– Это было очень глупо.
Данн-старший кивнул:
– Так же глупо, как дверь-банка.
Маркус хорошо помнил эту историю. Ему тогда было всего шесть лет, однако он был чрезвычайно упорен. Весь вечер они с отцом спорили по поводу того, может ли дверь бьть банкой. Отец терпеливо демонстрировал сыну словарь. Маркус прочел все определения, а наутро пришел и разрисовал дверь отцовского кабинета.
– Видите? – заявил он, указывая на свое творение. – Вот теперь дверь может быть банкой. – В центре массивной двери, ведущей в кабинет отца, он изобразил большую белую банку с джемом.
Тогда его отец расхохотался. Это был заразительный смех, чудесно отозвавшийся в глубинах его души. Сейчас он совершенно изгладился из памяти Маркуса.
Урия Данн с улыбкой вздохнул:
– Я получил урок, который никогда не забуду.
– Вы тогда поняли, что у детей есть своя особенная логика, куда более последовательная, чем логика взрослых.
– Совершенно верно. Понимание этого очень помогало мне на протяжении многих лет.
– Вы долгое время не разрешали стирать с двери тот рисунок, – проговорил Маркус, вспоминая о том, какая гордость охватывала его всякий раз, когда он входил в кабинет с разрисованной дверью.
– До тех пор, пока рисунок совсем не исцарапался и стал практически незаметен.
Маркус кивнул, удивившись тому, что это воспоминание доставило ему такое удовольствие. Его глаза встретились с глазами отца, и на минуту между ними возникло что-то общее. Почувствовав внезапный прилив сыновьей любви, такой нежданной и чуждой для него, Маркус вздрогнул и отвел взгляд.
Кэт застонала.
Маркус вскочил со стула и подошел к кровати.
– Боюсь, мы ее тревожим.
Урия Данн тоже встал.
– Так или иначе, но мне нужно идти. Без помощи Кэтрин дел в приюте будет невпроворот.
Маркус пропустил последние слова мимо ушей.
– Я очень огорчен произошедшим, сэр. – Он понимал, что извиняется не только за доставленные отцу тревоги.
– Кое-что не поддается контролю, Маркус. Например, решимость Кэтрин, – ухмыльнулся Данн-старший. – Мне нужно будет придумать, как объяснить сотрудникам приюта внезапное ее исчезновение.
– Может быть, стоит сказать, что она навешает больную подругу. – предложил Маркус.
Урия Данн кивнул.
– Думаю, это подойдет. – Водрузив на голову шляпу, он взял трость. – Хорошенько заботься о ней, Маркус. Она особенная.
– Кажется, я начинаю понимать это, сэр.
Глава 14
Кэтрин проснулась от соблазнительных запахов масла и меда. Ее пустой желудок заурчал. Она услышала, как кто-то приближается к ней по застланному ковром полу, и открыла глаза.
– Полагаю, это вернет вас к жизни, – весело произнес Маркус, устанавливая на столике возле кровати поднос с кружкой и двумя дымящимися мисками.
Его темные волосы были перехвачены сзади тонким кожаным шнуром. Он был одет в простую белую рубашку и облегающие коричневые панталоны.
В голове у Кэтрин все еще мелькали какие-то смутные образы, и она с трудом различала сон и реальность. Однако сегодня девушка чувствовала себя значительно лучше, чем накануне.
– А где же ваш компаньон? – ее голос прозвучал довольно язвительно.
– Там? Он вышел, я попросил его купить для вас какую-нибудь одежду.
Глаза Кэтрин удивленно распахнулись, а ее руки зашарили под покрывалом. Она была абсолютно нагая!
– Не стоит так смущаться, Кэт. Мне и в голову не пришло воспользоваться этой ситуацией.
Значит, она показалась ему недостаточно соблазнительной?
Озадаченная подобным поворотом событий, Кэтрин зло пробормотала:
– Где моя одежда?
– Вы имеете в виду то кошмарное платье горничной?
Она кивнула, и в ту же секунду ее голову пронзил новый приступ боли. Подняв руки ко лбу, она осторожно ощупала повязки, пытаясь понять, что же с ней произошло.
– Отец уже вернулся в Андерсен-холл, – оповестил девушку Маркус.
Кэтрин разинула рот:
– Директор Данн был здесь?
Взяв ложку, Маркус помешал кашу.
– Конечно, он приходил сюда, чтобы удостовериться, что вы хорошо устроены.
– И оставил меня здесь? – вскрикнула Кэтрин.
«Голой и наедине с вами?» – мелькнуло в ее голове.
Маркус присел на постель, и Кэтрин пришлось отодвинуться, чтобы не съехать по кровати в его сторону.
– У вас серьезная травма, Кэт, поэтому какое-то время вам нужно соблюдать покой. Кстати, отец с этим согласился.
– Он действительно приходил сюда? – недоверчиво переспросила она.
– Он оставил вам записку, – Маркус покачал головой, – на тот случай, если вы мне не поверите.
Выдвинув ящик прикроватного столика, он извлек оттуда листок бумаги и протянул его Кэтрин, терпеливо ожидая, пока она возьмет письмо.
Но вот какая незадача: взять записку Кэтрин могла, только высунувшись из-под одеяла!
Немного помедлив, Маркус с улыбкой развернул письмо и поднес его к лицу Кэтрин. Глаза девушки все еще болели, но, несмотря на это, она все же смогла прочитать несколько строк, написанных столь знакомым ей неровным почерком.
Моя дорогая Кэтрин,
Благодарение небу, ты цела. Я навестил тебя и удостоверился, что ты хорошо устроена и получаешь наилучший при данных обстоятельствах уход.
Ты наверняка будешь очень смущена, но Маркус все тебе объяснит. Без колебаний предоставь ему такую возможность.
Молюсь о твоем скорейшем выздоровлении.
Твой Г. У. Данн
Кэтрин нахмурилась. Директор Данн считает, что она не дает Маркусу оправдаться. А ведь она неоднократно предоставляла его сыну подобную возможность, просто он каждый раз терпел фиаско.
– Это письмо почти ничего не проясняет, – пробурчала Кэтрин, желая, чтобы Урия Данн не был так слеп в отношении собственного сына. – Я так и не поняла, почему он оставил меня здесь.
– Вы полагаете, что поездка в тряском экипаже или, и того лучше, на скачущей галопом лошади пойдет вам на пользу? А может, вы предпочтете пройти весь путь до Андерсен-холла пешком?
При одной только мысли об этом у Кэтрин закружилась голова. Маркус сунул письмо обратно в ящик.
– Писать подробнее было бы неблагоразумно, поэтому отец понадеялся на мой дар убеждения.
В голове Кэтрин зазвенел тревожный колокольчик. Она в ловушке! Без одежды, абсолютно беспомощная, наедине с мужчиной, с которым ни за что не стала бы даже встречаться. «То есть которому не стала бы доверять», – мысленно уточнила она.
Тем временем Маркус поставил на колени Кэтрин поднос и снял накрывавшую его салфетку.
– У вас два дня и крошки во рту не было. Поешьте, и вы почувствуете прежнюю бодрость.