. «Кара-кулами» также назывались черные пятна у вороной лошади. А «козой» в некоторых диалектах русского языка называют мешок из шкуры, снятой с животного целиком или, как говорят, «дудкой». Не просит ли Он-цифор прислать ему два таких мешка из караковых лошадиных шкур, которые в древности могли выполнять роль современных чемоданов или баулов. Если это так, что в общем мало вероятно, то нелегко представить себе человека, поднимающего чемоданы величиной с доброго коня.
Над Онцифоровыми «корякулями» еще потрудятся лингвисты и историки. Однако нам пора продолжить чтение его письма.
«...Вели у Максима у ключника пшенки попрошати. И диду молися, чтобы ихалы в Июриев монастир пшенки попрошал, а сди ее не надийся».
Это заключительная фраза Онцифорова письма, конец которого весь посвящен поискам «пшенки», пшенной крупы. Скажу откровенно: когда грамота N° 354 была дочитана до этих слов, у всех участников экспедиции возникло сомнение, тот ли' это Онцифор. Знаменитый государственный деятель, богатейший новгородский землевладелец — и вдруг разослал всю свою семью и челядь искать «пшенку»! И к Максиму-ключнику нужно за ней толкнуться. И деду неплохо бы собраться да сходить в Юрьев монастырь — может, там не откажут? Наверное, имен-но из-за этих сомнений первое письмо Онцифора Лукинича не включили даже iB предварительную журнальную публикацию грамот 1958 года, в которой изданы куда менее значительные документы.